Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 108

— Что у вас произошло в жизни, — не знаю как, но я чувствовал через взгляд какую-то тяжёлую пору в её жизни, и дело тут было не просто в трудных отношениях со второй половинкой, которой у неё не было — она надела обыкновенное кольцо с бриллиантами, вероятно, подаренное ей мамой, и перевернула так, чтобы оно казалось обручальным. — Я чувствую ваше горе, и хочу помочь.

— Слушай, чувак, я сейчас ментов позову…

— У меня есть деньги, — в этом мире все вопросы решаются двумя фразами: «У меня есть деньги» или «У меня нет денег».

— Да брось, ты на себя-то посмотри! Откуда у тебя деньги? — со злобой продолжала она.

— Я известный писатель. Сергеев, слышали о таком? — улыбнулся я.

— Ага, а я Анджелина Джоли. Видал, в России живу, сигареты курю.

— Посмотрите в интернете, — сказал ей я. — Вы меня найдёте.

— Да чего тебе надо от меня вообще? Я же сказала, трахаться с тобой не буду, вон, я замужем!

— У вас какое-то горе, сильное горе, — пробухтел я, и она вдруг изменилась в лице и пустила слезу: чёрный след её туши прошёлся по пухленьким щекам до таких же пухленьких губ. Она крепко зарыдала, и я решился приобнять её — она не сопротивлялась, даже легла на колени, чтобы выплакаться там как следует. — Что у вас произошло? — продолжил я, гладя её жёсткие волосы.

— Это…, — она всхлипывала практически после каждой фразы, — это долгая история.

— Ну так расскажите её мне, — с тяжестью в сердце произнёс я. Здесь проследовала недолгая пауза, пока она плакала, а я водил своими руками по её чёрным волосам.

— В общем… — она по-прежнему всхлипывала, пытаясь вытереть слёзы своей рукой, — я… не так давно… надралась очень сильно. Господи, так стыдно, что такое говорю первому встречному, — она снова упёрлась в мои ноги и зарыдала.

— Тише, тише, — гласил я, но сам понимал, что у многих людей есть та или иная драма в жизни, так что некоторые обыгрывают своё горе максимально упоительно. Правда, на этот раз подобного случая я не замечал, всё было всерьёз. — Я сам надираюсь иногда как чёрт, понимаю вас, — с ухмылкой продолжил я.

— Да что ты?! — взглотнув, она злостно посмотрела в глаза и, будто предъявляя претензии, стала кричать на меня. — А ты когда-нибудь напивался настолько, чтобы написать человеку, которого любишь, пригласить его к себе, а потом залететь от него?!

— Ух, нет уж, такого у меня никогда не было. То ли не любил я по-настоящему никогда, то ли не напивался настолько, то ли гостей не люблю, ну и залететь мне, мягко говоря, проблематично, — как бы ни умилительно было слушать подобное, вся проблема заключалась именно в самом уме барышни, то есть, она сама себе вставила палку в колесо, а теперь мучается от падения.

— А я вот любила! — взахлёб рычала она. — И сильно, очень сильно!





— Охотно верю, — отвечал я, отчётливо осознавая, что всякая любовь проходит с налаживанием регулярности мастурбации.

— Ох, как же я могла, дура!

— Это вся история? — аккуратно спросил я, чувствуя приближающуюся агрессию в мой адрес.

— Да ты издеваешься надо мной?!

— Ни в коем случае, просто хотел уточнить, что было дальше…

Девушка выждала паузу, собирая слёзы и слюни с лица.

— А что дальше? Дальше обычно: он не хочет этого ребёнка и бросает меня одну…

— И теперь вы мать-одиночка?

— А ты мастер подмечать очевидные вещи. Ты точно писатель?

— По крайней мере, мне так казалось до недавнего времени. Теперь я скорее психолог.

— Но стой, — она откинулась назад, истерика замедлилась, и, кажется, даже отошла назад, — всё было бы и неплохо, с одной стороны. Ну, знаешь, я мама с ребёнком от любимого человека, который, в конце концов, оказался редкостным мудозвоном, но с ребёнком же, а?

— Ну да, не так уж и плохо, — пытался с улыбкой ответить я, представляя, каким же дерьмом может быть подобный образ жизни. Врагу не пожелаешь. Мимо нас прошла тётенька с палками для скандинавской ходьбы, и я подумал, каким гением нужно быть, чтобы продавать палки для лыж по цене самих лыж.

— Но когда я родила, — я снова поглядел на девушку, — то оказалось, — её губы и подбородок стали дрожать с магнитудой баллов в тринадцать, — что у моего ребёнка ДЦП, — и тут она снова взорвалась, слёзы полились, как будто их запас был бесконечен или, во всяком случае, больше мирового запаса воды в океане. Её чёрное от туши лицо уже стало очищаться от нового потока слёз. Я снова обнял её. — Господи, да за что мне это всё?! — кричала она куда-то назад, мне за спину. — За что-о-о-о-хо-хо?!

Мне нечего было сказать, ведь подобного рода вещи мне самому не были понятны: добрые и хорошие люди всегда получали по заднице, в силах лишь подставить вторую щёку; негодяи же почивали на лаврах своей бессовестности и хитрости. Жизнь давалась непросто не только мне, это я мог понять, только далеко не всем удавалось положить на неё такой же крепкий хер, как это делал я, словно жизнь была моим вечно недовольным начальником, а я держался за работу на неё, чтобы было на что купить вечером вино — приходилось терпеть. Детей я не хотел и без того, считая их источником проблем, но больные дети — это уже было чересчур: твои надежды на счастливое будущее с этими же детьми внезапно гасли под напором осознания своей участи быть сиделкой для них до конца чьей-либо из ваших жизней. Стало искренне жаль эту молодую девушку с пухлыми щёчками и губами, но и сделать я ничего не мог, потому сидел и молча обнимал её, играя роль жилетки, в которую можно было поплакаться. Так прошло много времени, и я, наконец, осмелился заговорить.