Страница 20 из 144
Ещё спустя полчаса я с помощью матушки был собран (впрочем, вещи брать не полагалось). Когда мы ещё находились в коридоре, выскочил запыхавшийся Тихон.
- Батюшка мой! – вскричал он, размахивая руками, - слуги такие страсти рассказывают, будто вы уезжать собрались куда-то.
- Да, Тихон, - я обернулся. – Срочные дела.
- Так я же с вами. Минуточку, манатки захвачу только…
Синие губы сестры тронула улыбка.
- Нет, Тихон. Туда, куда еду я, тебе дороги нет.
- Как так нет? – озадачился старик. – Если болота, я пешком пойду.
- Тихон, Тихон, тебя не проведёшь. В острог меня забирают.
- Как в острог? – опешил старик, руки его бессильно повисли вдоль тела.
- Кто-то подкинул мне папку с секретными бумагами, а эти господа провели обыск и обнаружили злополучную папку. Скоро всё проясниться.
Тихон несколько секунд переводил взгляд с меня на жандармов, потом вдруг с необычайной ловкостью и злобой бросился на стоящего рядом служаку, так что едва не сбил его с ног.
- Стой, Тихон! – закричал я и бросился спасать жандарма от стариковских кулаков.
- Вот тебе, проклятый жамдар! Не смей забирать моего батюшку, ворюга, нечестивец!
Жандарм не сопротивлялся, потому что был так велик, что, наверное, не чувствовал ударов. Я с трудом отодрал от него махавшего руками Тихона.
- Успокойся же ты, успокойся, Тихон. Ну, стой!
Улевский и его коллеги только хохотали. Даже матушка с сестрой улыбались.
- Батюшка мой, они ведь вас забрать хотели. Я не позволю! Ух-х, морды хворменные, поганки столбовые!
- Ну, довольно, Тихон, не ругайся. Так надо. Я не сопротивляюсь, значит, и ты не должен.
- Вы добрый, поддаётесь.
- Успокойся, Тихон. Слушай, что я говорю. Я на несколько дней, только на несколько дней. Со мной ничего не случится. Ты ведь знаешь, я себя в обиду не дам.
- Я знаю, - Тихон утёр слезу. Он понял, что я не шучу и действительно уезжаю.
- Вот и хорошо. Всего доброго, Тихон. Жди, я скоро буду.
- Если что, тегераму шлите. Я разберусь! – и старик пригрозил Улевскому кулаком.
- Ох, простите, - смутился я.
- Даю слово, Тихон, с Николаем Ивановичем ничего не случится, - сказал серьёзно Фотий Константинович.
Старик заглянул ему в глаза и покраснел, признав, что всё-таки перегнул палку и зря пустил в ход кулаки.
- Ладно, - буркнул он и затянул меня в объятия.
Матушка не плакала, держала себя твёрдо; глаза её изредка сверкали, губы плотно сжались. Лида казалась рассеянной, происходившие события явно казались ей сновидением; смерть отца и неожиданный арест брата, то есть меня, стёрли с её лица последнюю краску, отчего выглядела она мраморно-бледной. Тихон, пристыженный, последним выбрался на порог.
Прощаясь с ними, я участливо посмотрел на свою крупную родинку в том месте, где заканчивается большой палец левой руки и начинается предплечье. Она выручит, если надо. Она не предаст.
Я помахал родным и залез в карету. Справа и слева от меня разместились жандармы, а на противоположной лавочке - Фотий Константинович с ещё одним помощником.
- Простите, Николай Иванович, но меры предосторожности превыше всего, - сказал Улевский и вынул из-под сидения стальные кандалы.
- Воля ваша, только Тихон ещё может услышать мой крики, и тогда вам не поздоровится, - пожал я плечами и протянул ноги, которые тут же были стиснуты скрипящим о кожу сапог металлом.
"Чья воля движет мной?" - спросил я себя и остался без ответа.