Дедов завет

— Поэт из профессора Ремуса никудышный, — сказала Трисса скорее Гэну, чем мне, когда все начали расходиться, потому что до начала праздника еще был целый час.

— Т-точно.

Да? А мне она понравилась… Я уже говорил, что ничего не понимаю в поэзии? Оладка перепеченная! Надо взять на заметку никогда не писать Триссе стихов.

Глава 15

— Вставай быстрее, дурень! Все ж проспишь!

— А? А?

Я резко сел в кровати и заморгал. Была глубокая ночь, и кроме луны за окном я ничего не видел. А когда посмотрел направо, то чуть не завизжал как девчонка. К счастью, я вовремя вспомнил, что эти две горящие в темноте точки — глаза моего друга.

— Ну, чего тебе, Руфус? — спросил я и широко зевнул. Очень широко зевнул. Так широко, что у меня даже что-то щелкнуло, когда я рот закрыл. От этого я совсем проснулся.

— Вставай быстрей, говорю!

— Да встаю я, встаю.

Голова у меня трещала так, словно я вчера выпил в одиночку целый бочонок вина. Хотя я точно помнил, что кроме сока и воды у меня во рту ничего больше не было. Или я помню не все?

— Быстрей к окну, дурья твоя башка!

— Ага, — зевнул я, медленно сполз с кровати и попытался найти тапочки. Не нашел, поэтому к окну прошлепал босиком. — Ну и что там?

— Не ори, а то спугнешь!

— Ну? Тут же нет ничего.

— Тише! Туда смотри!

Крыс лапкой указал куда-то вдаль, и я прищурился, чтоб хоть что-то рассмотреть в темноте — фонари сегодня слишком тускло горели. И все же я смог разглядеть под одним из деревьев знакомую целующуюся парочку.

— Тоже мне, — хмыкнул я и зевая поплелся обратно в кровать. — Можно подумать, я никогда профессора Аварру с профессором Ремусом не видел.

— Эх ты! Дурья твоя башка! Не туда ты глядел! — Голос Руфуса звучал до того расстроенно, что я даже спать перехотел.

— Руфус? Там еще что-то было?

— А сам как думаешь, балбес?

Крыс тяжко вздохнул и исчез, так ничего мне и не объяснив. А я же до самого утра так и не смог сомкнуть глаз и все сидел и глядел в окно. И что такое я там должен был увидеть?

Когда за мной зашел Гэн, я уже был полностью готов. Часа так четыре назад.

— Д-доброе утро. Хорошо спал?

— Угу, хорошо, только мало. А ты почему спрашиваешь?

— Д-да у нас в комнате почему-то всем кошмары снились. А тебе нет?

— Не-а, не успели. Я раньше проснулся.

— П-повезло тебе. Мне вот всю ночь снилось, что я экзамены сдаю и ничего, совсем ничего не знаю!

Ответить на это я ничего не успел, потому что в мою комнату ввалился Пар. Именно ввалился и тут же растянулся на ковре. Толстяк скрутился в комочек, насколько это было возможно с его-то размерами, положил ладонь под голову и закрыл глаза.

— Я тут посплю, — сказал он, и мне показалось, что он сразу же и заснул. Пришлось немного попинать, и даже Гэн с радостью присоединился. — Эй, ребят, вы чего!

— Хватит дрыхнуть — на учебу пора!

Пар сердито запыхтел и уселся на ковре. А потом громко застонал и плюхнулся на спину.

— Я б на вас посмотрел, если б вам всю ночь снилось, что волшебные карманы возвращаются, а потом снова исчезают. И так всю ночь!

Надо же, а я еще на Руфуса ворчал за то, что тот меня разбудил среди ночи. А получается, что я его благодарить должен. Кто его знает, что мне бы приснилось.

— Ладно, пошли завтракать, — вздохнул я.

— Пошли! — Тут же вскочил Пар.

Сегодня нам не повезло — в Столовой дежурила Вредная Эльза. На столах остывала слизкая вонючая овсянка, и кроме Пара, к еде так никто и не притронулся. Да и толстяк наш не очень-то был и рад. Он мрачно ковырялся в тарелке и время от времени подносил ложку ко рту, морщился, но мужественно глотал.

Единственной радостью было то, что рядом со мной сидела Трисса, и мы теперь могли чаще бывать вместе. А в Свободный день и вовсе на свидание пойдем! Тем более, что мы давно не были в Городе. Как оказалось, по нему я тоже соскучился.

— П-пойдем? — предложил Гэн и отодвинул свою тарелку как можно дальше от себя. Мы с Триссой сделали то же самое.

— Ага. Пошли. Или ты еще и наши порции будешь есть? — спросил я у Пара.

— Сами ешьте! — буркнул толстяк. А вот от стряпни тетушки Тамы он никогда не отказывался. Впрочем, и мы тоже.

В общем, было понятно, почему настроение у всех нас прямо с утра было не самое благодушное. Да еще и мантии в четвертом классе были бабские. Нет, ладно бы просто бордовые, так они еще и с вышивкой! Хорошо хоть штаны черные. А золотые пуговки снизу я сразу отодрал. Триссу вон тоже довольной не назовешь. Для девушек мантии сделали нежно-розовыми с вышитыми золотистыми листочками. К этому еще длинные бордовые юбки шли, опять же с золотыми пуговками. Но Трисса не была бы Триссой, если бы не надела штаны. Пуговиц на них я тоже не заметил. Если честно, то я думаю, что Триссе вообще все идет, но она почему-то в розовом цвете чувствовала себя неловко. А ведь ей так целый год ходить! Ничего — привыкнет.

— Что у нас там первое? — спросил я, хотя успел все расписание наизусть выучить — надо же было чем-то ночью заниматься! А спросил я об этом только потому, что надо было хоть что-то спросить, а то все слишком грустные шли.

— В-водное волшебство.

— А потом?

— Ф-физкультура.

С прошлого года наше расписание не сильно изменилось. Некоторые предметы убрали, некоторые добавили, но занятия все равно начинались ровно в девять, а заканчивались в без двадцати три. Уроков было по четыре в день, и между третьим и четвертым — обед. И как и раньше четыре дня мы учились, а пятый был свободным.

— А что потом?

— В-вендийский.

— А потом?

— П-придворный этикет.

Вот и весь наш разговор по дороге к аудитории. Водное волшебство по-прежнему вел профессор Ремус, чему я не слишком обрадовался. Зато он был явно весел и доволен, хотя к уроку это точно не относилось. Он почти все занятие рассказывал нам как чудесно жить на свете и как он счастлив. Я тоже был рад, потому что он забыл задать нам домашнее задание. Гэн хотел было ему об этом напомнить, но я его вовремя остановил.

На Физкультуре тоже ничего примечательного не произошло. Мы как обычно размялись, немного побегали, попрыгали и пошли переодеваться.

А вот на Вендийском уже было веселее. Профессор Аварра половину урока сидела, молча уставившись в потолок, а потом вдруг вспомнила, что не отметила нас. Можно подумать, что хоть кто-нибудь решился бы прогулять ее занятие. Вот тут-то мы и узнали, что в нашем классе появилась новенькая, которая почему-то на первые два урока не пришла.

— Школяр Энна? — Профессор Аварра задумчиво почесала затылок длинным пером, крашенным под феникса. — Опять?

— Да, профессор Аварра!

Мы все разом обернулись назад, чтобы вместе посмотреть на ту, чей голос показался нам самым прекрасным, который мы когда-либо слышали. Уж я так наверняка. Вот только лицо ее разглядеть не получилось, потому что оно почти полностью было скрыто за длинной черной челкой. А потом девушка и вовсе положила голову на сложенные руки. И мне показалось даже, что она задремала.

— Опять двадцать пять, — пробормотала профессор. — Ну, неудивительно.

Новая одноклассница была последней в списке, и профессор наконец начала урок. Слушал я вполуха и то и дело косился на эту странную Энну. Она же, похоже, чихать на всех хотела и ни разу за весь урок больше не подняла голову. И профессор Аварра почему-то спустила ей это с рук. Наверное, все еще не может отойти от поэмы Ремуса.

Звонок прозвенел, и домашнее задание мы снова не получили. На этот раз я предусмотрительно держал руки Гэна. Крепко держал, чтоб этот умник не вздумал сам напроситься. А когда мы выходили из аудитории, новенькой уже и след простыл.

— Кто это? — спросил я у друзей, когда мы остановились в коридоре у диванчика. По времени у нас должен был быть обед, но никто из нас не спешил в Столовую. Овсянка, что была сегодня утром, была коронным блюдом Вредной Эльзы.