Страница 1 из 144
Вымокший до последней нитки, я, наконец, добрался до двухэтажного дома, окруженного устрашающими тенями деревьев. Я коснулся рукой угла и выдавил едва слышно:
- Я вернулся.
Боковая стена рушилась. Камни с ударами, сотрясающими землю, но слышными только мне, вывалились наружу и сложились в порог, по которому через минуту я благополучно забрался в освещенную прихожую. Не успел я стянуть набухшую отяжелевшую шинель, как выпавшая стена заняла прежнее место и даже обзавелась золоченой вешалкой с несколькими женскими пальто.
Я принялся стягивать сапоги, но на подмогу мне прибежал Ермилыч. Этот подвижный сухонький старик с разбегающимся взглядом косых глаз безошибочно угадывал, когда я вернусь со службы, а ведь я приходил в разное время. За мою карьеру лишь один раз Ермилыч был настолько занят чисткой подсвечников, что встретил меня уже переодетым в домашнее. Тогда он испустил такой вопль покаяния и так долго сокрушался в своей «жестокосердной неблагодарности к светлейшему Николаю Ивановичу», что я насилу смог успокоить его и утешить. Старик был приставлен ко мне с детства, и любил меня до обожествления всем своим простым ранийским сердцем. Увы, я не всегда был к нему чуток, не всегда справедлив.
- Где это вы так заделались, батюшка мой? - вскричал Ермилыч и наловчившимися натруженными руками в два счета снял облепленные грязью сапоги.
Я посмаковал будущее действие моей фразы и сказал как можно более небрежно:
- Могилу раскапывал, дорогой мой Ермилыч.
Старик вытаращился с испугом. Его косые глаза не могли схватить одну точку.
- Грешное дело - шутить над умершими, - заметил он с укором.
- Вода есть горячая? - спросил я и, услышав утвердительный ответ, добавил, что хочу вымыться скорее и лечь спать.
- А кушать? - ахнул Ермилыч. - Не годится ложиться не поевши.
- Не хочу.
В коридоре, освещенном парой кованых свечных бра, я встретился с дочерью хозяйки, у которой квартировался, и слегка поклонился ей, выразив тем самым приветствие, которого избежал утром по причине раннего ухода. Щеки девушки, как всегда, порозовели.
- Вы усталым выглядите, - сказала она и покраснела еще больше. Я раскрыл рот, чтобы ответить, но она добавила с гордостью собственной осведомлённости: - А вам письмо пришло.
Я краем внимательных глаз сыщика заметил, как вздрогнул Ермилыч.
- Спасибо, прочту.
- Ужинаем через час.
- Я не буду.
- Как же так?
Я вздохнул. Все-таки трудно жить среди чрезмерно любопытных и заботливых людей.
- Агния Парамоновна, я очень устал. Я раскапывал могилу ведьмы, а это забирает много сил.
Девушка тихо вскрикнула и прикрыла рот, словно в него могло попасть ведьминское проклятье. Ермилыч побелел, как мякиш свежеиспеченного хлеба, и едва не выпустил из рук мою шинель.
- Не бойтесь, Агния Парамоновна, - тут я решил идти до конца, - когда мы вскрыли гроб, от ведьмы остался только пепел.
Девушка пошатнулась. Пришла очередь поволноваться мне. Я подхватил ее под локоть, но прикосновение молодого человека, при виде которого она краснела всякий раз без исключения, подействовало лучше любого одеколона или нашатыря: она вспыхнула, шумно вздохнула, слегка подобрала юбки и убежала. Мне даже весело стало. Я поглядел ей вслед и прошел в комнатку, отведенную для мытья.
Там я с удовольствием разделся. В мою гудящую голову вплывала одна глупость за другой. Например, я всерьез размышлял над тем, что стало бы с Агнией Парамоновной, кабы она увидела меня без одежды. Мне даже захотелось, чтобы она вошла в дверь прямо сейчас, ворвалась сюда сумасшедшей интриганкой и бросилась в объятия, покрывая лицо огненными поцелуями. «Тьфу ты, что за блажь! – остановил я себя. – Агния растянулась на полу, не успев как следует открыть дверь. Это ведь сущее дитя. Физиология мужчины ей знакома не лучше физиологии драконов или наших ранийских леших».
О такой чепухе я продолжал думать, пока тер мочалкой тело. Воду из ковшика лил Ермилыч; его-то лицо и не нравилось больше всего.
- Что случилось, друг мой?
Ермилыч, пытаясь не смотреть мне в глаза, что-то пробурчал в ответ.
- Не слышу, - требовательно сказал я.
Старик в желании скрыть волнение добился обратного: рука его дернулась, и ковшик упал мне на ногу. К сожалению, вода не успела полностью расплескаться за время короткого полета, и ковшик оказался довольно тяжелым. Я ругнулся, схватился за пальцы правой ноги, не удержал равновесие и точно упал бы, если бы Ермилыч не удержал меня.
- Да возьми себя в руки, Тихон, и отвечай, что произошло! Не то... - голос мой дрожал от ярости. Но я досадовал на упавший ковшик, а старик решил, что на него. Он не выдержал и зарыдал. - Ну, вот, Бог ты мой... Слез твоих мне ещё недоставало!