Страница 13 из 17
После увольнения я поехала в Одессу к сестре, Вале, она там училась в Гидрологическом институте. Я думала, устроюсь работать там поваром и буду подкармливать Валентину. Пошли мы с ней в институт, в отдел кадров, и мне предложили работу рабочей по кухне. Временно, а как только освободится место повара, переведут в повара. Предложили пойти на учебу в вечерней школе, а потом поступить к ним в институт, да еще в общежитии давали место. Все было замечательно, но Валентина заявила, что я буду ее позорить, работая на кухне и не разрешила мне туда устроиться. Я ее послушалась, и мы ушли, правда, потом я долго об этом жалела.
Год спустя. Возвращение в Херсон.
Для устройства на работу в Одессе нужна была прописка. Долго я искала квартиру, где бы согласились меня прописать, но безуспешно, деньги у меня заканчивались, и я решила уехать в Херсон к Нине, она как раз к тому времени вышла замуж. У ее свекрови был свой дом, с участком, в котором молодоженам выделили две комнаты.
Я приехала в Херсон и пошла устраиваться на работу в ту столовую, где я проходила практику. Там мне были рады, но без прописки принять не могли. Выручила меня тетя Лена, Нинина свекровь, она решила меня прописать у себя. В паспортном столе нам сказали, что нужен поэтажный план дома, без него не пропишут. Кинулись мы его делать, заказывать и выясняется, что могут сделать этот план только через полгода. Как быть? Мне нужно работать. Кто меня кормить будет? Я не привыкла за чужой счет жить. Я ходила во все столовые, рестораны и в кондитерские – везде нужна была прописка. Я совсем отчаялась, но Господь явил чудо!
Иду я по городу и плачу, в очередной раз отказали. Не знаю, что делать, уже вторую неделю без работы. Думаю, завтра уеду домой. Вдруг слышу, меня кто-то окликает: «Люба, это ты?» Отвечаю: «Да!» Смотрю, а это Александр Александрович Орлов, муж моей бывшей воспитательницы в общежитии. Он был секретарем райкома. «Что случилось, почему глаза на “мокром месте”? Идем ко мне в кабинет, там все расскажешь: где ты сейчас и чем занимаешься?»
Мы вошли в здание райкома, огромное, с колоннами, лестницы мраморные, в вестибюле стоял памятник В. И. Ленину. Возле окон, в коридоре, цветы в больших горшках. Я впервые оказалась там. Потолки были так высоки, что я ощущала себя маленькой. Возле входных дверей стоял дежурный, а сами двери были высокие из массива дуба и украшенные резьбой – по краям колосья, а в центре – серп и молот. Я не шла, а летела, как на крыльях, забыв про свои неприятности, ведь я уже надежду всякую потеряла и собиралась уезжать, а тут случайно встречаю почти родного человека…
Во время моей учебы, в нашем общежитии воспитательницей работала Елена Ивановна Орлова. Она следила за дисциплиной и порядком, а еще вела кружок домоводства. Елена Ивановна была женой этого самого Александра Александровича. Она была красива, волосы у нее были густые и длинные, а коса такая толстая, что помещалась только в двух моих ладонях. Мне нравилось расчесывать ее волосы и заплетать косу. Детей у нее не было, и она часто приглашала меня к себе в гости. Они с Александром Александровичем относились ко мне, как к своей дочке. К несчастью, Елена Ивановна внезапно умерла – оторвался тромб. Для меня это была большая потеря. Я и сейчас помню, как мы ее хоронили: было много цветов и молодежи.
Александр Александрович очень ее любил и сильно тосковал, когда ее не стало. Он ненадолго пережил жену, так что когда я пришла его поблагодарить за помощь, благодарить было уже некого. Мне сказали, что он умер, как будто, миссию свою выполнил и ушел.
Но я отвлеклась. Александр Александрович сел за большой стол, в огромное красивое кресло, посадил меня рядом и давай расспрашивать: «Что случилось, почему такая красивая девушка плачет?» Я ему рассказала о своей жизни после окончания училища. Он очень жалел, что я уехала, не попрощавшись, говорил, что приезжал в общежитие узнать обо мне и там ему сказали, что я уехала работать по распределению. Потом он заболел и потому меня не разыскал. Теперь же, когда мы встретились, он очень обрадовался и сказал, что теперь мы больше не потеряемся, а будем держаться друг друга. «А прописку мы тебе сейчас сделаем»,– позвонил кому-то, и тот, кто-то, сказал: «Документы пусть приносит завтра в 10 часов утра в ресторан». Я сказала, что пока поэтажного плана нет, не пропишут. Александр Александрович засмеялся, погладил меня по голове и сказал: «Все будет! и поэтажный план тоже!» Мы с ним долго сидели, разговаривали, потом пообедали в кафе, и он проводил меня до автобусной остановки.
На следующий день, взяв паспорт и домовую книгу, я повезла их в назначенное место, в ресторан, где передала документы совершенно незнакомому мне человеку. Он угостил меня кофе и сказал: «Через три дня придете сюда же».
Через три дня я, действительно, получила документы с пропиской. Я помчалась к Александру Александровичу поделиться с ним своей радостью и угостить его домашней сметаной, маслом, и фруктами из сада тети Лены. Он был удивлен и не хотел принять мои скромные подарки, а я была обескуражена, мне было неловко, я не знала, что теперь делать. Видно, Александр Александрович понял, что творится у меня в душе, пожалел меня и взял гостинцы. Пробыла я у него недолго. Скоро я попрощалась и ушла.
Я была счастлива – теперь меня возьмут на работу, и я смогу себя обеспечить и родителям помочь.
Некоторое время я была очень занята: поиски работы, начало новой трудовой деятельности и прочие житейские дела. Прошло какое то время, прежде чем я отправилась, в свой выходной, к Александру Александровичу, проведать его и рассказать о своих успехах.
Дверь мне открыла незнакомая женщина; я еще подумала, может, он женился и это его новая жена. Я сказала, что пришла к Александру Александровичу. Женщина ответила мне: «Его больше нет! Мы его уже похоронили, а я – его родственница».
Не помню, как я оттуда ушла, что было со мной, как добралась домой тоже не помню. Мне было плохо и одиноко. Я так надеялась, что мы не потеряемся больше, он ведь так сказал! Но, увы! Кто знает, может быть, Елена Ивановна и Александр Александрович были не люди, а ангелы, по крайней мере, для меня.
Столовая № 9. На те же «грабли»…
Меня приняли на работу в ту же столовую № 9, где я проходила производственную практику, правда, шеф-повар там поменялся.
Все шло хорошо, но случилось – новое искушение! Перед праздником Пасхи ночью в нашей столовой неожиданно отключили электричество, и дрожжи разморозились. Их и со склада-то привезли уже не очень свежими. В итоге дрожжи потеряли нужные качества и стали пригодны только для пресного теста. Но на Пасху, для выпечки куличей тесто требуется только сдобное, и дрожжи должны быть свежие и хорошего качества.
Меня отправили работать в мучной цех – готовить тесто для куличей, печь и украшать их для продажи на Пасху. В то время Пасху мало кто праздновал, церковные праздники были отменены властью. В церкви священники служили Господу и окормляли малое число прихожан, жаждущих слова Божьего, в основном стариков и старух со своими внуками. В гражданском календаре Пасха не значилась праздником, но в дни ее торговля и общепит имели большую прибыль от продажи куличей, у государства доходы по налогам от торговли увеличивались, и власти «закрывали глаза», делая вид, что не видят, как люди празднуют Пасху
И Господь радовался с нами тому, что люди исполняют Его Закон. В семьях ели куличи и рассказывали детям о том, как Бог вывел евреев из египетского рабства, а люди воцерковленные, вкушая Пасху, думали об Иисусе Христе, о его Воскресении и спасении нас от греха.
«Примите, ядите, сие есть Тело Мое еже за вы ломимое во оставление грехов…
Пиите от нея вей, сия есть Кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов (Мф. 26.26-28).
Я, как обычно, пошла к шеф-повару за сырьем для приготовления куличей и мне выдали те самые дрожжи. Они уже потемнели и имели специфический неприятный запах. Я сказала шеф-повару, что на таких дрожжах куличи печь нельзя, но она ответила: «Других нет. Готовь на этих, а то заведующей пожалуюсь».