Страница 130 из 141
-- Я снова видел троих, -- прошептал ов. -- Илыо, Моисея и тебя. Теперь я больше не сомневаюсь. Я ухожу.
-- В добрый час, старче! Ты счастлив?
-- Да. Дай мне поцеловать руку твою.
Раввин схватил руку Иисуса и надолго прильнул к ней холодными губами. Он смотрел на Иисуса взволнованно, молча прощаясь с ним, а затем спросил:
-- Когда же и ты будешь там, в высях?
-- Завтра, на Пасху. До встречи, старче!
Почтенный раввин скрестил руки на груди и прошептал:
-- Отпусти теперь, Господи, раба Твоего: глаза мои зрели моего Спасителя!
28.
Солнце опустилось и, сделавшись кроваво-красным, шло на закат. Противоположный, восточный край неба становился голубовато-белым -- вскоре должна была появиться огромная, молчаливая пасхальная луна. Бледные солнечные лучи еще не исчезли: они искоса освещали худощавое лицо Иисуса, касались лбов, носов, рук учеников и отправлялись в угол приласкать упокоенный, радостный, теперь уже бессмертный лик почтенного раввина. Магдалина сидела за ткацким станком в глубокой тени, и никто не видел слез, которые тихо струились по ее щекам и подбородку и падали на неоконченный холст. В доме все еще стояло благоухание, и пальцы Иисуса все еще источали миро.
Так сидели они безмолвно, и по мере того, как вечерело, сердца их сжимались. Вдруг в окно влетела, рассекая крыльями воздух, ласточка, сделала три круга и, радостно щебеча, устремилась к свету и стрелой вылетела прочь так быстро, что взгляд успел схватить только косо разрезанные крылья да белое брюшко.
Иисус словно только и ждал этого знака. Он встал и сказал:
-- Пришел час.
Он обвел медленно взглядом очаг, орудия труда, домашнюю утварь, светильник, кувшин, ткацкий станок, а затем четырех женщин -- почтенную Саломею, Марфу, Магдалину и сидевшую за станком Марию, а напоследок
-- седого старца, который уже вступил в бессмертие.
-- Будьте здоровы, -- сказал он, подняв руки. Ни одна из трех девушек не смогла ответить ему, и только почтенная Саломея сказала:
-- Не смотри на нас так, будто ты покидаешь нас навсегда, дитя.
-- Будьте здоровы, -- повторил Иисус и подошел к женщинам.
Он положил руку на голову сначала Магдалине, а затем Марфе. Пряха встала, подошла к нему и преклонила голову. Он словно благословлял их, прощался с ними, брал их с собой навсегда. И вдруг все трое заголосили.
Они вышли во двор: впереди -- Иисус, следом за ним-- ученики. Поверх ограды двора над колодцем расцвела жимолость, которая теперь, с наступлением вечера благоухала. Иисус протянул руку, сорвал цветок и стиснул его в зубах. "Бог да пошлет мне силы, -- взмолился он в сердце своем. -- Бог да пошлет мне силы удержать в зубах этот нежный цветок, не прикусив его в муках распинания!" В воротах он снова остановился и поднял руку.
-- Женщины! -- воскликнул он голосом, идущим из глубины души. -- Будьте здоровы, женщины' Ни одна из них не ответила. Плач стоял во дворе. Иисус шел впереди всех. Путь их лежал к Иерусалиму. Полная луна поднималась из-за Моавитских гор, солнце садилось за Иудейскими горами. На мгновение эти два великие небесные украшения задержались, посмотрели друг на друга, а затем одно из них взошло вверх, а другое закатилось. Иисус кивнул Иуде, и тот подошел к нему. Они завели между собой разговор о какой-то тайне -- говорили тихо, то Иисус, то Иуда время от времени наклоняли голову, каждый взвешивал слова, перед тем как ответить.
-- Прости, брат мой Иуда, -- сказал Иисус, -- но так нужно.
-- Я уже и раньше спрашивал тебя, Учитель: неужели нет иного пути?
-- Нет, брат мой Иуда. И мне хотелось бы того же. До сих пор я все надеялся на это и ожидал, но все напрасно. Нет, иного пути нет. Наступил конец света, этот мир, Царство Лукавого, рухнет и придет Царство Небесное. Я принесу его. Как? Смертию моею. Иного пути нет. Не падай духом, брат мой Иуда, через три дня я воскресну.
-- Ты говоришь так, чтобы успокоить меня, чтобы заставить меня предать тебя и сердце мое не разрывалось при этом. Ты говоришь, что я способен выдержать, чтобы придать мне мужества, но чем ближе ужасный миг, тем труднее это. Нет, я не выдержу, не выдержу, Учитель!
-- Выдержишь, брат мой Иуда. Бог даст тебе силу, которой тебе недостает, потому что так нужно. Нужно, чтобы я погиб, а ты предал меня --мы вдвоем должны спасти мир, помоги же мне!
Иуда опустил голову и, немного помолчав, спросил:
-- А если бы ты должен был предать своего Учителя, ты сделал бы это? Иисус ответил не сразу. Он задумался и, наконец, сказал:
-- Нет. Думаю, что я бы не смог. Потому Бог сжалился надо мной и определил мне более легкий долг -- быть распятым.
Иисус взял Иуду за руку и тихо, обольстительно заговорил:
-- Только не оставляй меня, помоги мне. Ты уже переговорил с первосвященником Каиафой? Слуги Храма уже вооружились, уже готовы схватить меня? Все сделано, как мы договорились, брат мой Иуда? Так отпразднуем же ныне вечером все вместе Пасху, и я кивну тебе, когда ты должен встать и отправиться за ними. Черных дней всего три, и промчатся они с быстротой молнии. А на третий день мы все обнимемся и пустимся в пляс, ибо придет воскресение!
-- А другие будут знать о том? -- спросил Иуда, указав большим пальцем на учеников, гурьбой следовавших за ними.
-- Сегодня вечером я скажу им, чтобы они не оказывали сопротивления воинами и левитам, которые придут схватить меня.
Иуда презрительно скривил губы:
-- Это они-то окажут сопротивление? И где ты только выискал их, Учитель? Все как на подбор! Иисус опустил голову и ничего не ответил. Луна восходила, изливая свет, который лизал камни, деревья, людей. Темно-голубые тени падали на землю. Позади шли гурьбою, разговаривая и споря друг с другом, ученики: одни уже облизывались, думая о накрытом столе, другие с тревогой вспоминали двусмысленные слова Учителя, а Фома вспомнил бедного почтенного раввина:
-- И с нами будет то же, что с ним!
-- Что? Мы тоже умрем? -- оторопело спросил Нафанаил. -- Разве не было сказано, что мы отправляемся за бессмертием?
-- Так оно и есть, но прежде мы должны пройти через смерть, -- объяснил ему Фома. Нафанаил покачал головой.
-- Плох такой путь к бессмертию, -- проворчал он. -- Не поздоровится нам на том свете, помяните мои слова!