Страница 12 из 19
– Ирочка? Здравствуй, дорогая, это твой дальний родственник. Как у вас дела? – Каплан долго молча слушал, тяжело вздыхая, потом сказал: – Да, ужасная трагедия. Такой молодой! Летят молодые на жертвенное пламя. Вот тут ко мне приехал из восточной провинции один такой молодой, дальний родственник, я тебе о нём как-то рассказывал. К вам рвется. Уж лучше к вам, а то отчебучит что-нибудь без присмотру. Так я дам ему адресок, – с неопределённой интонацией сказал Каплан. – Что? Ирин? А, ну ясно. Хорошо. Прямо сегодня может зайти? А это удобно будет? Ладно, я ему передам. Ты там поосторожней, на рожон не лезь, береги себя. Увидимся. Целую, – Каплан повесил трубку и повернулся к Ульяшину: – Ну, ты всё слышал, запоминай адрес.
Встретили Ульяшина радушно. Как родного, пошутил он про себя. Кроме хозяйки дома было ещё человек пять-шесть, которые не чинясь представились по именам, хотя и были все раза в два старше Володи. Услышав от хозяйки, что он из Свердловска («Я об этом не говорил», – отметил про себя Ульяшин), попросили рассказать, что он знает о событиях последних лет. Ульяшин выдал первый из заготовленных рассказов. Слушали внимательно, но Володя почувствовал, что общая канва событий всем присутствующим известна и их больше интересуют детали, а также его личное восприятие происшедшего. Не стеснялись вставлять свои комментарии и замечания. Ульяшин терпеть не мог, когда его прерывали, но тут он понял, что всё это говорится в основном для него, это ему на примере его же собственного рассказа пытаются объяснить основные принципы движения. Именно объяснить, а не навязать, да и как навязать, если высказывания даже в столь узком кругу весьма различались и походили на отголоски вечного спора. Что ж, это, как правильно уловил Ульяшин, тоже относилось к «основным принципам» и это тогда ему очень понравилось.
– Вот вы упомянули слово «террор». Мы, правозащитники, принципиально отвергаем насилие как средство достижения какой бы то ни было цели, пусть самой высокой. Мы его осуждаем и никогда к нему не прибегнем.
– Наш путь гениально прост: в несвободной стране вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию.
– Вы правильно заметили, Володя, что этот путь имеет давние традиции. Мы не разделяем идеи анархизма, хотя и понимаем, что молодёжь может ими увлечься. Мы преклоняемся перед величием Льва Толстого. Но вы забыли упомянуть о Ганди. Вот пример, который опровергает все возражения скептиков о невозможности ненасильственного изменения существующих порядков.
– Да, Ганди противостояли англичане, которые более склонны прислушиваться к голосу разума, чем наши нынешние правители. Но те же самые англичане, и весь Западный мир в целом, могут теперь оказать давление на советское руководство, чтобы побудить его пойти на уступки в деле прав человека. В этом и заключается наша главная задача: донести до правительств западных стран, до прогрессивной общественности правду о положении дел в СССР.
– Но и внутри страны мы готовы оказать консультативное содействие органам государственной власти в создании и применении гарантий прав человека, в разработке теоретических аспектов этой проблемы и изучении её специфики в социалистическом обществе…
– …Есть своя специфика в социалистическом обществе, и мы должны пропагандировать на Западе советские документы по правам человека…
– Что с того, что власти не консультируются с Комитетом прав человека в СССР. Пока не консультируются! Но мы не теряем времени даром, мы изучаем состояние этих прав в советской практике, теоретически разрабатываем проблемы прав человека в советском законодательстве.
– Поистине непаханое поле! Ведь никто, и в первую очередь советские правовики, не занимались этими проблемами в теоретическом аспекте.
– Нам всем ещё надо учиться! В нашем движении много энтузиазма, много воодушевления, но большинство не обладают ни опытом, ни достаточными знаниями в правовой области.
– Вам, Володя, как юристу, найдется много работы!
– Возьмите проблему тунеядства, вам она должна быть близка и понятна. Извините, я не имела в виду ничего такого. Ведь что такое «тунеядец»? И можно ли за это уголовно преследовать? И как обстоит с этим дело в СССР?
– Мы представим вам материалы, напишете статью, сделаете доклад…
– …Загрустил наш молодой друг! Статьи, доклады… У него, наверно, в голове готова программа подрывной деятельности: создание политической партии, подпольные кружки, листовки и вооруженная борьба.
– Нет, нет! Мы против создания всяческих организаций! Неужели вам не надоел этот культ «коллектива», все эти октябрята-пионеры-комсомольцы, все эти якобы добровольные общества, о которых и вспоминаешь-то только при уплате членских взносов? Нам наше братство дорого именно добровольностью, полной свободой каждого в определении своего участка в общей работе и в выборе партнеров, наиболее близких ему до духу.
– У нас нет лидеров, нет подчинённых, нет формальных связей, ни между нами, внутри ядра движения, ни между ядром и периферией. Никто никому не поручает никаких дел, а просто сам, засучив рукава, принимается за намеченное дело. И каждый волен присоединиться к нему. Вы не представляете, Володя, сколько находится добровольных помощников, вы даже представить себе не можете!
– Организации нужны, нужны как рупор, как официальный, признанный голос нашего движения. Но без всякого членства, без всякой строгой иерархии, без диктата и «демократического централизма». Организации, действующие открыто, строго по букве советских законов, каково бы ни было наше внутреннее отношение к отдельным из этих законов.
– …Это очень важно, что в движение вовлекаются рабочие! Что они выходят из своего вечно забитого состояния и осознают свои человеческие права!
– Участие рабочих – один из самых наших больных вопросов. Ведь посмотрите на статистику «подписантов», её сделал Андрей Амальрик среди участников письменных протестов против политических репрессий в конце шестидесятых. Почти половина – учёные, почти четверть – деятели искусств, а рабочих – только шесть процентов, студентов – пять!
– Да какие это рабочие! Те же студенты, недоучки.
– Не принимайте на свой счёт, Володя. (Ульяшин, не вдаваясь в детали, упомянул о своем исключении из университета.) Недоучки – это не пренебрежительное, это самые лучшие, самые светлые представители нашей молодежи, люди, пожертвовавшие образованием и карьерой ради возможности свободного высказывания своих мыслей и открытой борьбы за права человека. Их выгоняют из институтов, их лишают прописки, разрешают заниматься только тяжелым неквалифицированным трудом, но они не ропщут. Внутренняя свобода, сохранение своего «я», отдача всего себя, без остатка, благородной цели утверждения общечеловеческих ценностей – вот их награда.
– К сожалению, рабочие не доросли до осознания общечеловеческих ценностей…
– Как ты можешь так говорить! А Толя?!
– Исключение, подтверждающее правило. Рабочие не идут дальше требований увеличения зарплаты, улучшения жилищных условий, в крайнем случае, независимости профсоюзов.
– А как же свобода печати, отмена цензуры?! Вот в Свердловске, по словам Володи, звучали эти требования.
– Что рабочий понимает в свободе слова?! Что ему в отмене цензуры?! Он просто повторяет чужие лозунги.
– Все на первом этапе повторяют чужие лозунги. Это наша задача разъяснить народу смысл этих лозунгов, сделать их для него своими, понятными, нужными, жизненно необходимыми.
– Нет, нет! Агитация – это не для нас. Мы должны только информировать общество о фактах нарушения прав человека. А уж каждый волен делать выводы, определять свой выбор в соответствии с зовом сердца.
– Вспомните рассказы Толи! Он ведь тоже после выхода из лагеря рвался обличать, бунтовать, раскрывать глаза своим землякам-рабочим в ответ на их застольные жалобы и ругань. Хорошо, что вовремя понял, что так он ничего не добьётся, только схлопочет новый срок. Пересилил себя, написал книгу, и какую книгу! Володя, вы читали «Мои показания» Анатолия Марченко? Обязательно прочтите, это написано кровью сердца!