Страница 14 из 17
Мне надо был вспомнить сходные ситуации, в которые я уже попадала ранее: и тухлое мясо в этой же столовой, когда я проходила практику, и старый вонючий свиной жир в Федоровке, который я согласилась принять, как пригодный, и как Господь спас меня от последующих неприятностей. Из Федоровской столовой я тогда уволилась и думала, что решила все свои проблемы. Но, увы, я не поняла самое главное – нельзя никогда идти против своей совести и закона Божьего.
Сейчас же это были не пирожки или булочки, а куличи к великому Божьему празднику, а я их пекла из испорченного сырья. Если б я тогда знала, что Бог все знает, слышит и видит, я бы закричала: «Выручай! Научи, как мне поступить, чтобы их не печь?» Но я малодушно подумала о том, что я так долго не могла устроиться на работу, с таким трудом прописывалась, что мне нельзя возмущаться; как бы не уволили, и пошла делать, что велено.
Ничего хорошего из этого, разумеется, не получилось— тесто не взошло, как должно, и, когда его разложили по формам, оно и в формах поднялось на сантиметр. В печь поставили – куличи не поднялись, а когда время пришло их вынимать из печи, оказалось, что они все подгорели. Как мы их ни посыпали сахарной пудрой, вид у них был непривлекательный, да и запах был неприятный, и люди покупали их неохотно. Я позвала шеф-повара, показала ей эти куличи и не увидела радости на ее лице. Она пошла в магазин, купила хорошие дрожжи, и, когда я замесила второй чан теста, куличи получились красивые, высокие, румяные и вкусно пахли. Их расхватали на «ура» и просили еще. Мы замесили еще один чан и допоздна работали в тот день, так как тесто нельзя было оставлять на завтра. Утром нам вернули больше половины некачественных куличей из первой партии, и шеф-повар заставила нас порезать их на сухари.
Зарплату в этом месяце нам выдали меньше, чем обычно. Спросили у шеф-повара: «В чем дело?», а она ответила, что сняла с нас за испорченные куличи. Я рассердилась, высказала ей все, что думала по этому поводу, и написала заявление на увольнение.
Я подала документы в Торговый техникум на дневное отделение и уже целый месяц ходила на подготовительные курсы; в июне надо было сдавать экзамены. Я думала, что уволюсь после двухнедельной отработки, как раз к экзаменам. Заведующая увидела мое заявление, вызвала меня в управление и стала уговаривать остаться, говоря, что вернет мне сумму, которую у меня вычли и устроит меня в техникум, на вечернее отделение, без экзаменов. Я хорошо работала, была исполнительна и вкусно готовила.
В душе я хотела остаться, да еще и на таких условиях, и сама заведующая просит. Я почти согласилась, но, видно, против Божьей воли не пойдешь, возмутился мой дух, и я все-таки уволилась. Так и царю Египетскому Господь дух ожесточал, когда он не отпускал евреев из Египта.
Видно, решил Господь, что мне надо уйти оттуда из-за моего малодушия и меркантильности. И то – сначала боялась, что уволят за отказ печь на дрянных дрожжах куличи к Божьему празднику, а когда денег я недополучила, возмутилась, и страх куда делся, и сама уволилась. Господи, прости меня, за грех мной сотворенный!
Я уволилась из столовой и продолжила ходить на подготовительные курсы в Торговый техникум. Однажды мы с моей родственницей, Аллой, пошли в гости к ее знакомой, которая принимала экзамены по математике в этом техникуме. В разговоре я сказала, что тоже буду туда поступать, на дневное отделение. Она мне ответила: «Не тратьте силы и время, а подавайте документы на вечернее отделение, там точно поступите. На дневное уже набрали каждый своего «протеже», а экзамены – это только видимость для всех остальных, кто не в их числе. На следующий год сможете перевестись с вечернего на дневное, там будут свободные места, многих отчислят, нужны знания, а «блатные» не желают учиться».
Я послушалась ее и поступила на вечернее отделение на специальность технолога.
Прощай, «общепит»!
Я подыскала себе работу поближе к техникуму, в кондитерском цехе, кондитером и перешла на квартиру к Семеновне, я раньше у нее жила с подругами, еще, когда училась в училище. Скоро наш кондитерский цех присоединили к столовой, а меня перевели в столовую аэропорта. Все складывалось неплохо, но Господь, видимо, имел на меня другие планы.
Училась я прилежно, хозяйка приняла меня, как родную, и на новой работе отношения складывались хорошие, мной были довольны, но «проснулись» мои старые недуги и стали донимать меня сильнее, чем прежде.
На работе я половину дня готовила, а потом должна была отпускать порционные блюда сотрудникам аэропорта без очереди, а после – всем остальным. Зал открылся, народ собрался обедать, стоят в очереди, а меня нет, сотрудников в зале тоже нет, даже кассира на месте нет. Тут, вдруг, появляются медики «скорой помощи» и прямиком на кухню, в нашу раздевалку. Я там сижу, а из носа у меня кровь в миску льется, как из крана, возле меня все суетятся и не знают, чем помочь: один лед несет, другой воду и салфетки, но все бесполезно. Увидев медицинских работников, сотрудники разошлись по своим рабочим местам, оставив меня с ними. Кровь мне остановили, тампон с перекисью водорода приложили и оставили на полчаса полежать, а как лучше будет, можно работать. Велели обязательно посетить врача.
В зале стояла тишина – все ждали, когда выйдет кто-нибудь из сотрудников столовой на раздачу, чтобы узнать, что случилось. Все уже знали, что я виновница этого переполоха. Позднее, когда я вышла в зал на раздачу, все отнеслись ко мне с сочувствием и были очень вежливы со мной. Вот так начинались мои трудовые дни – со «скорой помощи». По ночам у меня шла носом кровь, и меня увозили в больницу, а по утрам отпускали домой. Помню, написала домой прощальное письмо, где просила, чтобы, если умру, мне на могилу поставили фото с портрета, который сделали в училище на выпускной, и просила у всех прощения. Потом я пошла к врачу, и та категорически запретила мне работать в «горячем» цехе. Она сказала: «Увольняйтесь и ищите себе другую работу». Потом написала заключение – уволить меня в связи с болезнью – «не может работать», и статью указала. В это время кассир ушла в отпуск, и меня посадили на ее место. Я сначала стеснялась получать деньги от посетителей, а потом привыкла, так что, когда кассир вернулась, ее хотели, было, уволить из-за обсчета посетителей, а меня посадить на ее место, но я не согласилась. Она проработала здесь уже двадцать лет – куда ей идти, а я молодая и где-нибудь устроюсь.
Святые учат: ложась спать, вспомни прошедший день и извлеки из него урок для пользы твоей и попроси прощения у обиженных тобой, прости обижающих тебя и поблагодари Господа за все, что было во Славу Его. Теперь я понимаю правильность и необходимость этого, а тогда об этом и не слышала. Всегда нужно помнить о своих неудачах, постараться понять, почему и зачем они посланы, и просить у Господа объяснить, если ты этого не понял. И Господь даст ответ! Если же мы не осмысливаем происшедшее и не раскаиваемся в содеянном, мы опять и опять будем попадать в похожие ситуации.
Из аэропортовской столовой пришлось уволиться. Мне было страшно, ведь я умела только готовить, это была моя специальность. Теперь же, когда мне вернули трудовую книжку, я осознала, что моя профессия мне больше не пригодится, все, чему меня научили, нужно забыть и начинать трудовую деятельность с «чистого» листа. Я плакала навзрыд: сестра Валя учится в институте, сестра Оля школу оканчивает, а три младших сестры еще дома и их надо «на ноги подымать». А тут я «на голову» родителям свалюсь: «как ком снега в средине лета», да еще больная. Я решила не ехать домой – не добавлять им лишних проблем, у них и без меня их хватает. В интернате нас научили самостоятельности, я отвыкла от родительской опеки и внимания и в них не сильно нуждалась, а родители привыкли, что обо мне государство заботилось. Потом, когда я выучилась и стала сама зарабатывать себе «на хлеб», я еще старалась помочь им.
Позвонить домой, поговорить с мамой, посоветоваться, как быть дальше, да хоть услышать слова поддержки я не могла, телефонов, в селе тогда не было. Иду, а мысли бегут одна за другой, и ни одной радостной; где я деньги возьму на жизнь, я ведь уже не работаю? Кто меня кормить будет и за квартиру платить? Я шла по дороге, глотала горькие слезы и Бога просила помочь мне— в тяжелых ситуациях я всегда Его просила о помощи.