Страница 4 из 8
Пока детское сознание не засорено, тем более, когда есть некоторая предрасположенность, можно получить массу интересных ответов. Я сам периодически так делаю – задаю вопросы детям и получаю действительно интересные ответы. От детей можно получать очень много правильной информации.
Конечно, не все дети такие, есть и капризные, есть и замедленные, но это чаще является отражением проблем родителей. Какой бы ребенок ни был, это все равно не меняет его позицию по отношению к какому-то вопросу, он скажет, как есть. Какой бы он ни был, он все равно является носителем чистого знания.
Что касается меня, то, как видите, вырисовывается картинка идеального мальчика. Но это так и есть. Я не могу сказать, что я был идеальным ребенком, но я был таким, каким был, – хорошим мальчиком, который не хулиганил и не создавал родителям проблем. Но в этом тоже есть свои минусы.
Порой мне даже становится неловко от того, что мне нечего вспомнить из моих подростковых «преступлений». Я не пил, не курил. Не могу сказать, что мне что-то запрещали. Например, у нас всегда было вино в холодильнике, и я мог при желании достать его и выпить, если захочу, потому что у нас была культура потребления алкоголя. Летом всегда имелось белое сухое кубанское вино. Хочешь – бери, разведи с водой, выпей, утоли жажду. Хочешь – к ужину налей. Хочешь пива, давай тебе тоже возьмем.
Папа мог, конечно, выпить больше, чем бокал вина, а в пятницу вечером, после работы, мог принять и покрепче чего-нибудь. Но в семье не было запрета на алкоголь, и все спокойно к нему относились.
Не могу сказать, что запрещено было курить, – у меня был случай в детстве, когда я вылез во двор из окошка, повернул голову и увидел, что в соседнем окне курит моя мама. «Мама, ты что! Как же так?! Это же нельзя, это плохо!», – возмутился я. Я не то чтобы расстроился – у меня разрыв шаблона произошел: как так, моя мама – и курит? Хотя постоянно она не баловалась, видимо, наступил момент, когда захотела это сделать.
Вопросы интимных отношений тоже обсуждались в моей семье – всегда спокойно и ровно – даже моими бабушками, дедушками – как часть жизни вполне приемлемой. Не было такого, что эта тема закрыта. Я не могу сказать, что мы часто об этом говорили, но сама тема не была закрытой. Конечно, при детях не все обсуждали, но тайны не делали, потому что это воспринималось, как часть жизни. Не переходя границ натурализма, и никто не падал в обморок от разговоров о сексе.
Часто бывает, что люди, не впавшие в молодости в пучину порока, с возрастом меняются и хотят все попробовать. Я для себя, к примеру, осознаю, куда я могу впасть: с 19 до 25 лет, когда у меня была серьезная руководящая работа, я не мог себе позволить татуировки, пирсинг и все остальное.
Я понимаю, что сейчас подошел к такому возрасту: меня просто штырит, я хочу тату, уши проколоть – эта тема присутствует у меня и рано или поздно всплывет, годам к сорока.
Все остальное – нет. Как относился ровно к алкоголю, наркотикам, сексу, так и отношусь. Сказать, что мне когда-то хотелось напиться – нет. Не то чтобы мне стыдно в этом признаться, но я никогда не напивался в своей жизни – мне тридцать два года скоро будет, а я не знаю, что такое быть пьяным. При этом вино стоит в моем холодильнике точно так же, как в детстве, и я покупаю периодически, ко мне друзья приходят, дарят, но для меня алкоголь – это вопрос гастрономии, эстетики. Я люблю хорошее вино, но не больше одного, максимум двух бокалов. Потому что потом я не чувствую его вкуса, мне неинтересно его пить. Такое же отношение к крепкому алкоголю – в нем разбираюсь, но я его не пью.
Глава вторая
Как я выбирал свой путь
Сложно определиться с профессией, когда тебе всего шестнадцать. Здесь важно участие родителей. Но, во-первых, они не должны накладывать на выбор сына или дочери свои «хочу». Во-вторых, нужно провести работу и изучить своего ребенка глубже, нужно понять, какой он, и определить, чем ему помочь: создать рабочий режим, отдать в творческие или технические кружки, спортивные секции, подобрать наставников и репетиторов. То есть, с одной стороны, участие взрослых необходимо, а с другой – важно, чтобы ребенок проявил в этом вопросе самостоятельность.
Моя мама давала возможность выбора. Вузов в Тольятти было много, направлений тоже. Еще со школы я мог выбирать: физмат, инженерный, гуманитарно-языковой, экономический. Я нашел для себя несколько вариантов, подал заявления и везде поступил. Папа не вмешивался, он был такой человек – всегда ориентированный на самосознание ребенка. Он окончил нефтяное отделение, работал инженером в добывающей промышленности, потом ушел в строительный бизнес. А мама училась на истфаке и после института стала археологом. Они в принципе не мыслили шаблонно, каждый из них шел своим, вполне конкретным, и не самым простым путем.
У меня с детства были проблемы с речью. Не подумайте, ничего страшного, просто сегодняшнего меня – уверенного, способного презентовать себя, достойно держаться – не было в помине, если бы не мамино участие. Чтобы это исправить, я с маминой подачи стал выступать публично на научных конференциях. Начал с районной, потом дошел до города и области. Вскоре я стал лауреатом на всероссийской конференции по архитектуре с докладом на тему «Культовая монументальная архитектура Древней Руси на примере Никольской церкви в селе Глотово» с макетированием, полным изучением проблемы. Выступление было сложным и с информационной точки зрения, и с точки зрения психологической, потому что выступал я перед серьезными учеными. Во многом благодаря тому опыту выхода из зоны комфорта, когда я постарался преодолеть свое косноязычие, я начал неплохо держаться на публике и научился правильно и уверенно выступать.
Конечно, в этом огромная заслуга мамы, у нас дома была большая библиотека, где родители собрали книги по истории, археологии и другим темам. Мама научила меня работать с информацией, систематизировать ее и использовать по назначению. Много раз, особенно в институте, работая и готовясь к экзаменам, я благодарил ее в душе за эту подготовку, которая пригодилась мне и позже, когда я, как ее ученик, выступал на различных конференциях, олимпиадах по истории, политике, обществоведению.
Я очень любил археологию и историю, но к девятому классу настала пора принимать решение, куда двигаться дальше. И как бы ни была близка и интересна мне археология, как бы ни манили загадки цивилизации, археологом я себя не видел – это был не мой путь.
Для многих из нас, детей 90-х, в то время существовали только две профессии: юрист и экономист, а все остальное было или глупостью, или блажью. Я выбрал в гимназии класс с экономическим уклоном, где нас учили бухучету, маркетингу и экономике предприятия. Я был сконцентрирован на результативности. Психологию вообще не рассматривал как профессию, несмотря на то что серьезно увлекался ею, и она была и остается неотъемлемой частью моей жизни. Тогда мало кто понимал, как зарабатывать на искусстве, учитывая, что 90-е только отгремели, так что этот вариант тоже не рассматривался.
В итоге после школы я поступил в Поволжский государственный университет сервиса, на факультет экономики и управления.
Хотя, если быть до конца откровенным, если бы была возможность вернуться в прошлое и что-то поменять, я бы, наверное, выбрал не управление, а другую специальность, связанную с историей или созиданием. Возможно, пошел бы учиться на архитектора.
А если бы тогда уже умел рассчитывать свой энергетический паспорт, то, скорее всего, выбрал бы совсем другое направление, но! Дело в том, что путь мой от этого все равно сильно бы не поменялся! В какой-то момент я бы все равно стал экстрасенсом, даже если бы не был руководителем в сфере ресторанного бизнеса, а археологом или архитектором.