Если настигнет проклятие

Это и есть моё преимущество. Больше нет смысла кого-то травмировать, надо просто бежать со всех ног, потому что солдаты появляются из всевозможных щелей, переполняя маленькое пространство передо мной.

Быстро оглядываюсь по сторонам. За спиной только один поворот направо. Слева лифты. То, что прямо, скрыто стеной из надвигающихся солдат.

Я принимаю решения, недолго думая, разворачиваюсь и несусь к повороту, замечая в последний момент, как двери лифта открываются и там появляется Даниил. Он единственный здесь, кто может дать фору по скорости. Но он не двигается, просто провожает меня взглядом, когда я скрываюсь за поворотом.

За спиной поднимается всеобщий шум и крики подачи команд. Но всё, что меня волнует, то, что перед глазами. Длинный коридор, погруженный в приглушенный слабый свет, который мгновенно сменяется огнём красных мигающих ламп.

Из-за ближайшего поворота неожиданно выбегает солдат, нацелившийся на меня из чего- то более серьёзного, чем те небольшие пистолеты. Но он ничего не успевает предпринять. Я оказываюсь напротив него быстрее, чем он мог моргнуть и, перехватив оружие, бью им по его голове. Солдат падает, и я кидаю оружие на него, продолжая бежать. Я вижу свою цель – в конце коридора ещё один поворот направо. А за поворотом двойные, огромные двери. И они заблокированы.

Я толкаю их один раз, но они даже не двигаются. Набираю расстояния и снова пробую их открыть с толчка, и опять безрезультатно.

Шум и топот многочисленных ног приближается. Шанс ускользает от меня с каждым пройденным бестолковым мгновением, пока я внезапно не натыкаюсь глазами на замок с красной лампочкой.

Карточка, ну конечно же.

Мне требуется полсекунды, чтобы отыскать её в кармане моих штанов, и ещё полсекунды, чтобы неуклюжими, трясущимися пальцами вставить её в тонкое отверстие. Но когда раздаётся звук, отворяющейся двери, я буквально не могу удержать своё сердце на месте.

Невероятно.

Чистый, холодный воздух скользит в меня, подобно глотку самого прекраснейшего напитка в жизни. Никогда не ценила так свежий воздух, как сейчас. Мои лёгкие и горят, и трепещут, и жадно поглощают всё больше и больше воздуха. Я вырываюсь наружу, и мои глаза наполняются слезами от чувства морозного зимнего ветра, касающегося их, моих губ, кожи лица...

Я бегу, не оглядываясь, в противоположную сторону ворот, не обращая внимания на снег и мокнущую обувь. Это самое восхитительное, что я могу чувствовать и ощущать. Больше, я готова заледенеть насмерть, лишь бы умереть свободной.

До забора остаётся от силы с десяток метров, и я начинаю думать, не совсем уверенная, как справлюсь с колючей проволокой, протянутой поверху...

Неожиданно моё бедро пронзает огонь – самый настоящий по ощущениям огонь, и я, спотыкаясь о свою моментально онемевшую ногу, падая лицом в снег.

Всё горит.

Огонь с неведанной скоростью мчится по венам, обращая кровь в жгучую лаву.

Всё горит.

Воздух в лёгких становится невыносимо горячим. Я задыхаюсь.

Горит. Горит. Горит.

Мне кажется, что меня закинули прямо в костёр.

Из моей груди вырывается крик и что-то похожее на рыдания.

Мысли разбросанная мозаика, которую невозможно собрать. Я не могу сосредоточиться и просто пытаюсь дышать.

Тело теряет связь с разумом, отказываясь хоть что-либо предпринять.

Всё внутри меня продолжает жечь, и я ничего не могу сделать, чтобы приглушить эту агонию.

Меня поднимают и разворачивают обратно лицом к зданию. В нескольких метрах от меня стоит Виктор и держит в руках оружие, похожее на снайперскую винтовку. Выражение его лица для меня загадка – я никогда не видела его настолько опустошённым. Хотя вряд ли сейчас я вообще могу что-то понимать, мозг отказывается соображать адекватно. Я будто и опьянённая, и растоптанная стадом слонов одновременно.

- Это – моя личная разработка, – начинает говорить Виктор, поднимая в воздух винтовку. – В пулях – яд гибридов. – Он указывает дулом винтовки на моё истекающее кровью бедро. – Ты не сможешь исцелиться, пока яд внутри, и либо пулю вынут из тебя, либо ты просто умрёшь, когда полностью потеряешь всю кровь.

Виктор опускает оружие и смотрит на него, угрюмо уставившись на свой палец на курке. А затем он резко выкидывает винтовку, направляя её в область моей груди.

- Если пуля попадёт в сердце, то ты умрешь практически мгновенно для таких всемогущих, как ты. Мы ведём эту войну тысячи лет, и ты думала, что у нас нет оружия, чтобы с вами расправиться?

Виктор громко смеётся, покачивая винтовкой из стороны в сторону, но вряд ли кто-то здесь может принять его смех за искренний, из его звука сочится настоящий яд. Он снова нацеливает дуло на мою грудь.

- Я хочу тебя убить прямо сейчас, – рявкает он. – Позволить тебе истекать кровью до последнего удара твоего сердца. И я не знаю, заслуживаешь ты моего прощения или нет. – Губы Виктор косит безумная ухмылка. – Как думаешь, Даниил, она заслуживает прощения?

Я не вижу Даниила до тех пор, пока Виктор не оборачивается в пол корпуса и солдаты за его спиной не расступаются. Даниил медленно поднимает голову и смотрит в мои глаза. В его же глазах застыло сожаление. Я знаю, что он мне позволил убежать. Он дал мне шанс попробовать, и Виктор тоже об этом, наверняка, знает.

- Да, заслуживает, – отвечает уверенно Даниил, и в этот же момент Виктор нацеливает винтовку на него и стреляет.

Мой вырвавшийся крик раздирает горло болью и горечью. Красное пятно на груди Даниила расползается всё больше, когда он, шатаясь, падает на спину. Я слышу булькающие звуки в примесь с его попытками вздохнуть, даже сквозь эхо своего крика.

- Он выкупил твоё прощение ценой собственной жизни, – говорит Виктор с безучастным, скучающим выражением на лице, поворачиваясь обратно ко мне. – Ты мне нужна, но я не прощаю предательства, запомни это, Елена. Последний, кто пробовал от меня сбежать, был твой брат. И я, не раздумывая, отдал приказ его убить.

Холод голоса Виктора пронзает каждую клетку моего мозга, заставляя его очнуться, и та боль, что расползается в моей груди, намного сильнее агонии от яда.

Что?

- Брат? – шепчу я, едва волоча губами.

Я не могу в это поверить, вглядываюсь в застланные тьмой глаза Виктора, отыскивая хоть какие-нибудь ответы. Но ему я как будто больше не интересна. Он кивает о чём-то одному из тех солдат, что держат меня, и следующее, что я чувствую что-то острое в своей шее, прежде чем чернота становится всем, что меня окружает.