Страница 83 из 108
Я опешил, моя жизнь вернулась в прежнее русло, то есть в бесконечные мрак и отчаяние, которыми я страдал уже совсем давно, прикрывая все эти вещи апатией и похуизмом. В этот раз всё стало намного хуже: надежды осыпаются, как некачественная штукатурка, вернее, надежды и были некачественной штукатуркой нашего мира, на который мы всё мажем и мажем эту дрянь, а она всё рушится и рушится на наших же глазах. Однажды силы просто уходят, глядя на безрезультатность трудов, и тогда приходится просто смириться с оголённостью твоих стен, убрав с пола в один прекрасный день остатки того, чем раньше планировал превратить своё окружение в мир, близкий тебе по духу.
Я не мог поверить своим ушам: Юленька умерла как раз в ту ночь, когда я прогуливался по парку, общался с бедной девушкой с сигаретой и порвал штаны. Следом не медлили прийти мысли о том, как сработала, или лучше сказать не сработала, дьявольская тетрадь: она не дала шанса маленькой Юленьке выжить из-за того, что на момент написания моего желания она была уже мертва или была в этом всём была другая причина? Я снова взялся за телефон, открыл новости и стал читать: «Убиты двое полицейских там-то», «В таком-то городе вспыхнул конфликт протестующих с властью, переросший в массовые беспорядки», «Мужчина зарубил топором свою семью, а затем покончил с собой», «Блоггерша продаёт воду из ванной, в которой она купалась, за две тысячи рублей», «В таком-то городе прошёл гей-парад», «Столько-то штрафов выписали протестующим по делу о подбросе наркотиков». Нет, этот мир точно сходил с ума, и делал он это с прежней инерцией, набрав уже неплохое ускорение. Лист бумаги с моим пожеланием был насквозь пробит сущностью бытия, которую, видать, даже дьявол не в силе был остановить. Она была не просто конём на скаку, а, скорее, ракетой на подходе к вылету из атмосферы. Господи, неужели всё было настолько паршиво?
Я посмотрел на тетрадь, которую внезапно перестал возводить в разряд чудес. Кажется, чудеса закончились, а, может, и сил у неё было недостаточно, чтобы сделать настоящие чудеса. Превратив меня в популярного писателя, сделав Анюту невестой успешного красавчика, повесив картину в моей комнате, тетрадь не становилась в разряд величайших волшебных предметов этого мира, а лишь показывала, что у неё в запасе есть пара трюков, которыми она могла замылить глаза, но когда дело доходило до чего-то серьёзного, то тут она попросту гадила себе в штаны. Мы продолжали ехать, я кинул тетрадь под ноги, притоптав её с большой ненавистью, приговаривая: «Бесполезная туалетная бумага». Теперь в зеркале обнаруживался тот самый малый, что был разочарован в мире. У него было много денег и славы, но они не приносили ему той радости, с которой он проснулся сегодня в больнице, радуясь каким-то простым вещам вроде солнца и листьев на деревьях. Но даже и та радость была следствием погружения в полный транс, впадать в который приходится, отворачивая глаза от мира и говоря себе о том, что всё хорошо. «Хэхэй, открой глаза, мир не так уж и плох!» — кричали пидорасы и трусы, попросту не желающие видеть того поноса, в котором сами же и находились вместе с другими Это было невыносимо видеть, на какое-то время я даже стал одним из таких людей, но теперь жизнь снова отвесила мне освежающую оплеуху, сказав, что она уже старая, и сиськи у неё обвисли, и бесполезно придумывать себе, что они всё так же молоды и красивы, как должны быть у юной девушки.
Теперь я оставался с деньгами и славой на руках, которые кричали мне, что я свободен. Но я не был свободен, нет. Имелось в моей голове осознание того, что всё продаваемое с этикеткой «свобода» несло в себе рабство. Мне оставалось давиться всем тем, что имел — так делает среднестатистический человек, так делал и я. Звёзды и богачи не так уж и счастливы, если вдуматься. Они могли позволить себе многое, кроме спокойствия и умиротворения. Я стал ненавидеть всё ещё больше за то, что это самое всё не изменилось ни на дюйм, и это было дико: ты начинаешь срываться на свою квартиру за то, что она маленькая, но она была всегда такой. И таких примеров полным полно.
Мы подъезжали всё ближе к назначенному месту. Издали показались небоскрёбы, возле которых любят фотографироваться все, кому не лень, мол, они добились успеха, живя в большом городе. Успех, успех, успех — вот к чему советуют сейчас идти по жизни, а я бы посоветовал идти к спокойствию и гармонии с собой: какой смысл идти к деньгам и славе, если ты сам внутри себя ненавидишь и презираешь? Ты даже не можешь взять и спокойно лечь на кровать, подумав не о предстоящих делах, а о чём-то действительно стоящем: как устроен этот блядский мир и как его, сука, изменить, чтобы он был не настолько страшным и бесполезным.
Я вышел из машины, но внезапно вспомнил об отсутствии подарка Анюте и её жениху. Чёртов Лука даже и не додумался напомнить мне о чём-то подобном.
— Блять, Смит, за что я тебе плачу?! — в гневе сорвался я на него.
— В смысле? Что случилось? — говорил он, доставая из багажника огромный букет цветов.
— А подарок?! Что дарить-то будем?!
— Насчёт этого я даже не знаю. Я думал, ты сам придумаешь что-то, я лишь закупил цветы, — с каким-то обескураженным видом отвечал Лука.
— Сука! Я за подарком, — мои ноги дёрнули меня в сторону улочек Москвы. Лука позади пытался меня остановить и предложить поехать на машине, но мне нужно было отдохнуть от дурацкого радио, роскоши авто и воздуха кондиционера.