Смелые не умирают

— Ну, что ж, разрешаю! — сказал Одуха. — Только на рожон не лезть!

…Двое солдат приволокли Горбатюка с допроса и бросили на пол. Пересиливая боль, он поднялся, лег на нары. Острым ногтем нацарапал на стене еще одну, четырнадцатую черточку. Две недели сидит он в этой камере. Изо дня в день его водят на допросы. Возвращаясь в камеру, Горбатюк неподвижно лежит, чтобы сберечь силы для нового допроса. Ох, чего стоят эти допросы! Тело распухло, посинело, кожа потрескалась, запеклась на ранах кровь, голова совсем поседела. «Сколько таких черточек еще сделаю?» — подумал Остап Андреевич. В это время открылся глазок двери и кто-то зашептал:

— Остап, приготовься, десятого в шесть. Встретит Павлюк в переулке.

«Гриша! Матвеев!» — узнал по голосу Остап Андреевич. Какими долгими показались ему три последних дня!

В лесу под Шепетовкой собрались все участники операции по налету на тюрьму. Диденко еще раз объяснил каждому его задачу. Гриша Матвеев ушел первым, чтобы успеть к смене караула. В шестом часу поодиночке направились к окраине города остальные. Но только вышли на опушку леса, как остановились, насторожились. Павлюк вскрикнул: несколько жандармов выволокли из дома его жену, свалили наземь, начали топтать сапогами. Не помня себя, Павлюк выхватил пистолет и ринулся к крайним хатам города. Сзади его схватил Диденко, отобрал пистолет.

— Не смей! Уведите его!

Все собрались в укрытии, на опушке леса. Несколько минут спустя окольными путями прибежал Матвеев.

— Все сорвалось! Кто-то из шестой камеры выдал… Жандармы ищут меня и Павлюка… Горбатюка перевели в другое место… Знакомый полицай предупредил…

— Так… — процедил Диденко сквозь зубы. — Дорого заплатят они за Остапа! Миша, Станислав, надо увести Надежду Даниловну и Наташку… Скорей, пока не хватились!.. Прощай, Остап, друг мой!..

…Ярости шефа жандармерии не было границ. Нейман не рискнул сам докладывать о заговоре — с ним явился заместитель начальника окружной полиции Примак. Оба стояли навытяжку, почтительно слушая брань шефа.

— Болваны! Свиньи! У нас из-под носа хотели увести преступника! Где заговорщики? Упустили! На что мне эта крикливая баба! Пол месяца вы копаетесь и ничего не узнали. Где он? Привести! Я научу вас, как надо работать!..

Горбатюка повели на последний допрос.

Поздним вечером 10 августа 1943 года в камере шепетовского тюремного барака скончался от невыносимых пыток Остап Андреевич Горбатюк. Пусть никогда не забудется его имя!

Прошло несколько дней.

Заместитель начальника окружной полиции Примак во время перерыва сидел у себя дома. Он только что съел яичницу со шпигом, выпил стакан коньяку и разомлел. Пыхтя и отдуваясь, Примак пил вторую кружку горячего чая, когда без стука отворилась дверь. Вошел Степан Диденко. Примак недоумевающе посмотрел на него:

— Кто такой?

Вслед за Диденко один за другим молча появились Станислав Шверенберг, Михаил Петров, Гриша Матвеев. Примак поставил блюдце, испуганно спросил:

— Вы кто такие? Вам чего нужно?

— Не узнал? Я — Степка-косой, а это беглый немец Шверенберг…

Примак ахнул. На лице его застыли удивление, растерянность, ужас.

— Пришли рассчитаться… — сурово продолжал Степан. — За измену Родине, за кровь наших людей, за смерть Горбатюка. Именем Советского Союза мы приговорили тебя к смертной казни. Исполняй, Гриша!

…Заперев дверь на замок, партизаны отправились на соседнюю улицу, где жил Нейман. Однако дома его не оказалось. Только это спасло изменника от суровой партизанской мести. Нейману оставили записку. Партизаны предупреждали, что он не уйдет от справедливой кары.

В городе снова начались массовые аресты…

Анна Никитична вышла с ведрами за водой. Во дворе увидела Кольчинского, бургомистра. Кольчинский разглядывал окна.

— Э, чья квартира? — спросил он у Анны Никитичны.

— Коммунальная. Здесь вот мы живем, Котики.

— Эге. Где муж?

— Репрессирован. Еще до войны. В Сибирь сослали, — соврала Анна Никитична.

— Тэк, тэк… А корова есть?

— Была, да забрали.

— Забрали? Эге! Приходи в понедельник, дадим другую. Получше твоей.

Вечером Анна Никитична рассказала об этом посещении Диденко и Шверенбергу. Она так копировала Кольчинского, что Диденко и Станислав смеялись, держась за животы. Анна Никитична поставила перед ними тарелку с вареным картофелем, нарезала хлеб, вскипятила чай. Оба с жадностью принялись за еду. Видно, весь день во рту ни крошки не было.

— Значит, корову обещал? — многозначительно спросил Степан. — Они вам другое приготовили, Анна Никитична. Завтра в десять утра должны арестовать. Сегодня суббота, выходной у них. А этого козла плешивого прислали вам очки втереть. Женя предупредила.

— Вас, Федоровичей и Трухан, — добавил Станислав. — Анну Павловну мы уже увели вчера.

Сбор был назначен утром, в глухом уголке городского парка. Витя с Валей чуть свет сбегали на лесозавод, забрали карабины и взрывчатку, снесли их в парк, спрятали и вернулись домой. Анна Никитична, как в первые дни войны, наспех связывала в узел самое необходимое.

В комнату вошел Тимоха Радчук. После истории с жильцами Анна Никитична сторонилась его, вела себя настороженно, но не подавала виду, что знает о его работе в жандармерии. Тимоха и сам редко наведывался к Котикам. Но сейчас, заглянув в открытое окно и увидев, что Анна Никитична укладывает вещи, Тимоха не утерпел и без стука вошел в комнату. Подозрительно осматривая ее, он спросил:

— Никак уезжать собираетесь, Анна Никитична?

— Куда мы поедем, Тимоха? Вот собрала одежонки старой, хочу мальчиков в село послать. Может, выменяют на зерно. В доме есть нечего.

— А-а-а… — протянул Тимоха, хотя его взгляд говорил: «Ври, ври, меня не обманешь!» — Такое время… одно слово, война. В селе, конечно, подхарчиться можно. Ну, пожелаю удачного мена. Хе-хе…

Тимоха ушел. Валя кинулся к окну. Он увидел, как Тимоха вышел из дому и торопливо направился к центру города.

— Побежал, легавый!

— Скорее, сыночки, пока он жандармов не привел.

Валя вытащил из-под половицы старые листовки. Что делать с ними?

— Давай… — и Витя прошептал что-то Вале на ухо.

— Вот здорово! — у Вали загорелись глаза. — Тащи клей!

В парке собрались Котики и вся семья Федоровичей: шестидесятилетний Григорий Николаевич, Ольга Павловна, Надя, Коля, Борис и двое малышей. Приехал на подводе Диденко. Малышей усадили на подводу и двинулись к станции, будто на поезд.

На станции стоял пассажирский поезд Киев — Львов. Беженцы обошли его и углубились в лес.

Жандармы опоздали. В пустой комнате Котиков свободно разгуливал ветер. На стенах вызывающе белели советские листовки.

ПУТЬ НА СЕВЕР

Диденко и Шверенберг привели беженцев в лес, под село Миньковцы, где располагалась разведывательная группа Лагутенко. Уходя на север, в Белоруссию, Одуха оставил Лагутенко с группой партизан для разводки и диверсий в районе Шепетовки. В тот же день Диденко вернулся обратно.

С приходом шепетовчан у Степана Сергеевича Лагутенко, комиссара разведывательного отряда Александра Платоновича Перепелицына и командира комендантского взвода Манилова прибавилось забот.

Пришлось строить несколько новых землянок, чтобы разместить в них женщин и детей, позаботиться об их безопасности, как-то добывать для них продовольствие. Во всех этих делах активное участие принимали Валя и Витя Котики и Борис Федорович, зачисленные в комендантский взвод.

Они поочередно ходили в дозор: забравшись с биноклем на дерево, стерегли подступы к тропинке, которая змейкой вилась в высоком густом кустарнике, и вела в расположение партизанской группы. Если смотреть на кустарник с земли, то ничего, кроме непроходимой стены зарослей, не увидишь. Только с высоты как на ладони видна петляющая из стороны в сторону тропинка; только отсюда можно заметить все, что происходит вокруг.