Если настигнет проклятие

Глава 21

- Завтра! Обещаю, что завтра у тебя уже не будет права выбирать, и ты не сможешь продолжать срывать мою работу! – на пылких эмоциях бросает Александр перед тем, как выйти из камеры, и свет с интенсивно белого приглушается до слабых оттенков сероватых сумерек.

Он нервничает так со вчерашнего дня, но его открытые угрозы и проявление своей неустойчивой психики ничего не меняют. Я отказываюсь идти на компромисс. Это только он думает, что предлагает мне что-то заманчивое. Я не собираюсь питаться и заботиться о своём состоянии, чтобы после стать инкубатором.

Все прежние уговоры потеряли значимость. Больше нет манипуляции Виктора и моей надежды, что всё ещё может наладиться. Стать хотя бы переносимым.

То, что он собирается сделать со мной, называется – опытом. И я буду делать всё возможное, чтобы отсрочить его исполнение.

Хотя и мои откровенные протесты ничего не меняют. Александр всё равно накачивает меня чем-то вроде гормонов, ещё одной разработкой Виктора лично для меня. И так, как я – наполовину исправленная, благодаря своей полу-полукповности, со мной у них не должно возникнуть проблем, как с обычными Альфами.

Александр говорит, что вся причина в идентичности ген, как была у моих родителей. У Ордена есть даже теория на этот счёт, что наша связь – та самая, что Омеги испытывают к нам, – и является причиной положительного результата, которого они не могут добиться в пределах лаборатории, ставя эксперименты на совершенно незнакомых Омегах и Альфах.

Интересно.

То есть, по их теории, мои родители по-настоящему любили друг друга. И меня она радует.

Вторая же теория – мне категорично не нравится. Она заключается в том, что эта связь – ни что иное, как неспособность устоять нашему превосходству. Омеги испытывают желания поклоняться Альфам, как истинному Божеству. Другими словами, это – не любовь, а простая зависимость.

Но это неправда – я знаю, что испытывала к Алеку, а он ко мне.

Хотя... даже в этом иногда я теперь сомневаюсь. Что, если их теория верна?

С тех пор, как Александр сказал об этом, предположения не дают мне покоя.

Я всё думаю и прокручиваю воспоминания. Алек всегда говорил, что его тянуло ко мне с первых дней, как он почувствовал меня...

Бред. Я не разрешаю себе верить в подобное.

Хотя по правде, я просто боюсь, что могу лишиться последнего, что действительно есть у меня. Я потеряла остальное, оказывается, задолго до того, как об этом узнала.

Мой отец – мёртв.

Брат, Боже у меня был ещё и брат, – мёртв.

Родная мать – неизвестно.

А я – на тонкой грани от смерти.

Виктор не простит мне попытки сбежать. С тех самых пор, я больше не видела его ни разу. Странная мания: убедить меня в своей правоте – пропала. Больше нет желания переманить меня на свою сторону, навязав лживую доброжелательность и поддельную заботу обо мне.

Истинное отношение наконец-то вылезло наружу.

Я для него – всего лишь собственность, которую он создал когда-то для единственной цели, выгодной только ему. И он её добьётся любой ценой. Если я не сдамся сама, меня попросту отключат от разума. Но даже при таких, казалось бы, совершенно безнадёжных обстоятельствах, я не отпущу ничтожно крошечную надежду, что у них ничего не получится, и буду бороться до самого последнего собственного вздоха.

Темнота в камере нарастает, уплотняясь и расползаясь, словно тягучая смола надо мной. Проходит один час и тридцать восемь минут, сорок четыре секунды. Я знаю это точно, потому что не прекращаю вести счёт секундам. Пытаюсь найти в своей памяти что-то очень хорошее, чтобы скрасить ещё одну ночь. Но, оказывается, заставить себя вспомнить что-то приятное не так просто, когда тебя окружает настолько дерьмовая реальность.

Все воспоминания, напротив, пробуют, спасаясь, запечатлеться глубже туда, где их никто не сможет найти. Я пробую их уговорить вернуться хотя бы на некоторые мгновения, чтобы эта ночь не была такой одинокой, как внезапно происходит необъяснимое.

Красный свет взрывается над моей головой, интенсивно пульсируя в воздухе. Я не сразу понимаю, что это тревога, пока сила ударной волны толчком едва ли не сбрасывает меня с кровати.

Тревога.

Самая настоящая тревога.

В груди разбухает странное чувство, и я начинаю молиться, чтобы оно не было связанно с надеждой. Но поздно, я уже чувствую её слабовато бархатистое ощущение под ложечкой. Между лопаток волнующе свербит, принуждая тело хоть как-то задвигаться.

Ещё один мощный толчок, и я приподнимаюсь на локтях, вперив взгляд в дверь, изо всех сил прислушиваясь к звукам за ней.

Тщетно, громкая сирена разрывает плотную тишину в камере. Ничего не слышу из того, что помогло бы мне разобраться.

Ноги вытягиваются, мгновенно напрягаясь и желая нести меня в любом направлении. Чувство волнения нарастает до невыносимого зуда, пульс ускоренно бьётся в каждой клетке моего тела.

Я что-то улавливаю... Нет, отчётливо слышу быстрое приближение, пока свет на замке неожиданно не загорается зелёным, и моему ошеломлению нет предела. Из меня вырывается надорванный, громкий вздох, когда в дверях появляется Паша. Его глаза панически ищут мои.

- Лена... – выдыхает он моё имя одновременно с двумя совершенно разрозненными друг другу чувствами – облегчения и немыслимого страха, что он действительно видит меня. – Я думал, что уже не успею.

Мой язык почему-то оживает.

- Паша? – искренне изумляюсь я. – Что ты тут делаешь?

Он шагает внутрь.

- Собираюсь забрать тебя отсюда.

Я инстинктивно отодвигаюсь, словно пробую сбежать от его слов, и удивляюсь тому, что сама ещё не предпринимаю ничего, повергнутая в шоковое состояние.

- Что происходит? – лишь молвлю я.

Паша добирается до моей кровати и присаживается подле меня. Он так отчаянно смотрит в мои глаза.

- Он пришёл за тобой.

Секунду я не понимаю – он?

Он...

А затем:

- Алек... – вырываются из меня судорожные тихие звуки.

Я начинаю дрожать.

- Богтымой, – бредово лепечу я. – Алек... он здесь...

Каждое слово – усиливает биение сердца.

Я не могу поверить в то, что произношу.

- Алек, – повторяю я снова и снова, уставившись на Пашино встревоженное лицо, отыскивая на нём подтверждения.

Внутри меня все органы беспокойно переворачиваются, падают и поднимаются, как на настоящих американских горках.

Паша хватает меня за плечи и резко встряхивает, приводя в чувства.

- Мы должны срочно выбираться отсюда, слышишь меня? Камеры гибридов, находящихся под контролем, открылись автоматически, чтобы обеспечить равные силы, как только они вторглись сюда, и мне удалось добраться до тебя. Но я потратил время, открывая все остальные отсеки, чтобы устроить настоящий хаос. Только так мы сможем выбраться отсюда.

Его слова неясны поначалу, но потом я вижу в его глазах больше, чем слышу. Он действительно собирается забрать меня. Сейчас. Когда я в секундах от истинной свободы...

Я подрываюсь так быстро, как только могу, отталкивая Пашу к противоположной стене. Ещё мгновение назад непослушные и вялые ноги теперь несут меня вперёд из камеры. Моё тело вибрирует от нервного напряжения, когда выбегаю в коридор, но тут же