Страница 5 из 13
После рождения сестры, пока тато был на работе, маме приходилось совершать по восемь-десять ходок в день за водой к колодцу через дорогу, а затем поднимать полные ведра к нам на пригорок. Электрическим кипятильником прямо в ведре мама грела воду, после чего в большом металлическом тазу, называвшемся ночвами, вручную перестирывала гору постельного белья и пеленок, прижимая их к серой ребристой стиральной доске и тщательно натирая желтые пятна от детских «радостей» едким хозяйственным мылом. Затем складывала все в большую, покрытую копотью выварку и кипятила на костре во дворе, переворачивая парящее белье длинными деревянными щипцами. Потом все полоскала в холодной воде и выкручивала, зажимая длинный конец пододеяльника между коленями и сворачивая плотный жгут. Веревки для сушки белья были натянуты между двумя потемневшими столбами прямо за нашим домом. Днем на них постоянно что-то висело, а вечером все заносилось в дом, чтобы не спровоцировать шныряющий под окнами окрестный народ покуситься на папину рубашку или детские ползунки. Комплект постельного белья, расшитого узорами по углам и доставшегося маме в качестве приданого на свадьбу, она берегла особо и нередко просила меня присмотреть за ним. Огромные белоснежные, с голубизной от синьки «паруса», развевающиеся на фоне старого, перекошенного дома, казались мне тогда сказочными, и я, загадав желание, пыталась проскочить между ними, ничего при этом не задев. Иногда порыв ветра швырял мокрую простынь или пододеяльник прямо на меня, и тогда, стараясь выпутаться, я стягивала его с лица, оставляя явные следы немытых ладошек.
Однажды ночью, после кормления малышки, мама налила в стеклянную бутылочку кипяток, чтобы молоко на стенках не закисло, и, не удержав, уронила ее на пол. Отлетевший осколок рассек вену на ноге и сухожилия. Ни у нас, ни у соседей телефона не было, поэтому вызвать скорую помощь посреди ночи было просто невозможно. Мама зажала рану рукой, пытаясь остановить пульсирующую темную кровь, а тато побежал в аптеку напротив в надежде достучаться до фармацевта, проживавшего с семьей в комнатах с обратной стороны здания. После этого случая мама больше месяца на ногу не вставала. Тато перевелся на заводе работать в третью смену, чтобы днем ухаживать за малышкой и мамой, меня же до конца лета он опять отвез в село к бабушке.
Детский сад, в который меня отдали осенью, назывался «Солнышко» и принадлежал, как и многие другие дошкольные и школьные учреждения в городе, заводу «Магнит». От нашего дома к нему вела прямая дорога, километра три вдоль частных домов с высокими заборами. По утрам я часто устраивала забег, мчась без единой остановки до самой калитки детского сада. Тато за мной, конечно же, не успевал, и нередко расстояние между нами увеличивалось до нескольких перекрестков. Ловко огибая пешеходов, я бесстрашно неслась вперед, пока однажды на одном из перекрестков едва не оказалась под колесами автомобиля, выезжавшего с боковой дороги. От вскрика женщины сзади я остановилась, взглянув на нее, почуяла неладное и тут же помчалась в обратную сторону, при этом сразу получила пару горячих шлепков от тато. После этого случая в садик меня водили, только крепко держа за руку, не позволяя вырваться даже за разросшимися вдоль дороги синими и желтыми ирисами, называвшимися почему-то петушками.
Было мне тогда лет шесть. Как обычно после утренних занятий в группе нас вывели на прогулку. Словно рой диких пчел, мы вырвались из помещения и, жужжа, понеслись на нашу площадку. Добежав до металлической горки, я первой на нее забралась и с визгом скатилась вниз, собрав колготками всю воду после дождя. Неожиданно в мокром песке что-то блеснуло. Я подняла находку и, промыв в луже, начала рассматривать. Это было колечко, настоящее желтое блестящее колечко с тремя белыми камешками. Покрутив его в руках, я надела кольцо на большой палец и побежала похвастаться перед воспитательницей. Она долго рассматривала кольцо, которое сверкало на солнце камнями, расспрашивала, где я его взяла, а потом сказала, что сохранит находку у себя до прихода мамы. Я обиженно оттопырила губки, а из глаз потекли слезы. Получив тут же кольцо обратно, я до конца прогулки не вынимала руку из кармана, стискивая свое сокровище в кулаке. По возвращении в группу я завернула колечко в носовой платок, как делала моя бабушка, когда прятала деньги, и забрала его с собой в спальню. Постепенно все вокруг уснули, а я все еще сжимала драгоценный узелок в ладошке, боясь выронить. Когда пальцы руки совсем онемели, я нырнула с головой под одеяло и, уловив полоску света, проверила, на месте ли моя прелесть. Выбравшись обратно, я вдруг заметила, что мальчик с соседней кровати за мной наблюдает. Не раздумывая, я спрыгнула на пол и, звучно шлепая босыми ногами, помчалась в раздевалку. Открыв свой шкафчик, я никак не решалась разжать кулак. Вначале я хотела спрятать узелок в кармане пальто, затем попробовала оставить в ботинке и, наконец, забравшись на скамейку, положила свою драгоценность в дальний угол на верхней полке и прикрыла шапкой. В этот самый момент дверь открылась и вошла воспитательница. Обнаружив меня в раздевалке во время тихого часа, она сильно разозлилась, начала ругаться, обещая отправить меня в туалет мыть горшки. Взяв за руку, она привела меня обратно в спальню и, уложив на кровать, укрыла с головой одеялом, чтобы мое хныканье не разбудило всех вокруг. Засыпая, я представляла, как похвастаюсь кольцом перед мамой, как спрячу его дома в свою зеленую, с оранжевой белочкой на крышке металлическую банку из-под халвы, в которой хранились все мои сокровища, в том числе большой овальный фиолетовый камень, найденный весной недалеко от дома.
Проснувшись, первым делом я помчалась в раздевалку. Помятый носовой платок лежал прямо сверху на полке, но колечка в нем не было. Решив, что оно просто куда-то закатилось, я бросилась искать. Ползая на коленках по раздевалке, я заглядывала под шкафчики, под скамейки, искала в ящике с игрушками. Достав всю свою одежду, я проверила карманы, вытряхнула ботинки, пересмотрела сменные вещи – кольца нигде не было. Подбежав к воспитательнице, я сказала, что кольцо потерялось и что, наверное, это мальчик, который за мной наблюдал во время тихого часа, его забрал. На что воспитательница тут же заверила, что мальчик спал и что она не знает, куда подевалось кольцо. Я вернулась в раздевалку и, спрятавшись за дверью, тихонько заплакала.
Запах сладкой запеканки на ужин немного осушил слезы, но как только в дверном проеме показалась мама, я тут же бросилась к ней и снова разрыдалась. Сбиваясь, я рассказала ей о кольце и о том, что оно потерялось. К нам тут же подошла воспитательница и на уточняющий вопрос мамы с улыбкой ответила, что ни о каком кольце ничего не знает и что, наверное, мне это просто приснилось. Я пыталась доказать, что кольцо было, показывала смятый носовой платок, рассказывала про мальчика в спальне, но все напрасно. Крепко схватившись за подол маминого платья, я теребила его, пытаясь найти у нее поддержку, но мама уже рассматривала аппликацию, которую ей принесла воспитательница. Меня несколько раз похвалили, а мама, заставив меня высморкаться, собрала и положила сменные вещи обратно в шкафчик и повела меня домой. Весь вечер я продолжала твердить о кольце, доказывала, что оно было и что я ничего не выдумала. Обида, безграничная обида, смешанная со жгучим чувством несправедливости, поселились в моем сердце. Возможно, именно тогда и произошел внутренний надлом, породивший впоследствии комплекс неуверенности в себе.
Глава 4. Без вины виноватая
Детей моего возраста на нашей улице не было, и единственным моим другом стал соседский паренек Коля, которого я ласково называла «мой Коля» или «мой мальчик». Он был лет на восемь старше меня, ходил в школу и уже даже косил траву на лугу для черно-белой козы Нюрки. Каждый день я ждала его возвращения из школы, стоя у себя на пригорке, и, увидев вдалеке знакомую фигуру, пускалась навстречу. Мы шли к нему домой, вместе обедали, после чего он доставал из портфеля школьные учебники, тетрадки и дневник и складывал стопкой на столе. Я смотрела на них завороженно, представляя, что, когда пойду в школу, и у меня такие же будут. Иногда я начинала бесцеремонно приставать к Коле, выпрашивая их посмотреть, и тогда он пододвигал ко мне учебник по математике или литературе, каждый раз наказывая не порвать. С волнением я открывала его где-то на середине и с любопытством начинала переворачивать листы, водила пальчиком по картинкам и буквам, представляя, что умею читать. Когда Коля делал уроки, я сидела рядом и на вырванном из тетрадки листке в клеточку рисовала любимым химическим карандашом, регулярно слюнявя его во рту, отчего мои губы, руки и стол обильно покрывались синими разводами. После уроков Коля часто катал меня на велосипеде и даже иногда брал с собой, как он говорил, «по делам», усаживая сзади на багажник и непременно напоминая, что надо широко расставлять ноги и крепко держаться, хотя я и так все уже прекрасно знала. Я искренне привязалась к Коле и очень расстраивалась, когда он долго не возвращался домой. В такие минуты я садилась на ступеньки под дверью его дома и терпеливо ждала, прислушиваясь к шагам за забором. Старшие ребята из дальних домов дразнили нас «жених и невеста», на что Коля очень сердился, а я смущалась.