Скрежет ручки в залитой вином комнате

Мы, в конце концов, приехали. Я вышел возле многоэтажного дома и хотел было подниматься наверх, но увидел деда, сидящего на лавочке, а рядом с ним валялся сложенный втрое матрац. Он был одет в пальто и рубашку поверх тощего, но с огромным пузом тела. На голове он носил шляпу, скрывающую его молочного цвета волосы — настоящий советский человек. Мама частенько упоминала о его похождениях в её детстве. Я сейчас имею в виду его кир: пил он как чёрт, а приходил домой вечно в насупленном состоянии, частенько ругаясь с бабушкой. Порой даже доводя дело до рукоприкладства. Моя мама многого натерпелась. И вот этот человек, что пил не просто часами, а годами, сейчас преспокойнейшим образом сидел на лавочке и наслаждался тишиной во дворе, разглядывая двор перед собой. Сидел он один, потому что пережил всех родителей моих родителей. Мама иной раз высказывала теорию о том, что и её он переживёт, во что я, иногда, верил с большой охотой. Со зрением у него давно были большие проблемы, и врачи ничем не могли помочь, так что и книги он перестал читать вовсе. Единственным его развлечением оставался ящик, который орал на половину квартиры. Я видел на его примере, как работает эта отупляющая машина: человек ни о чём не задумывался, лишь слышал эти ебучие истории из ТВ про чьи-то блядские похождения, бесконечные торговые и реальные войны, в которых виноваты все и каждый, ну и прочая ересь с телевидения. Теперь с его памятью можно было попрощаться навсегда. Я подошёл ближе, и он узнал меня, слегка улыбнувшись.

— Привет, дедушка, — я протянул руку, которую он тут же схватил, а затем стал лезть целоваться прямо в губы. Три раза, как в детстве. Мне была неприятна эта процедура, особенно в этих наших годах, когда он забывал элементарно вытереть рот после еды, а я брезговал подобной хуйнёй. Но что поделать? Уважение — дело такое.

— Привет, — немного сиплым, но полным жизни голосом ответил мне он. — Садись.

— Ну что, — я присел рядом с ним, — как у тебя дела?

— Да как у меня дела? — он отвечал с большими паузами, тянуще, словно от каждого слова был большой смысл. — Сижу вот.

— Дома делать нечего, да?

— Жарко дюже там, а здесь хорошо, — рядом стояла ещё одна скамейка, на которой сидели бабки с того же самого дома и пердели о чём-то своём, дожидаясь смерти.

— Это верно, — я стал и сам вглядываться во двор, не находя там ничего особенного. Только ветер давал мне сил держаться в этой беспощадной скуке.

— Ну а ты как? — спросил дед, не отрываясь от своих гляделок.

— Да я хорошо.

— Женат? — он задавал одни и те же вопросы из раза в раз. Стоит мне прийти завтра, и он опять спросит это.

— Нет.

— Да и правильно, ты ещё парень молодой. Погуляй немного.

Мы выдержали паузу. Дедушка смотрел вдаль стеклянным взглядом, будто ожидая чьего-то появления, появления самой смерти. Я смотрел на тополь, чувствовал прикосновения ветра, и становилось действительно не так плохо, как раньше: вся эта умиротворённость завораживает, останавливает время и даёт тебе расслабиться. Я становился стариком всё скорее.

— Послушай, — заявил дед, — ты если покушать хочешь, то поднимайся наверх. Там есть…

— Не, спасибо, дедушка, я сыт и без того.

— Ну как знаешь.

Снова пауза, снова шум ветра и веток деревьев.

— Этим увлекаешься? — он ударил себя указательным пальцем по горлу.

— Не особо, — соврал я, ведь только бухло и заставляло чувствовать себя умиротворённо. Я ненавидел весь мир, который терзал меня и своими ошибками, и своим одновременным совершенством.

— Правильно, такая гадость. Не пей, Серёжа, жизнь свою сгубишь…

Мне было забавно слышать подобное от заядлого в прошлом пьяницы. Да даже будь у него сейчас бутылка, то он с огромным бы удовольствием её запрокинул бы за воротник, позабыв только что сказанные слова. Мы снова помолчали.

— Ты уж извини меня, — продолжил он.

— За что? — удивлённо спросил я.

— Да вот нечем тебя угостить, — он снова ударил пальцем по горлу, — а то я бы…

— Успокойся, дедушка. Я не ради этого сюда пришёл, — ради этого я всегда ходил к себе домой и пил в одиночку, жадно и беспощадно к себе, словно эта жестокость способна заставить Бога ослабить давление на мир. Она помогала, но только лишь на время действия алкоголя.

— Да и денег нет у меня. Пенсия моя у Вали вон, я даже не знаю, сколько она у меня… а Валя на работе, — это всё было здорово за тем лишь исключением, что бабушка Валя умерла пару лет назад. Дед снова всё перепутал.

— А на что тебе эти деньги тратить было бы? — поинтересовался я.

— Да чёрт его знает, — после небольшой паузы, пожав плечами, ответил он.

— Вот то-то и оно, — у меня были большие суммы денег, а я также не знал, на что их тратить, кроме бухла.