Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 55



Батый заплатит кровью!

Часть первая

Глава первая

ОФКА И ГОРДЁНА

Тою зимой на Русь пришла беда —

С востока ворвалась Батыева орда,

Творя бесчинства полной мерой зла,

Сжигая на пути деревни, города...

Но преподал татарам доблести урок

Новогородский малый град Торжок.

ак-то под вечер пришёл в гости к торговцу Труну Савельичу бондарь Кудим, живущий на соседней улице. Поначалу Кудим завёл речь о татарах, про которых ныне в Торжке шли повсюду тревожные разговоры. По слухам, орда татарская, взяв приступом Владимир и Суздаль, рассыпалась по всему Суздальскому Залесью. В Торжок сбежались беженцы из Переяславля-Залесского, Дмитрова и Твери, все эти города оказались на пути у Батыевых полчищ. Со слов беженцев выходило, что все эти грады стали добычей безжалостных мунгалов.

От Твери до Торжка было всего около тридцати вёрст.

— Многие здешние купцы с семьями и барахлишком в Новгород подались, кто-то в Смоленск уехал от беды подальше, — промолвил Кудим, сидя у стола и лузгая орехи, которыми угощал его хозяин. — А ты в путь не собираешься, друже?

— Нет, не собираюсь, — без раздумий ответил Трун Савельич, сидевший за столом напротив гостя. — Что мне в Новгороде делать? У меня там родни нету. И в Смоленске тоже нет ни родственников, ни знакомых. К тому же жена у меня на сносях, куда ей ехать в таком положении!

— Так ведь коль мунгалы Тверь разорили, они неминуемо и до Торжка доберутся по льду реки Тверцы, — заметил Кудим, сплюнув в ладонь ореховую скорлупу.

— Ну и что? — Трун Савельич беспечно пожал тощими плечами. — Слава богу, Торжок укреплён отменно! Здешние дубовые стены покоятся на основании из камней, угловые башни Нижнего града тоже из камня возведены. К тому же по приказу посадника Иванко стены и башни Торжка были водой облиты, дабы ледяная корка защитила их от огня и от камней из метательных машин. Иванко наверняка уже и гонцов в Новгород отправил за подмогой. Новгородцы нас в беде не бросят!

— Даже если и придёт рать из Новгорода к нам на выручку, по силам ли ей будет совладать с татарами, коих, говорят, великое множество? — тяжело вздохнул Кудим, отодвинув от себя глиняную тарелку с орехами.

— Не новгородцы, так суздальские князья придут к нам на помощь, — уверенно проговорил Трун Савельич. — Вот Ярослав Всеволодович вернётся с полками из Поднепровья, ужо задаст он жару безбожному Батыге! — Купец потряс поднятым над столом кулаком.

— Я давно хочу у тебя спросить, друже. — Кудим положил локти на стол, чуть придвинувшись к Труну Савельичу. При этом в голосе у него появились вкрадчивые нотки. — Терех кем тебе доводится? С какой стороны он тебе родня?

Трун Савельич слегка нахмурился и глянул на гостя исподлобья.



— Терех мне вовсе не родственник, — раздражённо обронил он. — Мы с ним просто вместе ведём торговые дела. А то, что Терех живёт вместе с моей семьёй, что тут удивительного, ведь он родом из Рязани, от которой татары оставили пепелище. Я и сам живу в доме своего тестя, поскольку мой собственный дом находится в Кснятине, а сей град нехристи огнём спалили.

— Да уж, немало ныне на Руси исковерканных судеб людских, немало людей осталось без кола и без двора, — озабоченно закивал головой Кудим. — Я к чему спросил-то об этом, друже. Вызнал я, что Терех вроде как не женат и с достатком молодец. Вот я и хочу сосватать за него свою дочь Купаву. Ей уже пятнадцать годков, пора бы и о приданом для неё подумать.

Кудим улыбнулся, пригладив свои густые усы. Однако улыбка мигом исчезла с его губ, когда он заметил сердитые огоньки в бледно-серых глазах Труна Савельича.

— Чего это ты, приятель, глаз положил на Тереха? — недовольно промолвил купец. — Да ровня ли ты ему? Отец Тереха был подъездным у рязанского князя, налоги со смердов собирал. Сам Терех был гриднем в княжеской дружине. Ныне Терех торговлей занимается на паях со мной. Коль на то пошло, то у меня у самого две дочери на выданье. Мне-то более пристало сватать Тереха, чем тебе. Ты же, Кудим, по сравнению со мной — голь перекатная! Что ты можешь дать за своей дочерью в качестве приданого? — Тощий долговязый Трун Савельич резко поднялся со скамьи. — Ступай-ка отсель, приятель. И на чужой каравай рот не разевай!

Кудим был по натуре человек покладистый, поэтому он живо облачился в свой овчинный тулупчик, нахлобучил на голову собачий треух, прихватил свои заячьи рукавицы. Пятясь к дверям в сени, Кудим примирительно проговорил:

— Не серчай, Трун Савельич, коль слова мои пришлись тебе не по душе. Я желаю тебе здоровья и благополучия! Прощай покуда!

Привыкший всегда и во всём советоваться со своей супругой, Трун Савельич сразу же поспешил на женскую половину дома, едва за бондарем Кудимом закрылась дверь. Будучи долговязым и нескладным, Трун Савельич второпях запинался о пороги и ударялся головой о низкие дверные косяки. Дом его тестя, Дедило Ивановича, был двухъярусным, женские покои находились на верхнем этаже.

В отличие от своего мужа, Евдокия Дедиловна была дородна телом и невысока ростом, а её беременность придавала ей и вовсе необъятные формы. Она сидела на широкой скамье у квадратного окна и сучила овечью шерсть, готовя из неё пряжу. Длинное широкое платье из отбелённого льна с красными узорами на рукавах и по вороту сидело несколько мешковато на беременной располневшей купчихе.

Круглая голова купчихи была покрыта белым чепцом поверх уложенной венцом косы, такой женский чепец в здешних краях назывался шамшура.

— Чего летишь, под ноги не глядишь! — ворчливо обронила Евдокия Дедиловна, увидев супруга, который едва не упал, споткнувшись о порог. — Чего это лица на тебе нету, а? Иль стряслось что-то?

Трун Савельич бухнулся на скамью рядом с женой и заговорил, понизив голос, в котором звучала явная обеспокоенность:

— Только что приходил бондарь Кудим, который расспрашивал меня про Тереха. Этот проныра сиволапый задумал сосватать Тереху свою дочь Купаву. Я, конечно, дал Кудиму от ворот поворот, сказав ему, что не пристало Тереху с ним родниться. Мол, Терех и среди купеческих дочерей себе невесту найти сможет. Убрался Кудим восвояси с извинениями, однако, чует моё сердце, не отступится он от задуманного, непременно попытается опутать Тереха своей дочкой. — Трун Савельич досадливо почесал свою куцую бородёнку. — Видел я Кудимову дочку, что и говорить — чистая пава! Такая глянет на молодца и вмиг его к себе присушит так, что не оторвёшь!

— Экий ловкач этот Кудим! проговорила Евдокия Дедиловна, отложив свою работу. — Ежели Терек на его дочке женится, тогда он свою долю из нашей торговой прибыли себе потребует. На сколько кун серебром потянет Терехова доля? — Купчиха взглянула на мужа, который продолжал нервно теребить свою бородку.

— Кун на двести, не меньше, — хмуро ответил тот.

— Этот Терех нам и самим в зятья сгодится, — негромко проговорила Евдокия Дедиловна, выразительно поведя своей изогнутой бровью. — Надо поскорее сосватать за Тереха нашу младшую дочь, Наталью.

— Почто же Натку-то? — удивлённо выдохнул Трун Савельич. — Ей всего-то тринадцать лет! Офку надоть выдать замуж за Тереха. Вот у неё-то срок уже подошёл, ей же скоро семнадцать стукнет!

Старшую дочь Труна Савельича звали Евфимией, но родные и знакомые называли её Офкой, сокращённым вариантом этого греческого имени.

— Ты что Офку не знаешь, не пойдёт она за Тереха, — нахмурилась Евдокия Дедиловна. — Ей с нами-то за одним столом трапезничать стыдно, а ты хочешь, чтобы эта гордячка пошла под венец с простаком Терехом. Не смеши ты меня, муженёк, ради бога! Офке подавай в женихи боярича иль княжича, да к тому же красавца писаного! Терех же незнатен и некрасавец.