Батый заплатит кровью!

— Не кочевряжься, доченька, — просительным тоном проговорил Трун Савельич. — Подумай хорошенько! Внешне Терех, конечно, далеко не красавец, но ведь с лица воду не пить.

— И думать нечего, не люб мне Терех! — решительно отрезала Офка.

— Всё ждёшь, что какой-нибудь боярич или княжич на тебя облизнётся, — проворчал Труп Савельич, исподлобья глядя на дочь. — Эх ты, безмозглая! Погляди вокруг, где они — княжичи и бояричи? Торжок — это не Новгород, не Владимир и не Смоленск. Всех здешних бояричей по пальцам пересчитать можно, на каждого из них по две боярышни приходится. На таких, как ты, бояричи и не взглянут!

— Не забывай, милая, какая беда на Русь свалилась, — вставила Евдокия Дедиловна, осторожным движением поправив косы, свисающие на спину дочери. — Мунгалы дотла опустошили Рязанское княжество, разорили Суздаль, Владимир, Переяславль-Залесский и многие поволжские города. Из рязанских князей никого в живых не осталось, из бояр тамошних кто уцелел, тот оказался в неволе у татар. Терех своими глазами видел, что в обозах у нехристей тысячи мужей и жён рязанских горе мыкают. Чаша сия не минует и суздальских князей и бояр. Покуда иссякнет сила татарская, от русской знати в живых никого не останется. Скоро знатные невесты даже плохонького мужичка станут вырывать друг у дружки. Вот ведь к чему дело катится, дочка.

— Кумекай, дочь. Смекай! — Трун Савельич погрозил Офке пальцем. — Истину молвит тебе матушка. Коль проворонишь Тереха, его живо подберут местные молодухи. Будешь опосля локти себе кусать!

Видя, что никакие убеждения на Офку не действуют, Евдокия Дедиловна увела мужа в соседнюю светлицу. Там они довольно долго о чём-то шушукались, яростно споря и перебивая друг друга. В последующие дни ни мать, ни отец больше не заводили с Офкой разговоров об её помолвке с Терехом.

Впрочем, отступившись от старшей дочери, Евдокия Дедиловна и её суп рут завели ту же беседу с младшей дочерью, Натальей. Им без труда удалось убедить Наталью в том, что Терех просто ниспослан ей судьбой, что с ним она будет счастлива. Тринадцатилетняя Наталья была девицей зрелой не по годам. Лицом и статью она уродилась в мать. У Натальи были полные ядрёные бёдра и ягодицы, крепкие плечи, пышная грудь, пухлые руки с ямочками на локтях, белая, будто выточенная из мрамора, прекрасная шея. Ростом Наталья была заметно выше своей старшей сестры, а все её наряды для Офки были явно велики по размеру.

При своём крупном телосложении Наталья тем не менее оставалась по образу мыслей сущим ребёнком, не способным шагу ступить без маминого совета. По характеру Наталья была очень доброй и приветливой, непоседливой, но некапризной. Любая работа по дому спорилась в руках у деятельной Натальи, которая умела готовить, вязать, растапливать печь, шить одежду и многое другое. Все навыки и умения, которыми располагала её мать, Наталья к тринадцати годам впитала в себя как губка.

Трун Савельич души не чаял в своей младшей дочери, улыбка которой была, как весеннее солнышко, а смех звучал как звонкий ручеёк. Голосок Натальи всегда был полон доброжелательности, никто никогда не видел её с хмурым или замкнутым лицом. В Наталье не было ни раздражительности, ни холодной неприступности, как в её старшей сестре. Для Евдокии Дедиловны её младшая дочь была умелой помощницей в домашних делах и настоящей отрадой в жизни.

Глава вторая

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Всё пережитое за последние два месяца теперь казалось Тереху кошмарным сном. Лишь оказавшись в Торжке, Терех наконец-то уверовал в то, что судьба вознаградила его за перенесённые опасности и лишения, сведя с семьёй торговца Труна Савельича. Когда Евдокия Дедиловна и её супруг завели с Терехом разговор о том, что пора бы ему подумать о собственном семейном гнёздышке, то поначалу в сердце Тереха закралось опасение, не ищут ли повода его гостеприимцы, чтобы как-то отделаться от него. Но, дослушав Евдокию Дедиловну до конца, Терех успокоился и даже слегка возгордился в душе. Ему было лестно, что Трун Савельич и его супруга прочат ему в жёны свою любимую младшую дочь. Свою поспешность в этом деле Евдокия Дедиловна объяснила тем, что, хотя Наталье всего тринадцать лет, физически она уже вполне созрела для брака. Впрочем, Терех и сам это видел, ежедневно общаясь с Натальей. Её пышные формы, столь соблазнительно проступавшие под любым одеянием, порой зажигали в сластолюбивом Терехе искру сильнейшего вожделения. Оставаясь наедине с Натальей, что случалось нечасто, Терех позволял себе нашёптывать ей на ушко довольно бесстыдные комплименты и жадно тискать её в полумраке теремных переходов. Терех чувствовал, что Наталье приятны его знаки внимания, что она сама ищет возможности столкнуться с ним лицом к лицу где-нибудь на лестничном пролёте или во дворе. Однажды Терех даже запустил руку Наталье под платье, пощекотав кончиками пальцев нежную кожу на внутренней стороне её пышных бёдер. Наталья тогда вырвалась и убежала, с силой оттолкнув от себя Тереха, но тем не менее она ни словом не обмолвилась об его дерзкой выходке ни отцу, ни матери.

Терех не стал ломаться и брать время на раздумье, дабы его гостеприимцы не подумали, будто он набивает себе цену. Сильнейшее вожделение к Наталье, владевшее Терехом, сделало его покладистым и сговорчивым. Терех согласился взять Наталью в жёны с тем приданым, какое был готов дать за ней скуповатый Трун Савельич. Терех был готов подождать со свадьбой до весны, когда Евдокия Дедиловна разрешится от бремени родами.

Трун Савельич посвятил в свои семейные планы и своего тестя, Дедилу Ивановича, который выслушал своего зятя без особой радости, поскольку Терех ему не нравился. В свои семьдесят лет Дедило Иванович был кряжист и крепок, как дуб. Свою жену Дедило Иванович схоронил десять лет тому назад. С той поры он жил один в своём большом тереме, продолжая заниматься торговлей и ростовщичеством. Глаз у Дедило Ивановича был намётанный, он мог сразу распознать внутреннюю суть любого человека. Эта проницательность помогала Дедиле Ивановичу успешно вести торговые дела и совершать заёмные сделки. Нечистых на руку людей Дедило Иванович чуял за версту. Приглядываясь к Тереху дома и на торжище, Дедило Иванович составил о нём не самое лучшее мнение. Ко всякому делу Терех подходил с ленцой и небрежением, с лёгкостью идя на любой обман и на отлынивание от работы. Ещё Дедило Иванович прознал, что Терех падок на женщин и на игру в кости.

— Гляди, Трун, промотает Терех Наткино приданое, что тогда запоёшь? — выговаривал зятю Дедило Иванович. — Ты много ли знаешь о Терехе? Ну, приютил ты его у себя и взял пайщиком в свои торговые сделки, так это не повод, чтобы отдавать Натку в жёны этому хлыщу рязанскому! Чего вы с Евдокией облизнулись на этого Тереха, не возьму я в толк?! В Торжке и получше женихи найдутся для ваших дочерей.

Пришлось Евдокии Дедиловне провести с отцом отдельную беседу, дабы убедить его не расстраивать наметившуюся помолвку Тереха с Натальей.

— Людей без недостатков не бывает, — сказала отцу Евдокия Дедиловна. — Конечно, имеются в Торжке женихи и получше Тереха, но токмо никто из них не горит желанием свататься к нашим дочерям. А Терех все свои деньги вложил в торговый оборот наравне с моим мужем, он живёт с нами под одной крышей, питается с нами за одним столом. Терех стал для нас родным человеком. И Наталья тянется к нему, я вижу это.

— Ладно, Евдоха, поступай как знаешь, — вздохнул Дедило Иванович. — Ты и раньше-то не шибко к моим советам прислушивалась, а теперь и подавно. Ныне-то у тебя у самой ума полная сума!

Чувствуя скрытую неприязнь со стороны Дедило Ивановича, Терех старался всячески избегать его. Если Дедило Иванович принимался в чём-то наставлять Тереха, то тот всегда выслушивал его с почтением на лице и с угодливой улыбкой на устах. Терех робел перед могучим дедом Натальи, который в свои семьдесят лет не знал, что такое немочи и простуда. Тереху приходилось теперь вести себя гораздо осмотрительнее, дабы не расстроилась его помолвка с Натальей. Терех перестал играть в кости на деньги. Он больше не заглядывал по вечерам в гости к одной ветреной вдовушке, которая заняла у него немного серебра, отдавая ему долг горячими объятиями в постели.