Страница 25 из 42
Церковь Нотр-Дам была украшена с беспримерным великолепием. Бархатные драпировки, усеянные золотыми пчелами, спускались от свода до самого пола. У подножия алтаря стояли простые кресла, в которые император и императрица должны были сидеть до коронации. В противоположном конце церкви, между колоннами, поддерживающими фронтон, своего рода монумент в монументе, на возвышении из двадцати четырех ступеней стоял огромный трон, ожидающий коронованного императора и его супругу. Так было заведено и по римскому и по французскому обряду: монарх поднимался на трон лишь после коронации.
Ждали императора и прождали его долго. Наполеон выехал из Тюильри в карете, отделанной зеркалами, увенчанной золотыми гениями, держащими корону, – известной во Франции карете, с тех пор всегда узнаваемой парижанами, когда они видели ее вновь во время других церемоний. Он был облачен в одежды, задуманные великим художником того времени и весьма похожие на костюмы шестнадцатого века: на нем был ток с пером и короткая мантия. Облачиться в императорское одеяние ему предстояло в архиепископстве, перед входом в церковь. Сопровождаемый конными маршалами, предшествуемый великими сановниками в каретах, он медленно продвигался по улице Сент-Оноре, набережной Сены и площади Нотр-Дам среди возгласов народа, восхищенного видом своего любимого генерала, превратившегося в императора, будто совершил это не он, с его бурными страстями и воинским героизмом, а взмах волшебной палочки.
Прибыв к уже описанному портику, Наполеон вышел из кареты, вошел в архиепископство, взял там корону, скипетр, императорскую мантию и направился к церкви. Рядом несли большую корону в форме тиары, сделанную наподобие короны Карла Великого. В эти первые минуты на Наполеоне была корона цезарей, то есть золотой лавровый венец. Все любовались его лицом под золотым венцом, прекрасным, как античная медаль.
Войдя в церковь при звуках наполняющей ее музыки, он преклонил колени, а затем направился к креслу, которое должен был занять. И церемония началась. Корона, скипетр, меч и мантия были возложены на алтарь. Папа начертал на лбу, руках и кистях императора полагающиеся помазания, затем благословил меч, которым его опоясал, скипетр, который вложил ему в руку, и подошел взять корону. Следивший за его движениями Наполеон взял корону из его рук, без резкости, но решительно, и сам возложил ее себе на голову. Это действие, понятое всеми присутствующими, произвело неизгладимое впечатление. Затем Наполеон взял корону императрицы и, приблизившись к Жозефине, опустившейся перед ним на колени, с видимой нежностью возложил ее на голову заливающейся слезами подруги своей фортуны. Сделав это, он двинулся к большому трону и взошел на него в сопровождении братьев, которые поддерживали полы императорской мантии. Тогда, следуя обычаю, папа подошел к подножию трона, благословил нового государя и пропел слова, которые звучали в ушах Карла Великого в соборе Святого Петра, когда римское духовенство внезапно провозгласило его Императором Запада: Vivat in aeternum semper Augustus. При звуках этого гимна крики «Да здравствует Император!» раздались под сводами Нотр-Дам; пушечные залпы присоединились к ним и оповестили весь Париж о торжественной минуте, когда Наполеон был окончательно коронован в соответствии со всеми принятыми формами.
Затем великий канцлер Камбасерес поднес ему текст клятвы, а епископ подал Евангелие, и император принес клятву, содержавшую великие принципы Французской революции. Затем отслужили большую папскую мессу, и было уже далеко за полдень, когда оба кортежа возвратились в Тюильри, пробираясь через огромные толпы народа.
Такова была величественная церемония, которая заключила возвращение Франции к монархическим принципам. Это был не самый малый триумф нашей Революции – коронация простого солдата, вышедшего из народа, самим папой римским, специально для этого покинувшим столицу христианского мира.
Пятнадцать лет миновало с начала революции. После трех лет монархии и двенадцати лет республики страна превращалась теперь в военную монархию, основанную тем не менее на гражданском равенстве, законности и свободном принятии всеми гражданами восстановленных социальных различий. Такой путь прошло за пятнадцать лет французское общество, распавшееся и возродившееся со стремительностью, характерной для массовых страстей.
III
Римский двор. Третья коалиция
Через три дня после церемонии коронации Наполеон пожелал раздать армии и Национальной гвардии золотых орлов, которыми должны были теперь венчаться древки знамен Империи. Церемония, устроенная так же благородно, как и предыдущая, состоялась на Марсовом поле. Представители всех корпусов подходили за предназначенными им орлами к подножию великолепного трона, установленного перед зданием Военной школы, и приносили клятву защищать их до самой смерти; клятву, которую потом сдержали. В тот же день в Тюильри состоялся банкет, где папа и император сидели за столом рядом, облаченные парадные одежды, и им прислуживали великие офицеры короны.
Папа не хотел надолго задерживаться в Париже, но надеялся найти удобный случай выразить Наполеону тайные пожелания римского двора и смирился с тем, что его визит затянется на два-три месяца. К тому же, время года не позволяло ему немедленно переправиться через Альпы. Наполеон, желавший видеть его рядом с собой и показать ему Францию, дабы он оценил ее дух, понял условия, в каких стало возможным восстановление религии, наконец, добиться его доверия откровенными и ежедневными беседами, применял для его удержания совершенную обходительность и в конце концов полностью покорил святого понтифика.
Проживая в Тюильри, Пий VII мог свободно следовать своим скромным религиозным привычкам, но при выездах его окружали все атрибуты верховной власти и сопровождал эскорт Императорской гвардии; словом, он был осыпан величайшими почестями. Его привлекательное лицо с явным отпечатком добродетели живо трогало сердца парижан, которые следовали за ним повсюду со смесью любопытства, симпатии и уважения. Папа обходил один за другим приходы Парижа, где при необычайном стечении народа служил мессы. Его присутствие усиливало религиозный подъем, который уже задал умам Наполеон, и святой понтифик был этим счастлив. Он осматривал общественные памятники, обогащенные Наполеоном музеи и, казалось, сам восхищался величием нового режима. При посещении одного из общественных заведений он повел себя с особым тактом и учтивостью, что обеспечило ему всеобщее одобрение. Окруженный коленопреклоненной толпой, испрашивающей его благословения, он заметил человека, чье суровое и печальное лицо еще носило печать угасших страстей и который отворачивался, стараясь уклониться от папского благословения. Святейший отец, приблизившись, мягко сказал ему: «Не прячьтесь, сударь. Благословение старика никому еще не приносило зла». Эти благородные и трогательные слова были подхвачены и покорили весь Париж.
Празднества и хлопоты гостеприимства, расточаемые почтенному гостю, не могли отвлечь Наполеона от его великих дел. Флоты, которым предназначалось содействовать высадке, продолжали поглощать всё его внимание. Флот Бреста был наконец готов выйти в море. Снаряжение Тулонского флота, выросшего с восьми до одиннадцати кораблей, потребовало всего декабря. С тех пор как оно завершилось, отплытию на протяжении всего января препятствовал встречный ветер. Адмирал Миссиесси, с пятью оснащенными кораблями в Рошфоре, ждал бури, чтобы скрыть свой выход в море от неприятеля. А Наполеон посвящал это время управлению своей новой империи.
Самое неотложное дело представляла окончательная организация Итальянской республики. Этой республике, дщери Французской, надлежало во всём следовать судьбе матери. В 1802 году Консульта[5], собравшаяся в Лионе, учредила ее в подражание Франции, установив правление республиканское по форме, но монархическое по сути. Теперь ей предстояло вслед за Францией из республики превратиться в монархию.
5
Законодательное собрание Цизальпинской республики. – Прим. ред.