Ночь святого Кондратия

Ночью путешественников никто не потревожил. За завтраком было решено выступить на поиск пони. Желательно двух. И тележки.

— С навесом, — прибавила Константа.

На этот раз идти пришлось далеко — конские ряды располагались за рекой. Снова спустились к мосту, подивившись его многосложности, вычурности каменных деталей, богатству товаров, густоте толпы… Несмотря на ранний час, приходилось проталкиваться.

— Кошельки держите, — прошипела Константа. Зафира отмахнулась:

— Я уже все потратила.

— Полсотни монет! — Константа округлила глаза в священном ужасе. Зафира ее просто не поняла. Юрий тихонько вздохнул. Рубины, конечно, стоили изрядно. Но если тратить по полсотни в день — никаких алмазов не хватит, не то, что рубинов.

К рынку подошли уже, когда уже поднялось солнце, но самая жара еще не началась. Зафира запищала, что за эту дурацкую длинную дорогу она успела загореть! А она же не селянка какая-нибудь, чтобы смуглой кожей пугать людей!

Константа даже поморщилась. Но тут, наконец, открылся ряд с маленькими кониками — и все беды были позабыты в момент. Зафира кинулась к фыркающим и топочущим коняшкам, готовая обнять и затискать их всех — даже без оптовой скидки, которую тотчас предложил ошеломленный продавец.

Константа решительно отодвинула баронскую дочь и приступила к осмотру. Прогладив буквально каждую шерстинку на приглянувшемся белом, проверила: не перемотан ли корень хвоста, чтобы стоять гордо задранным. И нет ли в известном отверстии под хвостом — соломинки, через каковую ушлые барышники коня надувают. Чтобы выглядел сытым, гладким и торчащими ребрами не отпугивал. Пощупала бабки, поставила копыто на ладонь: достаточной ли оно ширины, чтобы пони уставал не слишком быстро? Вытерла руки соломенным жгутом и проверила зубы: у старых коней зубы стерты, и это сразу видно.

Лошадка переносила все с умилительными вздохами, косила ясным и чистым глазом.

— Вроде бы не надувают, — хмыкнула Константа в конце осмотра, — А сколько просишь, почтенный?

Почтенный подумал — и сказал.

Константа ответила. Посмотрела на Зафиру, которая своими куриными восторгами не позволяла сбить цену. Торговец тоже посмотрел на блондинку и ухмыльнулся — по той же самой причине. Видно было, что от пони красавицу не оттащишь. Ну, разве что, к другим пони.

Тогда Константа взяла другой тон. Надменно задрав нос, она соизволила согласиться с ценой, запрошенной наследником грабителей и потомком разбойников с большой дороги. Но в таком случае она желала иметь тележку. Сейчас! Немедленно! И бесплатно, потому как цена на пони перекрывала стоимость повозки раз в двадцать.

Торговец пожал плечами и сказал, что не только его предки знали толк в разбое: если посмотреть вокруг, то можно найти прямо вот рядом знатоков не хуже. И если уж говорить о тележке, то цена ее, конечно, отличается раз в десять. Но — в меньшую сторону! Потому как за превосходный кленовый возок с коваными только вчера ободьями, покрытый наилучшей парусиной из Памирского льна, не жалко и золота. Золото в дождь на плечи не накинешь!

Юрий вертел в руке кисточку хвоста, изо всех сил пытаясь не заржать. А представление шло своим чередом; не хватало, разве что, тех мужиков с охотничьими рогами, что изображали хор в пьесе про Песчаных. Константа и продавец говорили все быстрее, и узнавали о собственных предках и характере друг друга все больше. Зафира, ничего вокруг не видя, чесала конику гриву — от чего пони чуть ли не мурлыкал.

Наконец, продавец и Константа троекратно расцеловались, и камеристка повернулась к Дьяволу:

— Тридцать серебром. Плати. Сейчас тележку прикатят.

Юрий послушно отсчитал монеты. Пока он этим занимался, пока хозяин осматривал деньги — столь же тщательно, как Константа перед этим его товар, пробуя сомнительные на зуб — приказчики уже запрягли выбранных пони в повозку, крытую ярко-желтым тентом на высоких дугах.

— Ну вот, — Константа удовлетворенно уперлась руками в бока, — Теперь видно, что не голодранцы… Ну, проедемся вдоль рядов, купим на дорогу крупы… Соли… Котелок…

— У нас есть котелок.

Константа фыркнула:

— Из него мышей кормить. Да! Тебе же оружие надо. И бредень не повредит. Только уже бредень — маленький. Большой мы втроем не протащим. И одежда под него, сапоги там, чтобы не мокнуть. И одеяла..

— Стой, — сказал Юрий, — Нам же денег не хватит.

Константа только фыркнула, не опускаясь до глупого спора. Не на себе же тащить!

— И сколько можно мне, — Зафира подняла палец с явным намеком. — Таскаться пешком, как нищенке какой-нибудь! И дрова собирать! И ежиков ло…

— О! — сказала Константа. — Хорошо, что напомнила. Топор же! А то ветки об колено ломать надоело!

Так что Юрий покорно перенес почти полдня хождения взад и вперед по громадному Бомонскому рынку, удивляясь, как же они без всего этого и до сих пор живы! Сторожа покупки, Юрий перекинулся словом с соседями, у которых, между прочим, узнал не только то, что все бабы стервы — но и то, что попутных караванов ни в какую сторону до конца ярмарки (до послезавтра, то есть) можно не искать. Пока не расторгуются, с места не тронутся. А закрывается ярмарка, между прочим, большим балом в личинах. И там даже с дворянкой потанцевать можно. Хотя, конечно, все бабы — стервы. Однозначно!

Но все имеет свой конец. Груженая тележка поворотила к дому — ну, к гостинице — все той же дорогой через мост. Перед мостом Юрий натянул вожжи:

— Чего это они?

— И правда, — задумалась Константа, — кого же это? Наших, что ли, ночных гостей?

— Да ну, — Зафира высунула голову из-под полога. — Тех грабителей просто повесили бы. А тут позорный столб…

— Эй, куда принес, — закричал старший работник. — Господин коннетабль велят сухие дрова! А ты сырые припер, дурило. Он же не прочувствует ничего толком! И горожан зрелища лишаешь. Тут тебе не село твое! И не кого попало казнить будем! — махал он поленом, наступая на нерадивого помощника.

— А кого, уважаемый, жечь будете? — спросил тогда Юрий.

— Ваша милость, — отбросив сырое полено, старший работник коротко поклонился.

— Неужто на живых картинах не видели? Пойман, гад ползучий! Сколько он всех бомонцев изводил! Колдун он, чароплет проклятый!

— Да, — живо заинтересовалась Константа, — а на чем гадал?

Перед красавицей горожанин подобрался, расправил плечи — отчего выкатилось приличное пузо. Но герой не смутился и сказал с гордостью, как будто сам изловил супостата:

— Он старостой был в Дроздах. Ну — слобода к полночи недалече. И такой был днем тихонький весь, услужливый да вежливый — ну никак не заподозришь худого! А ночью-то как пойдет на яйцах ворожить!

Зафира ойкнула.

— Не на тех, госпожа, — ухмыльнулся рассказчик, — на куриных.

Баронская дочь прикрылась накидкой. Горожанин продолжил:

— И ворожил он в сон, в чох, в птичий грай и свинячий насморк. Да нашла коса на камень: захотел извести благородного рыцаря… Да не здешнего, с юга откуда-то. Не подобрал, стало быть, к рыцарю ключик. То ли рыцарь свежим взглядом заметил — то ли ума не имел, не к чему было ключик подбирать — а сразу в драку. Ну, рыцари — они ж такие!

Зафира слушала повесть, как натуральный роман из папиной библиотеки: возведя очи горе, сложив руки на высокой груди, и покрываясь волнами румянца. Константа даже незаметно толкнула ее в бок.

— Спасибо, добрый человек, за рассказ. Поехали! Вечером посмотрим, — опамятовалась Зафира.

— В точку, госпожа! Вечером посмотрите, как блудодея казнят лютой смертью.

Только отъехав за мост, Юрий перестал хлопать глазами, выровнял дыхание и хрипло спросил:

— Так вы пойдете смотреть на это?

Девушки с искренним недоумением переглянулись:

— Ты же Дьявол! Ты же его душу забрать должен!

Юрий схватился за эту ниточку:

— Но никто не должен видеть, как я забираю душу.

— А мы не будем смотреть, как ты душу заберешь — мы будем смотреть, как он жарится. Ишь чего удумал, сученыш! На куриных яйцах ворожить!