Не только апельсины

– Вот эта штука лак с полов сдирает, – сказала она, размахивая красной жестянкой с каким-то средством, – но ноги не возьмет.

Через неделю или около того мы перестали замечать запах, к тому же в раздевалке было удобно прятаться. Учителя даже близко к ней не подходили, только следили за нами с расстояния нескольких метров от двери.

Последний день четверти… В начале той недели мы ходили на экскурсию в Честерский зоопарк. Это означало, что все надевали лучшую воскресную одежку и соревновались, у кого самые чистые носки и самые внушительные сэндвичи. Предметом зависти служили напитки в банках, поскольку у большинства был с собой апельсиновый компот в пластиковых стаканах с крышкой. Стаканы вечно нагревались, и компот обжигал рот.

– У тебя черный хлеб? – Над спинкой сиденья впереди появляются три головы. – А это еще что? Там какие-то катышки, ты вегетарианка?

Я стараюсь не обращать ни на кого внимания, пока в мои сэндвичи тыкают пальцами. Досмотр сэндвичей продолжается от сиденья к сиденью, пренебрежительные или завистливые шепотки перемежаются визгливым смехом. В сэндвичах у Сьюзан Грин – холодные рыбные палочки, потому что ее семья очень бедная и им приходится питаться объедками. В прошлый раз у нее в сэндвичах был только бурый соус – вроде того, что стоит в столовках в пластиковых бутылках, потому что даже объедков не осталось. По результатам инспекции выносят вердикт – лучшие сэндвичи у Шелли: роллы из белоснежного хлеба с яйцами-карри и чуточкой петрушки. И у нее была банка настоящего лимонада.

В самом зоопарке – ничего интересного; к тому же ходить надо парами. Наша змейка пар ползла от вольера к вольеру. Мы потели и портили новую обувь песком и опилками. Стэнли Фармер поскользнулся и упал в пруд с фламинго, и ни у кого не было денег купить игрушечных животных. Поэтому на час раньше назначенного мы уселись в автобус и потряслись назад домой. На память водителю мы оставили три пластиковых пакета с блевотиной и сотню фантиков от конфет. Это было все, с чем мы смогли расстаться.

– Никогда больше! – вздыхала миссис Вирче, выпроваживая нас из автобуса. – Никогда больше не соглашусь на такой позор!

Миссис Вирче помогала Шелли закончить ее выходное платье. «Они друг друга стоят», – подумала я.

Я утешала себя мыслями о летнем лагере, куда каждый год ездила наша церковь. На сей раз мы собирались очень далеко, в Девон. Мама была в большом волнении, потому что обещал заглянуть пастор Спрэтт, – он приехал на редкую теперь побывку в Англию и собирался провести первую воскресную службу в евангелическом лагере под Калломптоном. В настоящее время пастор Спрэтт разъезжал по Европе с выставкой. Он уже успел завоевать себе репутацию самого известного и успешного миссионера, которого только снаряжала наша ассоциация церквей. Туземцы из мест, названий которых мы не могли даже выговорить, присылали в нашу штаб-квартиру благодарственные письма, возрадовавшись в Боге и обретенном спасении. В честь обращения тысячного язычника пастор Спрэтт получил средства на длительный отпуск и гастроли со своей коллекцией оружия, амулетов, идолов и примитивных средств контрацепции. Выставка называлась «Спасенные одной лишь благодатью». Я видела только рекламную брошюру, но мама знала все подробности. Были и другие заботы: у нас намечалась кампания евангелизации для девонских фермеров, уже распланированная. В прошлом мы всегда пользовались одними и теми же приемами – на службах, в палатках или в ратушах, вне зависимости от региона. Потом наш секретарь по евангелизации получил из штаб-квартиры набор пособий, в которых разъяснялось, что второе пришествие может случиться в любой момент и что наша задача – приложить все мыслимые усилия к спасению заблудших душ. В этих пособиях, специально составленных маркетинговым советом Харизматического движения[26], отмечалось, что все люди разные, а потому нуждаются в разном подходе. Необходимо, чтобы сама идея спасения стала значимой для любой категории слушателей. Поэтому, проповедуя, например, перед рыбаками, следует прибегать к метафорам, связанным с морской тематикой. И самое важное: когда говоришь с отдельными людьми, нужно как можно быстрее определить, чего они больше всего хотят в жизни – и чего больше всего боятся. Тогда Благая весть сразу становится личной и важной. Совет предписал посещать по воскресеньям подготовительные занятия всем, задействованным в Благой битве, и предоставил нам графики, чтобы мы могли отслеживать свой прогресс и не падать духом. На обороте пособий пастор Спрэтт приписал собственные рекомендации. Там даже имелась его фотография, на которой он – гораздо моложе своих лет – крестил племенного вождя. Итак, нашей целью было доказать, что Господь важен для девонских фермеров. Мама отвечала за припасы для лагеря и уже начала закупать огромные консервные банки бобов и франкфуртских сосисок.

– Армия не может маршировать на пустой желудок, – заявила она.

Мы надеялись собрать достаточно обращенных, чтобы учредить новую церковь в Эксетере.

– Помню, как мы строили здесь молельный зал, – мечтательно сказала мама. – Каждый внес свою лепту, и на работу мы нанимали только возрожденных во Христе.

Это было запоминающееся и трудное время: сообща копили деньги на пианино и сборники гимнов и боролись с искушениями дьявола потратить их на отпуск.

– Твой отец в те времена, конечно, был карточным игроком.

Наконец они получили грант от головного офиса – на достройку крыши и на флаг, чтобы он над ней развевался. Какой гордый был день, когда они подняли флаг, на котором красными буквами было вышито: «АЛКАЮ ТЕБЯ, ГОСПОДИ». У каждой церкви есть свой флаг – их изготавливают увечные миссионеры-инвалиды, получая взамен прибавку к пенсии и духовное удовлетворение. В тот первый год моя мама ходила по пабам и клубам и уговаривала пьяниц присоединиться к ней в церкви. Она садилась за пианино и пела «У тебя есть место для Иисуса?». По ее словам, выходило очень трогательно. Мужчины роняли слезы в кружки и бросали партию в снукер, пока она пела. Она была пухленькой и хорошенькой, и ее прозвали Иисусова Красотка.

– А сколько предложений мне делали! – призналась она. – И не все сплошь благие.

Какими бы ни были «предложения», паства росла, и многие мужчины до сих пор останавливаются и снимают шляпу перед Иисусовой Красоткой, когда мама проходит мимо.

Иногда я думаю, что она поспешила с замужеством. После ужасной истории с Пьером ей больше не хотелось разочарований. Когда я, сидя рядом с ней, рассматривала в альбоме фотографии предков со строгими лицами, она всегда останавливалась на двух страницах, которые в оглавлении значились как «Старые Любови». Там был Пьер и еще другие, включая моего отца.

– Почему ты не вышла за этого или вот за этого? – меня одолевало любопытство.

– Все они были непутевыми, – вздохнула она. – Мне и так несладко пришлось, пока я искала такого, что был всего лишь игроком.

– Почему он перестал быть игроком? – поинтересовалась я, пытаясь вообразить моего кроткого папу похожим на мужчин, которых видела в кино.

– Он женился на мне и обрел Господа.

Тут она вздохнула и рассказала мне историю Старых Любовей: про Безумца Перси, который водил машину с открытым верхом и просил поселиться с ним в Брайтоне, про Эдди в черепаховых очках, который держал пчел… В самом низу страницы имелась пожелтевшая фотокарточка красивой женщины, которая держала на руках кошку.

– Кто это? – указала я.

– Это? А… просто сестра Эдди, не знаю, почему я ее сюда вклеила. – Она перевернула страницу. В следующий раз, когда мы смотрели альбом, фотография уже исчезла.

Итак, она вышла за моего отца и вернула его на путь истинный, и он строил церковь и никогда не злился. Я думала, что он милый, хотя он по большей части молчал. Мамин отец, разумеется, пришел в ярость. Он считал, что она вышла замуж за человека ниже себя по положению и что ей следовало бы остаться в Париже. Скоро он перестал с ней общаться, поэтому ей вечно не хватало денег. Какое-то время спустя она умудрилась забыть, что у нее вообще были родственники.

26

Харизматическое движение – международное движение в рамках христианства, делится на множество самостоятельных течений.