Страница 11 из 19
Ульяшин ещё в Свердловске познакомился с «Хроникой», получал её «на ночь» от некоторых из своих однокашников и небезызвестного нам Константина, фрондирующих таким образом против своих высокопоставленных родителей. «Хроника» ему импонировала своей внешне бесстрастной манерой изложения, представлением фактов без навязывания оценок и выводов.
«Но как же их найти? – думал Ульяшин. – Они, конечно, молодцы!..» В его памяти всплыли строки: «„Хроника“ ни в какой степени не является нелегальным изданием, но условия её работы стеснены своеобразными понятиями о легальности и свободе информации, выработавшимися за долгие годы в некоторых советских органах. Поэтому „Хроника“ не может, как всякий другой журнал, указать на последней странице свой почтовый адрес. Тем не менее, каждый, кто заинтересован в том, чтобы советская общественность была информирована о происходящих в стране событиях, легко может передать известную ему информацию в распоряжение „Хроники“. Расскажите её тому, у кого вы взяли „Хронику“, а он расскажет тому, у кого он взял „Хронику“ и т. д. Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы вас не приняли за „стукача“». «Конец цитаты, – произнёс он, пародируя западных журналистов, и тяжело вздохнул. – А что делать, если тот человек, который дал мне „Хронику“, как раз и похож на стукача?»
Ульяшин вспомнил своего шапочного знакомого, который после двух нейтральных разговоров вдруг протянул ему скреплённую пачку из нескольких тонких сероватых листов бумаги со слепым текстом, четвёртая-пятая копия с несвежей копиркой, как определил навскидку Володя.
– Последний выпуск, только что из Москвы привезли. Не видел ещё? – спросил знакомый, стреляя глазами по сторонам.
– Да я и предыдущих не видел, – ответил Ульяшин и демонстративно безразлично посмотрел на напечатанное крупными буквами название. – «Хроника текущих событий»? Первый раз слышу!
– Ну что ты! – удивился знакомый. – Это будет похлеще всяких романов, гуляющих в самиздате[3]. Посмотри непременно! Возьмёшь?
– Давай посмотрю, – сказал Ульяшин, протягивая руку.
– Только ты обязательно завтра верни. За «Хроникой», знаешь, какая очередь стоит?!
– А как я тебя завтра найду? – спросил Ульяшин, едва сдерживая усмешку.
– Я сам, сам тебя разыщу! – воскликнул знакомый и поспешно отошёл.
Выпуск Ульяшин проштудировал очень внимательно, даже выписал несколько фамилий, а утром вернул листочки знакомому, заметив пренебрежительно:
– Скукотища! Я, честно говоря, заснул на третьей странице. По-моему, так враньё, а если в чём-то и соответствует действительности, то всё равно это ловля блох и копание в навозной куче.
– Ну, как знаешь! – протянул знакомый разочарованно.
Конечно, Ульяшин рисковал. Могли и взять с запрещённой литературой в кармане, но тут бы он отговорился незнанием содержания и без зазрения совести сдал бы своего знакомого – в этом случае подставка была несомненной. Пожалуй, было бы подозрительнее, если бы он не взял «Хронику» – где это видано, чтобы интеллигентный, свободный в мыслях и поступках молодой человек отказался от самиздата?
Никогда не пренебрегайте простыми решениями! Часто они оказываются самыми эффективными. На всякого мудреца довольно простоты.
Как-то раз, забежав по дороге к Буклиевым, Ульяшин увидел телефонный справочник города Куйбышева и, пролистав его, с удивлением наткнулся на алфавитный перечень зарегистрированных частных абонентов с номерами телефонов и, главное, адресами. Вечером он позвонил в Москву, попал на дядю Якова Каплана, который объяснил ему, что ничего подобного в Москве нет, это на гнилом Западе телефонные справочники лежат в каждом уличном автомате, но в Москве есть «Мосгорсправка», кабинки у каждой станции метро, и там при указании имени, отчества и фамилии, а также возраста можно получить домашний адрес практическим любого жителя Москвы.
Ульяшин помянул недобрым словом западные радиостанции и отечественных диссидентов, которые считают отчества излишними. Но после анализа имевшегося у него списка кое-что выкристаллизовалось, самое перспективное – Ирина Петровна Якир. С определением возраста помогла Мария Александровна, кладезь сведений о верхушке страны. Володя подозревал, что и нужные ему адреса мать нашла бы без труда, но не хотелось впутывать её во всё это дело – начнутся расспросы, отговоры, волнения.
Вскоре после ноябрьских праздников Ульяшин поехал в Москву.
«Авантюра, конечно, – размышлял он по дороге, – даже разговаривать не будут. Но чем чёрт не шутит! Попытка – не пытка. В милицию, поди, не сдадут, – усмехнулся он. – Надо будет им чего-нибудь наплести интересного, если до разговора дойдёт».
Ульяшин прогнал в памяти уже известную нам историю о молодых свердловских революционерах. «Сойдёт как история номер раз, – подумал он, – но там дело до суда дошло, это они, наверно, всё знают лучше меня. Надо бы им подбросить что-нибудь новенькое, неизвестное».
И Ульяшин принялся выстраивать историю номер два. Что-де есть группа из молодых рабочих и студентов, изучают марксизм, убеждаясь в отходе власти от её собственных основополагающих принципов, интересуются историей анархизма как незаслуженно забытой ветви социализма, слушают Голоса, вот только с литературой напряжённо, нет выхода на самиздат. Ульяшина, как самого продвинутого, направили в Москву, чтобы связаться с единомышленниками и обзавестись литературой. Невинная такая история, «Тимур и его команда» Гайдара, издание второе, переработанное, из неё никакого дела не сошьёшь, провокаторы с такими историями не заявляются.
Интересно, что нечто подобное Ульяшин впоследствии осуществил на самом деле. Организовал в Куйбышеве кружок и хотя сам не светился на его собраниях, но активно подбрасывал литературу и исподволь направлял деятельность. Народу в кружке по тем меркам было довольно много – на первую демонстрацию в 1976 году вышло около сорока человек. Что с того, что была она в День дурака и демонстранты скандировали шутливые лозунги?! Это, кстати, Ульяшин и придумал: смеясь преодолеть барьер страха перед выходом на несанкционированное властями шествие. Даже такую демонстрацию милиция разогнала, а некоторые участники схлопотали по пятнадцать суток ареста, но через год они вновь вышли на улицу и несли уже плакат с требованием свободы печати. Вскоре после этого Ульяшин навсегда покинул Куйбышев, но его молодые товарищи продолжали шуметь и кончили, как положено, лагерем.
– Дядя Яков, не подскажете, как удобнее добраться до этого дома? – Ульяшин показал Каплану листок с адресом, прикрыв, как бы невзначай, номер квартиры пальцем.
– Гм, и что же тебе надо в этом доме? – усмехнулся тот.
– Да познакомился с симпатичной женщиной в поезде, пригласила на чашку чая, – не задумываясь, соврал Ульяшин.
– И на память черканула тебе, конспиратору, адресок на бланке Мосгорсправки, – продолжил Каплан и, посмотрев на обескураженного племянника, сказал твёрдо, – не надо тебе ходить в этот дом.
– Что вы заладили: дом да дом. Меня же не дом интересует, а люди.
– Не поймёшь вас молодых, то женщина, то люди, ты уж как-нибудь определись.
– Ну, люди, а среди этих людей много женщин, – буркнул Ульяшин и тут уловил весёлые искорки, промелькнувшие в глазах Каплана. – Дядя Яков, вы же всё прекрасно поняли! – воскликнул он. – Что же вы всё ходите вокруг да около?!
– Это, оказывается, я хожу вокруг да около! – всплеснул руками Каплан. – Женщин ему, видишь ли, много подавай. А они тебя ждут?
– Не ждут, потому что ничего обо мне не знают, – притворно всхлипнул Володя, к которому вернулось его весёлое расположение духа, – и дальше порога меня, сироту, не пустят. Если только какой-нибудь добрый человек не позвонит и не объяснит им, какой Володя Ульяшин хороший несоветский парень…
– Добрый человек, говоришь, – улыбнулся Каплан. – Знаешь, что роднит добрых людей? Не пытайся отгадать! Их роднит то, что все они совершают глупые поступки. Что ж, пойдем, позвоним, – и, остановив движение Володи к телефону, – куда ты? На улицу, в автомат.
3
Самиздат – подпольное размножение неподцензурной литературы. Народ, как всегда, очень метко выразил сущность самиздата: сам сочиняю, сам издаю, сам распространяю, сам и сижу за это. (прим. авт.)