Страница 8 из 13
Культивирование конопли было известно на Руси с давних времен, при Петре I экспорт долговечной и устойчивой к соленой воде пеньки стал важной статьей доходов государства и политическим инструментом. Вплоть до 60-х годов XXI века СССР являлся крупнейшим мировым экспортером. Советские и зарубежные селекционеры вывели уникальные сорта ненаркотической конопли, ударникам-коноплеводам вручали специальный значок «Мастеру коноплеводства», а за выполнение повышенных социалистических обязательств по ее выращиванию награждали денежными премиями и присуждали звание Героя Социалистического Труда. На Выставке достижений народного хозяйства в Москве конопля наряду с пшеницей, подсолнечником и виноградом входит в центральную композицию знаменитого фонтана «Дружба народов».
Но, конкурируя с бумагой из целлюлозы, долговечная пенька мешала американским магнатам, пока, наконец, затеянная ими кампания по продвижению собственных интересов не принесла желаемых результатов. Ратификация СССР «Единой конвенции по наркотическим средствам» Организации Объединенных Наций от 1961 года, включившей коноплю в список растений, содержащих наркотические вещества, возвела ее в ранг «вне закона», а медийная пропаганда заклеймила растение, не вдаваясь в тонкости того, что есть психотропный каннабис, а что – сельскохозяйственная техническая культура. Постепенно коноплеводство было уничтожено, а Россия из мирового экспортера превратилась в импортера.
Во времена моего детства коноплю уже особо никто не культивировал, а вот высаженный на участках возле домов мак я еще застала. Яркие алые цветы с большими нежными лепестками и множественными черными тычинками внутри колыхались на тонких высоких пушистых стеблях, сочным пятном выделяясь в каждом огороде. В конце июля – начале августа мак созревал, зеленые головки становились коричневыми, а внутри начинали приятно шуршать семена. Сухие стебли легко ломались, и, нарвав целый пучок, я поочередно вскрывала пропеллеры головок, высыпая в рот темные зернышки. Когда места за щеками не оставалось, я начинала все это пережевывать, тщательно растирая зернышки зубами. Рот тут же наполнялся белым соком с несравнимым ни с чем маковым вкусом.
И хотя человек использовал мак с давних времен и в своем хозяйстве применял не только зерна, но и листья, стебли и головки, в конце 70-х – начале 80-х годов XX века богатые маслами и белками маковые зерна использовались преимущественно в кулинарии, являясь основой традиционной рождественской кутьи и прекрасной начинкой для пирожков и рулетов. В 1987 году решением Совета Министров СССР культивирование мака и конопли на территории страны было запрещено, а в Уголовном кодексе и в Кодексе об административных правонарушениях тут же появились соответствующие статьи. Как и в случае с коноплей, производство мака внутри страны было прикрыто, зато появилась увесистая статья бюджета в валюте по импорту соответствующей продукции из-за рубежа, позволив странам-поставщикам с учетом объемов огромного советского рынка существенно расширить собственные плантации и укрепить экономику своих стран.
Вступив в бой с растениями, государственная машина их победила, но вот то, ради чего всего все это затевалось, – борьба с наркоманией, – оказалось сродни сражению Дон Кихота с ветряными мельницами. Итогом кампании стало то, что всеядную наркоманию, переключившуюся на синтетические заменители, государство победить так и не смогло, зато лишилось важных для экономики страны направлений, традиционных и востребованных сельскохозяйственных культур, а бюджет страны – части валютных поступлений. Вместо того чтобы сконцентрироваться на выведении новых ненаркотических видов конопли и мака, развивая тем самым отечественную науку и экономику, близорукая советская система в очередной раз рубанула под корень, выплеснув с водой и ребенка. Тем не менее в детстве глобальные экономические вопросы меня не волновали, а вот отсутствие у бабушки Гали в огороде привычных алых цветов, а на столе рождественских пирожков с маком, несомненно, затронуло, и я никак не могла понять, почему из-за каких-то там наркоманов меня лишили любимого лакомства.
Дома и дворы села были настолько похожи друг на друга, что улицы напоминали длинные нити с нанизанными нарядными бусинками в голубых окантовках. В огородах выращивали одни и те же овощи, в садах росли одинаковые фруктовые деревья, а на клумбах – схожие цветы. Дом бабушки Гали был всегда нарядно побелен, а двери и рамы выкрашены в лазурный цвет. Весной у калитки за домом зацветала сирень, под окнами вспыхивали огненные искры тюльпанов, передающие эстафету розовым и вишневым пионам, прозванным нами почему-то «шпионами», после которых вся улица погружалась в тонкий аромат жасмина.
На углу дома кудрявилась клумба с барвинком. Среди тугих, блестящих, словно натертых воском листиков были рассыпаны маленькие синие цветы с пятью нежными лепестками и желтой серединой, образовывавшие невероятно эффектный ковер, на котором так любил качаться наш кот Кирилл. Даже зимой, под снегом, листики барвинка оставались темно-зелеными, и я часто украшала ими снеговиков, словно лавровыми венками головы мифических героев.
Возле колодца рос пышный куст калины, посаженный прабабушкой лет тридцать назад. На Украине к калине всегда относились по-особенному, словно в этой красной ягоде отражалась душа народа: о ней слагали песни и легенды, гроздьями калины украшали свадебный каравай, вышивали на рушниках, а девчата вплетали ее в свои венки. Осенью я делала из калины бусы, нанизывая красные твердые ягоды на длинную нитку, которой хватало на три-четыре оборота вокруг шеи, а зимой в дело шли калиновые косточки. После первых заморозков бабушка развешивала гроздья калины на балке в сарае, каждый раз повторяя, что это особенная ягода и в ней секрет здоровья. Как может храниться секрет бабушкиного здоровья в такой маленькой ягодке, я не понимала, и воображение живо рисовало картинку из сказки о Кощее Бессмертном, хранившем секрет собственной смерти на кончике иглы, которая находилась в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, а заяц – в сундуке, подвешенном на цепях на дубе. Каждый день бабушка съедала несколько ягод, складывая красивые красные косточки от них в баночку – мне на бусы. Бусы из сухих косточек в форме сердечек мне настолько нравились, что даже ночью я не хотела с ними расставаться, считая, что они волшебные. Все детство я продолжала верить в их чудодейственную силу, а повзрослев, оценила эффектность и красоту приятно шуршащих бус и браслетов из косточек калины, сделав их частью своего гардероба в стиле этно, популярного тогда в среде моих друзей-хиппи.
В центре сада, напротив дома, росла разлапистая груша-дичка, посаженная прадедом в год рождения моей мамы. И хотя деревья этой породы живут до двухсот лет, в свои тридцать она уже выглядела настоящим исполином. Ее грубая кора была изрезана глубокими морщинами, напоминавшими рисунок на коже крокодила, а нижние ветки располагались настолько высоко, что даже стоя на лестнице, до них невозможно было дотянуться. Каждую весну груша словно покрывалась белой фатой, а летом устилала землю толстым слоем некрупных, но очень ароматных плодов. Их собирали в мешки, раздавали соседям, скармливали скоту, сушили, консервировали, варили варенье, и все равно груш было столько, что бо́льшая часть их оставалась лежать под деревом, привлекая пчел и ос со всей округи, а затем сгнивала.
Сразу за грушей начинался малинник, где я часто находила убежище, прячась от взрослых, особенно когда надо было идти в огород или когда горькие слезы обиды заливали лицо. Руки и ноги мои были вечно покрыты глубокими царапинами от противных колючек на гибких стеблях, но это никогда меня не останавливало, и по утрам, проснувшись, я первым делом бежала в малинник и паслась в нем, словно медведь, пока не начинало распирать живот от обжорства. Нередко, отправляя в рот очередную горсть темно-красных и оранжевых ягод, я не замечала притаившегося в них серого жука, который тут же выдавал порцию отвратительного вонючего запаха, заставляя меня с криком выплевывать полупережеванную сочную смесь.