Если настигнет проклятие

- Ты же знаешь, что не бессмертен, да? – голос Даниила не запинается, придерживаясь шутливого тона, но я слышу стальное напряжение в каждом его звуке. – И поверь, пуля в твоей голове с лёгкостью подтвердит мои слова.

Даниил отходит всё дальше, держа прицел на Паше, который нехотя, но замедляется. Он не спускает с Даниила разгневанный взгляд исподлобья ещё с несколько секунд, затем переводит его на меня и сжимает руки в кулаки.

- Я тебя заберу отсюда, – говорит Паша, глядя прямо в мои глаза.

Он говорит это предельно серьёзно, и если бы не его прежние слова, я бы расценивала это, как надежду на спасение. Но мне чертовски страшно. Я не знаю, что лучше: быть пленницей Виктора или обезумевшего друга.

Мы уже за пределами его камеры, но Даниил не прекращает отступать, потому что с лица Паши так и не сходит маска ярой агрессии. Его руки трясутся; трясёт всё его тело, в попытке удержать себя.

Дверь закрывается автоматически, но очень медленно, чтобы почувствовать облегчение и безопасность. Взгляд Паши остаётся на моих глазах до последнего, пока наши глаза не рассоединяет два метра железа.

В моей груди появляется воздух, и я едва ли резко не падаю, когда Даниил отпускает меня. Моё тело поддерживает стена, к которой я очень быстро прижимаюсь и стараюсь не сорваться. Внутри меня что-то нарастает, а к горлу подбираются эмоции.

«Нельзя, нельзя, нельзя», – убеждаю себя, но больше не могу держаться.

Жизнь буквально топчет меня, наваливая всё больше и больше причин мечтать о смерти.

Скатываюсь по стене вниз и снова рыдаю изо всех сил, совершенно не беспокоясь, что Даниил стоит рядом и наблюдает за проявлением моей слабости.

Мне плевать. Просто плевать.

Я хочу избавиться от чувств, чтобы больше не было больно. Хочу потерять рассудок, чтобы перестать понимать происходящее и перестать со всем этим бороться.

Мне нужно сбежать отсюда...

Необходимо.

Эта мысль помогает прояснить затуманенный отчаянием разум. Ещё есть выход, который спасёт меня от сумасшествия. И сейчас мне требуется досконально изучить все варианта, пока я за пределами стен своей камеры.

Я поднимаю голову не сразу, позволяя себе ещё немного обдумать дальнейшие действия, но когда это делаю, осознаю, что Даниил не сморит на меня. Он глядит вдаль пустующего коридора, напряжённо сжимая челюсти, и что-то серьёзно обдумывает. Когда он наконец замечает, что я за ним наблюдаю, протягивает руку, предлагая помощь. И впервые я её принимаю.

Не представляю, что у этого парня на уме и какие обстоятельства повлияли на его предательство, но я клянусь, что буквально могу увидеть, как его грызёт чувство вины, заставляя испытывать отвращение ко всему тому, что ему приходится делать.

- Идём, – говорит он, когда я встаю. – Мне нужно вернуть тебя в твою камеру.

И даже сейчас, раскаяние – оно есть в его глазах, которое он не слишком-то хорошо пытается скрыть.

Я молча киваю ему, хотя и не соглашаюсь с его словами. И мне даже немного его жаль из- за того, что собираюсь с ним сделать.

Путь назад занимает более короткое время, теперь я понимаю, почему Даниил не смотрит в ту сторону, проходя мимо камер. Так проще. Обманчиво, но проще от мысли, что реальную помощь оказать им всё равно не получится.

В лифте стоит гробовая тишина, расползающаяся в воздухе привкусом надвигающейся беды. Даниил это чувствует, его плечи напряжены так, что будь они острыми об них можно было бы порезаться. Он нервничает, и не напрасно. Вероятно, то, что я задумала написано на моём сосредоточенном лице. Я готовлюсь к чему-то ужасному, но не испытываю за это никакого угрызения совести.

Они сами меня загнали в угол, выход из которого всего один. И я им непременно воспользуюсь.

Потому что там, в коридоре, когда Даниил мне помог встать, я поняла главное. Что бы за препарат они мне ни дали, он перестал действовать – мои ноги стоят на земле, как никогда уверенно.

Двери лифта открываются, и Даниил прежде, чем выйти, бросает на меня взгляд, думает о чем-то с секунду, но в итоге решает выйти первым. Возможно, он и предполагал, что я попробую в этот момент что-нибудь предпринять, но я ничего не делаю. Просто следую за ним, гадая, почему он позволил себе повернуться ко мне спиной, ожидая от меня какой- нибудь выходки. Но тут же решаю, что об этом не стоит размышлять.

Надежда на поблажки сейчас ни к чему.

Даниил вновь останавливается, когда до двери остаётся около метра и поворачивается лицом к камере распознавания. Именно в эти долгие пятнадцать секунд я набираю в грудь столько воздуха, сколько возможно, и перевожу напоследок дыхание.

Раздаётся гудок. Дверь открывается. Даниил делает шаг к двери и...

Я перехватываю открывающуюся дверь и что есть мочи бью ею Даниила. Он отшатывается, прижимаясь спиной к дверному проёму, и я снова резко отвожу дверь назад и вновь, и вновь бью ей Даниила, зажатого между ней и проёмом. Я не останавливаюсь даже тогда, когда вижу проступившую на его голове кровь. Вновь отвожу и бью, не предоставляя ему ни единой попытки попробовать её остановить.

Наконец Даниил теряет равновесие и, скатываясь, падает полностью без сознания. Я не колеблюсь, мигом исследую его нагрудный карман в поисках карточки. Он открывал ей не только дверь моей камеры, но и дверь Пашиной, а значит здесь не расщедрились на то, чтобы разнообразить замки, и это может сыграть мне на руку.

Карточка оказывается в противоположном кармане, и как только она у меня, разворачиваюсь, направляясь к той двери, которую, надеюсь, не приняла ошибочно за выход.

И бинго – это настоящая лестничная площадка.

Внутри меня зарождается странное волнующие чувство, когда быстро поднимаюсь наверх.

Это и надежда, и паника. Это и предвкушение, и страх.

Буря эмоций переворачивает все дни моего бессмысленного пребывания здесь в единственную цель – выбраться любой ценной.

Ровно через пролет я остановлюсь и молю, чтобы простая математика не подвела меня. Но когда открываю ещё одну дверь, вижу, какие у меня непреодолимые проблемы. Вернее, вижу их количество и начинаю по-настоящему паниковать.

Солдаты. Даже не сосчитать сколько их здесь. С десяток, не меньше, а-то и больше.

И святые угодники, я даже не уверена, что все они люди.

Я замираю, как вкопанная, не представляя, что делать дальше. Мысли, что они могут быть ещё где-то помимо той жуткой лаборатории, просто не возникало. А значит и плана у меня никакого соответствующего тоже нет.

Меня мгновенно же замечают, не передать словами, как округляются глаза одного из солдат, когда он меня видит и тут же, бросив своё оружие из рук, тянется к другому, находящемуся в кобуре на его поясе. Звук падающего пистолета привлекает всеобщее внимание, и в этот же момент поднимается немыслимый хаос.

Кто-то несётся ко мне, кто-то следует примеру первого солдата и сменяет оружие, а я наконец выхожу из оцепенения, получая хороший пинок от своего сознания. Кидаюсь вперёд к первому солдату и, выбив из его руки пистолет, оказываюсь за его спиной. Всего миллисекунда – и я сворачиваю ему шею.

В этот момент, когда раздаётся звук хруста костей, что-то во мне отключается, что-то живое и явно последнее, что отделяло меня от безумия и того самого монстра без души, которым всегда так боялась стать.

Но вот оно – мне абсолютно без разницы на смерть.

Обмякшее тело солдата падает у моих ног, и я ни на секунду не задерживаюсь, чтобы взглянуть на него. В моём направлении уже бегут двое других, и у меня нет времени что- то обдумывать сейчас. Действую чисто инстинктивно, так, как учил меня Марко – доверяю своему телу. Двигаюсь к ним навстречу, и моей скорости достаточно, чтобы достичь их в следующую секунду. Они не ожидают, возможно, просто не успевают отреагировать, потому что мне слишком легко удаётся откинуть одного из них в сторону стены. Звук глухого удара заставляет моё тело встрепенуться дрожью от осознания, насколько я сильнее обычного человека. Мне было это невдомёк, тренируясь с Марко и меряясь силами с подобными мне, но люди слабее. Намного слабее и медленнее.

И это всё, что мне нужно было понять, чтобы набраться небывалой уверенности.

Второго солдата просто бью в челюсть, и он, значительно отлетая, падает на спину.

У меня нет времени, чтобы праздновать своё превосходство, солдаты повсюду, заполоняют коридор и двигаются на меня. Но больше всего меня волнует оружие в их руках. Оно явно необычное. И не такое, которым Даниил угрожал Паше. Оно создано для таких, как я.