Страница 3 из 5
Отец Алексий уселся за стол, подобострастно пододвинутый мужчинами, и кротко начал:
– Сообщаю специально для тех, кто сегодня пришёл сюда впервые. Наши занятия проходят в форме вопросов и ответов. Это не какие-то специальные курсы по конкретной тематике, их полно и без нас. Если я знаю, то отвечу, а если не знаю, то подскажу, у кого можно узнать. Ну, у кого какие накопились вопросы?
И, поскольку все молчали, Михайлова решилась первой:
– А вот почему, если истина одна, Бог благословляет и еретические «церкви»? Почему они так легко находят деньги для строительства своих зданий, почему богаты?
Отец Алексий, образованнейший человек, рассказывал историю Церкви долго и обстоятельно. Мужчина, отец или дед маленькой девочки, старательно конспектировал его речь в своём ежедневнике.
– Православные как говорят? «Бог ушёл и оставил нам Себя», католики – римского папу, а протестанты – Библию. Но Писание всего лишь часть Предания. А что будет, если все Библии на земле уничтожат, – такие попытки, кстати сказать, неоднократно предпринимались. Что останется тогда у протестантов? Ничего! А у католиков? Мы, православные, знаем, что Святейший Патриарх – грешный человек, и поэтому может ошибаться, а римский папа – «непогрешим»! А у нас в случае уничтожения Писания останется Священное Предание. И мы восстановим Писание на основе трудов Святых отцев…
– А что такое Предание? Это какая-то книга вроде Библии?
– Священное Предание – это передача жизни и опыта Церкви. В его состав входят Священное Писание, определения Вселенских соборов, литургическое предание, творения святых отцев и учителей Церкви, жития святых…
– Тогда почему же, – напомнила Михайлова свой вопрос, – если наша вера – самая истинная, то Бог благословляет и еретиков, сектантов? Они живут богато, находят деньги на строительство своих молитвенных зданий?
– Так Господь повелевает солнышку вставать и над злыми, и над добрыми. Такого же просто не было в истории: в 1987 году в СССР осталось всего 6893 православных храма и пятнадцать монастырей, и за двадцать лет стало 36 тысяч храмов и тысяча монастырей!4 Вот и сектантские церкви растут, как поганки, потому что почва хорошо удобрена.
В этот вечер они засиделись в школе до пол-одиннадцатого ночи. Когда Михайлова спускалась, охранник, перед которым лежал маленький компьютер в форме книжки, раздражённо спросил:
– Ну, долго от там ещё? Я сегодня ещё не ел!
А на улице дул пронизывающий октябрьский ветер, и Михайловой хотелось стать лучше и простить тех, кто причинил ей горе и зло.
Когда она подошла к котельной, позвонила Раиса Михайловна, и воскликнула чуть ли не со слезами в голосе:
– Катенька, а почему ты не ходишь в церковь?!!
– А как я могу туда ходить? Меня не возят; денег на транспорт у меня нет. Скоро дорога будет тяжёлой, – снег, лёд. Там страшно, ничего не чистят. Сверху электричкой может раздавить.
– А то меня Анатолий Александрович сегодня спрашивает: «А где Катя?» Я ему: «Позвоните и узнайте!»
– Да, «разве я сторож брату своему…» Он не станет мне звонить, ему это – западло.
И Михайлову в который раз за сегодняшний день окатила горячая волна стыда за то, что она сегодня была в таком месте. Ей казалось, что все это знают и считывают её мысли.
– А у меня, Катенька, беда: Саша вернулся. И главное, позвонила не она, хозяйка, а пастор! А я сейчас со сломанной рукой, как я могу вывезти свои вещи! Я даже плакала. Анатолий Александрович сказал: поставь пока в церкви. Я говорю: «Я найму машину и из Камволина вывезу!»
– Можно у меня поставить, места много. И ближе.
– А о тебе, Катенька, я даже не подумала.
– А обо мне никто вообще никогда не думает.
Глава вторая Скучная церковь
Много лет назад Екатерина крайне неудачно вышла замуж. Её муж Максим беспробудно пил, нигде не работал.
Они принадлежали к «потерянному поколению» 90-х, у многих из которых нет ни дня трудового стажа. Сейчас на работу тебя могут взять лишь при условии, что кто-то головой поручится, что ты сможешь работать, но такого человека у неё не было.
Они сдавали комнаты в своей большой трёхкомнатной квартире, но жить «в таких условиях», да ещё с хозяином-алкоголиком, долго никто не хотел. Вот и сейчас у них никто не жил, копился долг за квартиру.
Когда Максим был женат первым браком, он работал в торговле, – то в мебельном магазине, то в хозяйственном. Он очень хорошо всё умел делать, но, то ли алкоголь разложил его волю, то ли у него её от природы не было. Максим мог запросто напиться с любым человеком, которого видел в первый раз в жизни.
Прошлой осенью, не имея стажа и поручителя, Михайловой удалось пристроиться делопроизводителем в торгово-транспортную компанию «Континент» в Котове, на глухой окраине города, где ещё чудом сохранялись остатки былой промышленности. Жили там, в основном, татары.
Общественный транспорт в Котово не ходил, надо было доехать до станции Щёлочь, или остановки Металлургический комбинат, и оттуда – полтора километра пехом через частный сектор. А до дома выходило три с половиной километра. Чаще всего Михайлова ходила пешком, экономя деньги, большую часть которых Максим со скандалом отнимал и пропивал, обещая на следующий день неведомым образом озолотить.
«Континент», осуществлявший грузовые перевозки по России и Казахстану, располагался в грязно-белом двухэтажном бараке, правда, со стеклопакетами. Слава Создателю, что хотя бы Котово не коснулась ещё эта чёртова многоэтажная застройка!
Но в июле Михайлова работу потеряла, так как стала слишком стара.
Правда, благодаря «Континенту» у неё появился близкий друг – Раиса Михайловна, чеченка, продававшая «Эйвон» и женскую одежду вразнос. Она годилась Екатерине в матери. Она чем-то ей понравилась, и Раиса Михайловна дарила ей «не продавшуюся» одежду просто так.
На работу Михайлову никуда не брали. От отчаяния она стала каждую субботу ходить в собор на всенощное бдение. Из объявлений в притворе Михайлова узнала о новой воскресной школе своего старого знакомого отца Алексия и платных курсах церковной флористики. На бесплатные катехизаторские курсы она опоздала.
Собору требовался «уборщик помещений». Поломойка, конечно, не её специальность, но Михайлова оказалась в отчаянии. Да и Божий дом как-никак.
Стоял холодный и прозрачный октябрьский день. Трубку не взяли, но перезвонили. Михайлова как раз снимала на камеру своего старенького смартфона берёзовый листопад.
– Я не могла вам сразу ответить, я была на литургии, – весело сказала приветливая женщина.
Михайлова сказала, что по поводу работы.
– Сколько вам лет? – всё так же приветливо спросила женщина.
И Михайлова внутренне сжалась, так как цифра была огромной:
– …
– Надо же, какая молодая! – поразилась «соборянка». – Как странно… Мы обычно берём тех, кому семьдесят…
Михайлова с юности и не пыталась давить на жалость, а тут вдруг почувствовала, что с собеседницей можно общаться просто:
– А что ещё делать, если нечем платить за квартиру?
– А как вас звать-величать?
– Екатерина Алексеевна.
– Нет, вы ещё молодая, просто Катя. Я – Наталья Сергеевна. Катя, а вы принимаете участие в таинствах?
– Только в таинстве исповеди.
– Вы причащаетесь?
– Нет.
– А почему?
– Я недостойна! – с излишней патетикой воскликнула Михайлова.
Не могла же она сказать, что…
– Просто нам велено брать на работу лишь тех, кто участвует в таинстве причастия. Хорошо, приходите завтра в храм к десяти.
***
Утром она пошла в собор, как на каторгу. Храм был озарённый чудесным золотым светом, который льётся в наши окна только в октябре. В притворе стояла зелёная крышка от гроба, а на столике для записок – какие-то листовки. Михайлова взяла почитать.
Наталья Сергеевна работала в храмовой канцелярии. Словно строй солдат, её охраняли высокие пышные туи. А у входа – шикарные розы, красная и две розовые. Надо же, розы – осенние цветы как какие-нибудь астры, хризантемы или георгины. Розовая походила на спаниеля с виновато поникшими ушками.
4
36,878 тысяч действующих храмов, 462 мужских и 482 женских монастыря.