Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 10



За час ее лениво посетили всего две необязательные мысли. Однажды, еще в университете, сокурсница азартно доказывала, что все раздоры с мужьями происходят в непереносимо убогих интерьерах и тесноте. «А в нормальных, пусть не шикарных, нормальных условиях разве есть хоть один повод ссориться?» – вопрошала она девчонок. Все, включая Анджелу, такового не нашли. «Дура набитая», – подумала Литиванова, неизвестно, себя или ее имея в виду. И еще как-то они пошли к однокласснице. Та, бедная, годами с ума сходила. Жили в однокомнатной квартире с мужем и ее бабушкой. Старушка их безжалостно изводила. Оба нервничали, ссорились все чаще. И вот источник смуты упокоился. Анджелу тогда потряс вопрос одной из девушек: «Без нее все наладилось? Не ругаетесь больше?» Хозяйка как-то затравленно оглядела гостий и удивленно призналась: «Ничего не наладилось… Почему-то». Спросившая кивнула и горько усмехнулась, будто ответ лишь подтвердил ее знание. «Получается, когда муж все реконструирует, счастье к нам не вернется, – догадалась Анджела. – Его работа – только предлог». Тут зазвонил телефон.

– Ангел мой, я был резок. Прости, – мирно сказал Литиванов.

– Мишенька, я не могу тебя разлюбить, – тихо призналась она.

– Ты делаешь меня счастливым. Мы все преодолеем вместе. Я перезвоню.

Этого было достаточно, чтобы к ней вернулось желание привести себя в порядок.

Через час Анджела уже катила в своей немецкой машине – только добротность и надежность, никакого вызова лоском и запредельной ценой, провоцирующих охотников из ГИБДД брать дамочку на испуг и грабить на авось. Михаил хотел купить ей нечто шикарное, но мудрый папа опередил: подарил на день рождения то, что считал безопасным и достойным порядочной женщины. И она спокойно передвигалась в своей крепости. А уж на светские мероприятия ездили на том, что приличествовало Литиванову. Тут и папа кивал: «Надо соответствовать».

Анджела сказала мужу правду: она обходилась ему гораздо дешевле, чем другие жены своим кормильцам, поильцам и наряжальцам. Ненавидела присутствие чужих в доме и заставила Михаила и Алика не разбрасывать одежду и класть вещи туда, откуда достали. Поэтому пара домработниц являлась не каждый день, трудилась интенсивно и уходила довольно быстро. Менялись времена, но дочь жила, как мать и бабушка, традиционно, по-московски. Когда-то занятая наукой бабуля впервые договорилась с портнихой, парикмахершей, маникюршей и косметичкой о том, чтобы ее обслуживали на дому по выходным. Приложилась к развитию мелкого бизнеса, искушала деятельниц советской сферы обслуживания рублями, которые не учитывались в перевыполненном плане при подведении итогов социалистического соревнования. Потом мастерицы взялись за ее подросшую дочь. Состарившись, бережно передали клиентуру, не обедневшую в девяностые, своим лучшим ученицам или родственницам. И теперь уже эти якобы домохозяйки, принципиально игнорирующие налогообложение, объезжали своих дам на фордиках и легкими талантливыми руками колдовали над ними, поругивая российские дома моды, бутики, имидж – студии и салоны красоты. Брали не дешево, но по-божески.

Иногда за границей мама, наизусть знавшая штук двадцать параметров Анджелы в длину и ширину от, до и между, решала, что той не помешает нечто брендовое. Для того чтобы купить это, ей нужен был папа. Не только его банковская карта, но глаза и любовь к дочери. Она сама, профессионально изучавшая людей, выбирала тряпку под них: «Вот оно, дорогой, мужчины замрут на полчаса, женщины неделю из ступора не выйдут». А утомленный ожиданием добряк безошибочно решал, понравится ли «оно» его девочке. В смысле содержания жены и сына зять был независим до грубости, но родители упорно отстаивали свое право дарить Анджеле и Алику все, что им заблагорассудится, в любое время. Казалось, всем бы их заботы – Литиванов молча скривился, увидев то платье. А ведь ее родители возмущались, обижались и мучились так же, как старики, чьи карамельки небрежно швырнули в угол и никогда не дадут избалованному шоколадом внуку. От бессилия, конечно, слез не лили, но дьявольскую гордыню и замашки тирана Михаилу приписывали.



Утренняя ссора имела куда большее значение, чем все прошлые семейные недоразумения, вместе взятые. Слегка успокоившись под душем и после за рулем, Анджела крутила ее в голове, будто хитро запакованный предмет в дрожащих от нетерпения руках. Она лукавила, сказав, будто Алик написал ей. Мальчишка честно соблюдал договоренность с отцом – купюрными проблемами маму не грузить, она их не решает. Но он поговорил по скайпу с дедом, после того как Литиванов не ответил ему. Обычно рассказывал только о школьных порядках. А этот торопливый монолог слегка походил на бред. За учебу отец платит, но карманных денег переводит меньше, чем год назад. Каждый раз несет что-то про закалку трудностями. Алик уже чувствует себя нищим среди принцев. Зачем ему это нужно? Если нет возможности без излишеств, но достойно жить в Швейцарии, он готов вернуться в Москву. Приятель зовет в Германию – там все дешевле и образование бесплатное. Да еще у мамы поникший вид, улыбается натянуто, говорит, что очень соскучилась, но почему-то не едет хоть на три дня. Что там у них вообще происходит? Удивленный дедушка мирно обещал разобраться. Но через секунду рассвирепел и заявил, что к выходным мальчику надо ждать бабушку, которая «так сориентируется на месте, что там принца на принце не останется».

– Папе лучше ничего не говорить, – просительно сказал внук.

– Моя жена вправе ехать куда угодно и когда угодно, – зарычал дед. – Но тебя мы не выдадим. Считай это инициативой старших родственников.

На то, чтобы вызвать к себе Анджелу, понадобилась минута. Ее так испугал хриплый голос отца, что она прыгнула на водительское сиденье, казалось, прямо из-за ноутбука. В любом случае промежуточные действия не запомнились. В родительском коттедже царила напряженная обездвиженность. Папа застыл в углу кабинета, мама вжалась в диван, и оба смотрели в одну точку. Будто в окно влетела шаровая молния и непонятно, куда сейчас двинется, кого убьет. Но, увидев дочь, все хаотично зашевелились – папа топал ногами, мама без конца всплескивала руками.

Из лихорадочных вскриков Литиванова сразу поняла, что ее сын находится на краю могилы. Голодная смерть уже занесла над несчастным чадом косу. Необходимо сейчас же кинуть ему монетку. Ловя ее на лету, Алик изменит положение тела, и орудие безносой гадины лишь рассечет воздух. Анджела силилась понять, что в действительности грозит мальчику, но папа настойчиво требовал объяснений у нее. А мама одновременно рассказывала, что пишет дома статью, зато папе давно пора в банк, в центр Москвы. На дорогах скользко, пробки ужасные, водитель ей не нравится, даже когда не торопится. Но папа вынужден будет его подгонять. Ничем хорошим это не кончится. И если упрямая дочь сию минуту не скажет, когда они с Михаилом задумали отправить своего малыша в Швейцарию и уморить там, не пачкая рук кровью и не видя его агонии, то на ее совести будет еще и погибший в ДТП папа. И мертвый Литиванов, потому что вот именно его кровью мама точно не побрезгует обагрить всю себя, всю абсолютно! Она снова подумала: еще один прекрасный дом, две ухоженные женщины, успешный мужчина в итальянском костюме и даже в бабочке – стиль такой выработал с годами, всем нравилось. И опять скандал из-за мальчика, которого учат в Швейцарии. Дико. Банально. Но куда же деваться? И делать-то что?

В тот момент Анджелу вынуждали делать то, что Михаил счел бы предательством. Едва они поженились, она дала мужу слово никому, даже родным, ни звуком не обмолвиться о его успехах и трудностях. Он сообщал только то, что сообщал. «Наверняка в процессе выбора фактов, который в нем запустил жизненный опыт, черт ногу сломит, – рассуждала тогда молодая жена. – Так зачем мне рисковать свернуть себе шею, запутавшись в его комплексах». Но теперь Алик своими жалобами будто разогнал асфальтовый каток на узкой дорожке, с которой некуда деться. И надо было как-то уворачиваться.