Страница 15 из 17
Стекло глушило голоса, а боязнь выдать себя и скомпрометировать Беатрис мешали Францу нормально следить за происходящим, но, судя по врученному конверту и всему тому, что произошло следом, все и так не требовало пояснений. Муж Беатрис, ее законный муж не избежал смерти, ему просто повезло чуть меньше, чем немцу, который был бы мертв, если бы не девушка.
Видя, как Беатрис падает, Майер с трудом заставил себя стоять на месте, вцепившись рукой в перекладину на окне. Впрочем, гонец оказался проворен, унося девушку вглубь дома и лишая немца возможности наблюдать. Он отошел от окна, привалился спиной к стене и задумчиво посмотрел перед собой. Сейчас он понимал, что должен быть с ней рядом, ведь больше у нее не осталось никого. Франц подумал о муже Беатрис, об Адриане, которого он никогда не видел, о котором ничего не знал. Сейчас почему-то стало совестно за то, что он остался жив, в то время как этот неизвестный ему французский солдат сложил голову на войне, оставив жену и еще не рожденного ребенка совсем одних. Теперь Майер ответственен за них перед ним, и если уж судьбе было угодно сохранить ему жизнь, он посвятит ее заботе о той, кто была так добра, и воспитает ее ребенка как своего.
За этими размышлениями он едва не пропустил момент, когда скрипнула входная дверь, и военный гонец попрощался с француженкой, садясь на велосипед и отправляясь в обратный путь. Едва он спустился с хутора, Франц поспешил в дом, успев лишь заметить, гаснущий взгляд Беатрис, которая была бледна как смерть. Осторожно перехватив ее на руки, он отнес ее в постель, нашептывая что-то ласковое.
Потрясение было сильным, поэтому следующие несколько дней девушке пришлось провести в постели, а Франц, тем временем, выяснив положение дел, понял, что оставаться тут им больше нельзя. Вернуться в Германию, где его вполне могли арестовать как дезертира, они тоже не могли. Оставалось лишь нырять в неизвестность и пытаться добраться до Бельгии. Риск был велик, учитывая, что любой военный патруль взял был Майера в оборот, едва услышав его произношение. Но ждать было нельзя: срок появления малыша на свет неумолимо приближался.
Как только Беатрис стало лучше, они собрали нехитрые пожитки и отправились в путь. В окрестностях не было лошадей, так что первые пару дней пришлось идти пешком, делая частые остановки на отдых. К концу второго дня они вышли к небольшой деревушке, где Францу на медальон, подаренный сестрой перед уходом на войну, удалось купить у старого кузнеца лошадь и телегу. С ними дело пошло веселее. Погода в мае радовала сухим теплом и отсутствием дождей. Но близ коммуны Монмеди их ждало испытание. Дорогу им преградил полк солдат, которых командировали на фронт с севера. Франц, шедший рядом с телегой, благоразумно молчал, давая возможность говорить девушке.
— Добрый день…мсье, мадам. Куда вы направляетесь совсем одни? — задал им вопрос молодой офицер, глядя на внушительный живот Беатрис. Потом он вопросительно уставился на Франца, придерживая винтовку рукой и готовый в любую минуту ее применить. Немец, надвинув шляпу посильнее на глаза, лишь сделал руками жест, показывая на уши и рот.
— Мадам, ваш муж не понимает или не слышит меня? — решил сперва уточнить солдат, не спуская с немца заинтересованного взгляда.
Несколько дней Беатрис переживала потрясение. Казалось бы, все в порядке, но стоило ей подняться, как ноги подгибались, отказываясь нести хозяйку. В итоге, де Валуа провела в постели пять дней. Все это время, стоило Францу оказаться подле нее, девушка сразу просила забрать ее, увезти, как можно скорее и дальше. От людей, войны, жестокости и излишней заботы. Беатрис не знала, сдался ли Франц на ее уговоры или сам хотел уехать, но через неделю они уже были в пути. Девушка до сих пор не могла поверить счастью, что они успели до того, как Марсель прислал ей охрану и врача. Впрочем, последнего можно было и вовсе не ждать — врачей не отпускали с поля боя.
Пешком пришлось идти долго — путь, который Франц в одиночку проделал бы за день, беременная Беатрис проделала за почти три. Но дальше, с лошадью и телегой, стало легче. Француженка, почти все время проводящая на сене, часто напевала французские песенки. В день, когда на пути встретился полк солдат, Беатрис так же сидела на телеге, свесив ноги и улыбаясь теплу и солнцу. Конечно, испуг отразился на красивом лице, но девушке удалось с собой справиться, по большей части. Молодой офицер, обратившийся к ним, был не намного старше самой Беатрис. Девушка положила одну руку на свой живот и, слегка улыбнувшись, посмотрела в серо-голубые глаза француза.
— Здравствуйте, офицер. Мой муж — глухонемой, к счастью. То есть… — де Валуа опустила взгляд, щеки ее зарумянились. При взгляде на смущенную беременную девушку нельзя было не улыбнуться. — К счастью для меня… Вместо войны он рядом. В моем положении и учитывая обстановку вокруг…
Беатрис подняла взгляд пронзительно зеленых глаз и мягко улыбнулась солдатам.
— Вы идете на Верден? Мы уехали оттуда… Деревню разорили немцы, в живых, кажется, никого не осталось… Мы были в соседней деревне в это время. Вестимо, Господь бережет наше не рожденное еще дитя…
Де Валуа замолчала и, погладив живот, снова посмотрела на офицера. Франц, стоявший предусмотрительно рядом, никак и ничем не выказывал, что слышит разговор, блуждая взглядом из-под шляпы в стороне и не вызывая лишних подозрений.
— Скажите, офицер… А вы очень спешите? — голос Беатрис дрогнул, она снова смущенно потупилась, теребя пальчиками край шали. — Может…может вы могли бы…могли бы проводить нас? Я знаю, что вы не можете тратить время на каждых прохожих на вашем пути, но сейчас так страшно… Мы с мужем думали, думали, что в Бельгии должно быть спокойнее… Хотим попытаться до нее добраться.
Хочешь, чтобы в твою ложь поверили? Добавь в нее правды. Полный надежды смущенный взгляд хрупкой беременной женщины растрогал если не командующих полком, то их первых помощников. Ребенок, словно только что проснувшийся и потребовавший внимания, толкнулся в животе, и Беатрис негромко охнула. Надо отдать должное выдержке Франца, не шелохнувшегося в ее сторону.
Спектакль для военных был разыгран мастерски, да и грех было не поверить беременной женщине, которая спасалась бегством. Единственные выжившие в приграничной с немцами территории…все выглядело как нельзя логично. Услышав просьбу девушки, офицер кашлянул, смущенно отводя взгляд. Естественно, он должен был ей отказать, они спешили на передовую.
— Простите, мадам, мы бы рады, но мы торопимся… — словно желая хоть что-то сделать, он достал из рюкзака сверток и протянул девушке. — Вот, возьмите, тут немного свежего хлеба и сыра… Недалеко есть деревенька, там будете затемно и сможете отдохнуть. Там безопасно, — поспешил заверить их офицер и, поклонившись, возглавил шествие. Франц подождал, пока люди скрылись за поворотом, и сжал руку девушки.
— Обошлось… Ты была на высоте… Слава богу, он не решил выделить нам сопровождение. Притворяться глухонемым очень нелегкая задача, — он тихо рассмеялся, почесав отросшую за время пути светлую бороду.
Как и обещал офицер, остаток пути они проделали без приключений, и уже ночью въехали в маленькую деревушку. Тут из местных жителей осталось всего несколько старух, так что одна из них с радостью пустила путников на ночлег и приготовила лукового супа — больше в военное время хвастаться перед гостями было нечем. Однако для Франца, которому снова пришлось играть роль немного, старуха припасла где-то бутылочку бургунского, которой тот был искренне рад, и наградил хозяйку широкой улыбкой. Укладываясь спать в комнате на втором этаже старенького дома и обнимая Беатрис, чтобы та не замерзла, сзади, немец тихо шепнул:
— Осталось совсем немного…через неделю мы пересечем границу, а там найдем тихое место, где тебе будет хорошо. Не волнуйся ни о чем, — Майер не говорил девушке, которая впервые за все время стала весела и спокойна, о том, что очень переживает, как им придется на новом месте. О бельгийцах и их не особой любви к чужакам он слышал, но надеялся, что положение Беатрис даст им шанс найти себе уголок. Работы и трудностей он не боялся, ради Беатрис он был готов терпеть все, что угодно. Но он шепнул ей на ухо лишь то, что повторял каждую ночь: