Искушение любовью

Отец рассеянно кивнул, явно о чем-то задумавшись.

– Понятно. А как получилось, что ты оказался вовлечен в эти дела?

Сэру Джозефу не было известно о секретной деятельности Алекса. Он никогда не смог бы понять, почему необходимо лгать, похищать и даже убивать, пусть даже ради великой и благородной цели.

Собираясь с мыслями, Алекс пожал плечами и, потягивая бренди и глядя на огонь в камине, приступил к рассказу:

– Йен мой хороший друг. Когда сообщили, что он погиб, никому из его друзей, конечно же, не хотелось стать для его близких черным вестником, и мы решили бросить жребий. Вот я и оказался проигравшим.

– И?..

– И поскакал в Йоркшир, чтобы рассказать о случившемся леди Фионе. Мне и в голову не могло прийти, что маркиз вышвырнул их с сестрой на улицу.

Алекс ненадолго прервался, чтобы восстановить сбившееся из-за закипающего гнева дыхание, и, возмущенно покачав головой, продолжил:

– Кем надо быть, чтобы совершить такое?

– Маркизом Лейбурном, очевидно. Довольно неожиданно, надо сказать. Хотелось бы верить, что речь идет о досадном недоразумении. Отправить девушек восвояси? Действительно неожиданно, учитывая его органическую нелюбовь к скандалам.

– Да, для меня это тоже было неприятным сюрпризом.

Отец смотрел на него спокойно и с какой-то отрешенной мудростью.

– Кроме того, именно я в свое время привез к нему девушек,  – продолжил Алекс. – Мне казалось странным интересоваться, рады ли их приезду, для меня все было однозначно…

– Это потому, что у тебя есть мать, которая никогда никого не бросала,  – заметил отец.

Его слова заставили Алекса вспомнить о тех своих друзьях, что предпочитали проводить отпуск отнюдь не в родном доме.

– И отец, который безмерно потакал ей во всем и смотрел как на святую,  – сказал он после небольшой паузы.

Лицо сэра Джозефа осветила его особенная улыбка.

– Разве я мог рядом с такой женщиной глядеть куда-то еще?

Внезапно Алекс ощутил укол совести: будто каким-то образом пытался отделить родителей друг от друга. Он забыл, каким сильным было чувство, что их связывало? Нет. Это невозможно забыть. Просто он не думал об этом: достаточно было знать, что там, в другой стране, они в безопасности. К тому времени как они уехали, он уже не замечал нежности, с которой они прикасались друг к другу, не видел выдающих чувства улыбок – не было времени наблюдать, как им хорошо вместе. И все же Алекс сознавал, что именно таких отношений хотел бы и для себя.

И ведь они у него были, пусть и короткие – меньше года.

– И что ты намерен делать? – прервал его размышления голос отца, раздавшийся будто издалека, так что Алекс не совсем понял суть вопроса.

– Извини, отвлекся…

– Я спросил, что ты собираешься делать… с девушками, имею в виду. Ты разыскал их?

– Да, но успел поговорить лишь с одной, с Фионой.

Блестящая, чувственная Фиона. Застегнутая на все пуговицы, как жена викария, но с душой, в которой тлеет пламя страсти. Он-то знает это наверняка. И то, что пламя может вспыхнуть, тоже   – стоит только оказаться там, где она почувствует себя в безопасности и сможет предаться воспоминаниям.

И?..

Алекс вздрогнул, поняв, что опять углубился в размышления.

– Им с сестрой удалось выстоять: обе преподают в школе, которую организовала их подруга.

– Что ж, это хорошо.

– Ничего хорошего! – вдруг выпалил Алекс и, вскочив со стула, подошел к окну. Зачем, он и сам не знал. За окном не было ничего примечательного: такой же, как и на протяжении пяти последних дней, желтый туман, клочьями нависавший над мостовой и вонявший серой. – Фиона и ее сестра – дочери виконта, внучки маркиза. Они не должны столько работать, чтобы сводить концы с концами, как простолюдинки.

И, опасаясь, что порыв откровенности пройдет, он постарался как можно подробнее посвятить отца в свои планы относительно судьбы девушек. Когда Алекс закончил, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием огня в камине и тиканьем старинных часов, раздававшимся из холла.

Во время этого затянувшегося молчания Алекс едва сдерживал улыбку. Ему был хорошо известен этот тактический прием. Сэр Джозеф знал, что в такие моменты его сыну необходимо преодолеть возбуждение, и когда это произойдет, он сам подаст знак, что желает узнать мнение отца.

Бросив последний взгляд на подернутую дымкой улицу, Алекс продолжил, заполняя кресло своим телом, а бокал – бренди:

– А затем, после того как устрою их у леди Би, мне, думаю, следует немного попутешествовать. Кстати, как мне стало известно, леди Кейт и Гарри Лайдж отправились в Венецию. Неплохие ассоциации – тепло и солнце, не правда ли?

На лице отца вновь появилась неотразимая улыбка.

– Ты можешь поехать в Санкт-Петербург, если, конечно, захочешь. Матушка была бы очень рада.

На какое-то мгновение Алексу показалось, что он уже готов поддаться уговорам, однако быстро взял себя в руки. Конечно же, ни в какой Петербург он не поедет, да и вообще никуда, до тех пор, пока не будет уверен, что за Фионой закреплены ее наследственные права; пока не выяснит, чем располагает тот шантажист, который узнал что-то от Аннабел, что-то способное разрушить его судьбу и, что еще страшнее, его семью.

Алекс допил бренди и улыбнулся:

– Я же говорил о тепле. Если бы мне захотелось померзнуть, то проще было бы остаться здесь и, не подвергая испытанию уши, вести беседы на родном языке.

– А как насчет поместья, что оставил тебе дядюшка вместе со столь причудливым титулом? Будет возможность съездить туда?

– Возможно, на Рождество. Есть основания полагать, что слуги там слегка разболтались после смерти хозяина. Дядюшка Фарли, как известно, был неутомимым мастером изобретать задачи и никому не давал сидеть без дела.

Отец рассмеялся:

– Именно так я всегда говорю о тебе!

Алекс улыбнулся и поднялся с кресла.

– Ну нет. В один прекрасный момент, когда появится возможность проявить свою истинную сущность, я превращусь в степенного сквайра: охота, праздник сбора урожая, неспешная косьба на просторных лужайках. Вот такая буколическая жизнь по мне.

– Не пройдет и месяца, как ты взвоешь.

Алекс посмотрел отцу в глаза и понял, что он действительно не понимает его теперешнего состояния. Собственно, это вполне естественно: он тщательно скрывал даже от себя, что смертельно устал. Это состояние появилось у него еще до смерти Аннабел. А с тех пор ему пришлось затратить огромное количество энергии уже только для того, чтобы скрыть, чем занимается в качестве одного из блестящих гедонистов, которые входят в образовавшийся вокруг Дрейка кружок «повес». Ведь это отнюдь не просто – отделываться байками о своей деятельности, от жестокости которой, расскажи он правду, у слушателей мурашки побежали бы по коже. Получилось леденящее душу досье с засадами, слежкой, подкупами, убийствами… Пожалуй, каждый, кто узнал бы обо всей этой грязи, задался бы вопросом: неужели в государстве все действительно так плохо?

Сэр Джозеф поднялся.

– Ну а пока…

– А пока,  – перебил его Алекс,  – ты, надеюсь, не будешь возражать, если я на некоторое время покину тебя? Что касается того мавзолея, который я унаследовал в Джермине, пока он не годится ни для человека, ни для животного.

Отец нахмурился:

– И ты не придешь даже навестить инвалида?

«Конечно, приду»,  – подумал Алекс, а вслух произнес:

– Конечно, нет. Я все больше привыкаю проводить время за созерцанием потолка своей спальни или сидя в ванне.

Сэр Джозеф прекрасно понимал, что Алекс лжет, и даже хотел сказать ему об этом, но, будучи истинным джентльменом, просто не мог назвать сына лжецом. Тем более теперь, когда, судя по всему, тот рассчитывает на какую-то помощь.

– Дело в том, что меня просто не будет здесь некоторое время,  – пояснил Алекс. – Завтра постараюсь убедить леди Би принять Фиону и ее сестру Мейрид. Соответственно до того, как это произойдет, я не могу планировать какие-либо встречи.