Скрежет ручки в залитой вином комнате

Анюта была накрашена так, что невольно я задался вопросом, а она ли это вообще. У неё не было привычки краситься броско, а порой она совсем не красилась за неимением времени или желания, но тут… с женщинами всегда что-то происходит, когда они идут заключать брак. Волосы её были уложены непонятным мне образом, но выглядело это неплохо. Вроде как. Я не специалист, как мог бы заметить кто угодно. Это была та же Анюта, только с ног до головы намазанная всякой косметической гадостью, обёрнутая в свадебное платье. Женщины всегда думают, что они должны выглядеть максимально красиво в день свадьбы, но по факту всё сводится лишь к рисованию лица поверх лица, закрутке волос в калачи и надеванию белого платья, которое, вроде как, не встречалось ни у кого раньше, но чем-то выделиться на фоне других тоже не может. Так же было и в этот раз, ничего не меняется в этой жизни. Была бы жизнь очень хороша для всех, то, возможно, я и не возражал бы, но, как мы можем знать, всё как раз наоборот.

Они с отцом медленно шли к нашему алтарю, жених смотрел на невесту воодушевлённым взглядом, а та опустила глаза в пол, изредка поднимая полный смущения и радости (странная смесь) взор. Была в свадьбах такая интересная традиция — делать вид. Делать вид, что жених удивился красоте невесты в свадебном платье, словно до этого они виделись только с завязанными глазами; делать вид, что невеста — невинная девочка, никогда и мужских причиндалов-то не видевшая (и, упаси Господи, никогда не позволявшая им входить в самые различные отверстия своего тела); делать вид, что вся собранная массовка пришла сюда порадоваться за молодожёнов, а не просто поторговать физиономиями и нарезаться хорошим (или не очень) алкоголем, и что их пригласили ради разделения радости события, а не ради окупаемости сего мероприятия. В каком только маскараде ни приходится порой участвовать.

Когда Анюта поднялась, то мы ненадолго встретились взглядами, и я улыбнулся ей, но улыбнулся из-за того, что просто рад был видеть, а не из-за нахождения на сим мероприятии. Но ей важно было видеть именно мою улыбку, это было в плане события. Следом она повернулась лицом к дежурной женщине-бракозаключалке (я не знаю их должностей, да простит меня кто угодно за неказистые неологизмы), которая изобразила до невозможности противную гримасу, прикрыв глаза. Но везде должен быть баланс, так что она ещё и немного открыла рот. Меня немного встряхнули мурашки, но мы это преодолели. Аркадий Геннадьевич ушёл в зал, ему не позавидовать. Хоть я и не любил быть у всех на виду, но находил некоторую прелесть в том, что стоял у алтаря, а не среди всех этих претенциозных засранцев.

Женщина-бракозаключалка начала читать свою заготовленную и тысячи раз до этого употреблявшуюся фразу о том, что создаётся новая семья, новая ячейка общества и прочую чепуху. В совокупности с её натужно сделанным лёгким голосом и таким же приготовленным выражением лица получалось очень смешно, так что приходилось сдерживать рвущиеся изнутри порывы заржать. Это было непросто, но получалось (хоть и краюшек моих губ, всё же, тянулся вверх). Дальше эти вопросы: согласны-не согласны, кольца, поцелуи и так далее. Не в моей компетенции описывать подобные романтические сцены, нет. Я мог описать многое, но красочность момента поцелуя или поистине филигранные постельные сцены удавались мне… дайте-ка подумать… никогда! Пока всё это происходило, я задавался вопросом, а на кой хер вообще нужны свидетели. Это было интересно, наверняка, какая-то дурацкая традиция, тянущаяся с незапамятных времён из прошлого. Хоть в наше время и есть интернет для решения всех возникающих в дурной голове вопросов, но про этот я позже забыл, так что он остаётся незакрытым в моей голове. Далее всё было обычно: поздравления, кучи цветов (одну из них поднесли мы с Лукой), кто-то дарил подарки сразу, кто-то откладывал на потом. Я отругал моего карманного революционера за то, что он забыл мой подарок, потому пошёл искать его по всему этому ресторану. В целом, ничего существенно отличающегося от любой другой свадьбы не происходило. Я был уже хорош, но в бар всё же тянуло. Борьба в голове не останавливалась ни на секунду, и кое-как удавалось остановить себя от нагнетания опьянения в организме. Но обстановка требовала, и это важно.

Все мои поиски затянули меня куда-то подальше от всей шумихи. Книга лежала на полу, словно мусор. Даже работники ресторана не трогали её, словно это была какая-то мерзость вроде блевотных картин алкоголиков или отошедших вод беременной. Я поднял её, протёр рукавом своей рубашки и взял в руки. Никто, никто не волновался здесь о том, что великий труд и грандиозные мысли валялись просто так под ногами, а это уже был показатель. Ценности людей не всегда сходятся, но очень непросто быть одиночкой в стае непонимающих. Пока я стоял и размышлял над всей бессмысленностью жизни, гости уже успели разойтись по местам за столами, где их уже ожидали лёгкие закуски. В центре всего этого торжества сидели молодожёны. Все разливали по своим бокалам вино, коньяк, водку, виски, бренди — кому что позволяло здоровье. Я сел на своё место за столом. Там уже ждал Лука в окружении родственников жены и мужа. Сидел я рядом с Валентиной Васильевной, мне иногда везло в жизни.

— Серёжа, я так рада тебя тут видеть, — лихо перевела она внимание на меня, лишь бы не смотреть и, не дай Бог, общаться с Аркадием Геннадьевичем. — Как твоё самочувствие? Аня говорила, что ты был в больнице.

— Спасибо, Валентина Васильевна, всё в порядке. Чувствую себя огурцом, — заплетающимся языком ответил я. — Как вы поживаете? Наверняка, полны радости, что Анюта выходит замуж.

— Да, я в полном восторге от Даниэля, он такой мужественный, а самое главное — ответственный, — трудно было не заметить её взгляд, проходящий через меня в сторону Аркадия Геннадьевича. — Вот он будет хорошим мужем для Ани и никогда не бросит её.