Страница 15 из 144
- И много разбойников по дорогам? – обратился я к извозчику.
- Довольно.
- Значит, здесь плохо работает жандармерия.
- Да где она в Рании хорошо работает?
Вопрос имел все шансы называться риторическим, поэтому я лишь пожал плечами.
Извозчик был обрадован возможностью поговорить.
- А вы какой профессии будете, позвольте спросить?
- Сыщик.
- О! - воскликнул извозчик. В голосе звучало смущение.
- Будь спокоен, - усмехнулся я, - сыщики к жандармам не относятся.
- Да я и ничего, - пробормотал извозчик. - А вы, простите, по какому делу в имение Переяславских?
- Мой отец при смерти.
- О! - снова воскликнул мужик, - Так вы, стало быть... того... или я ошибаюсь?
- Да, я сын, Николай Иванович Переяславский.
- Простите, барин… тревожу беседой…
- Оставь, мне скучно. Скажи, ты в городе живёшь? Кытлярский?..
Беседа продолжилась до тех пор, пока справа от дороги не засветился синими огнями столб и прямоугольная доска с надписью: "Родовое имение Переяславских".
Я больше говорить не мог. Извозчик, видно, понял это, и оба замолчали. Вывеска, сияющая во тьме, проскользнула и осталась позади. Мне стало и радостно, что я, наконец, дома, и снова тяжело, ведь отец…
Дорога несколько раз повернула, и скоро блеснул фонарь над крыльцом. Треть многочисленных окон усадьбы брезжила жёлтым светом. Похоже, никто не спал.
"Неужели умирает?" - скользнуло в голове, и ещё большая тяжесть опустилась на плечи.
Первыми нас встретили оглушительным лаем собаки.
- Свои, свои! - закричал я собакам, которые, издав напоследок по паре "гав", замолчали; одна из сук даже радостно тявкнула. Я обратился к извозчику: - Сейчас распоряжусь, чтобы устроили ночлег. Одному назад ехать не стоит.
- Благодарствую, - извозчик спрыгнул, собаки снова подали голос.
Я оглянулся вокруг и улыбнулся. Здесь прошло моё детство, отсюда берут начало почти все мои воспоминания. Слишком много в имении было прожито прекрасных дней и ночей, чтобы возвращение не трогало моё сердце радостью даже в эти страшные минуты.
Ноги сами тянули к крыльцу, с которого, в армяке на голое тело, в широченных ватных штанах, с фонарём в руках, уже спускался Никодим.
- Батюшка Николай Иваныч, вы ли? - вскричал он.
- Я, Никодим, я.
- Ах, поспешайте, поспешайте, отец ваш...
Слова его глухо отозвались в голове. Происходящее словно бы погружалось в какую-то муть.
Я сглотнул и с трудом проговорил:
- Никодим, позаботься, пожалуйста, о Павле, извозчике, который меня привёз. Негоже его одного пускать в обратную дорогу.
- Сию минуту исполним.
Едва я вошёл в помещение, как на меня тут же бросилась матушка, начав целовать. Глаза её были залиты слезами.
- Мама, как отец?
- Пойдём к нему скорее.
Я зашагал по тёмным коридорам, куски которых выхватывало трепещущее пламя свечи. Я знал здесь каждый поворот, каждую трещинку в краске и мог бы пройти вслепую. А сейчас мне казалось, что стены ходят ходуном и плывут, стекают на пол под собственным весом. Если бы меня оставили одного, я бы не знал, в каком направлении двигаться. Хотелось съёжиться в холодном углу, сдувая с плеч длинноногих пауков, согревать руки собственным дыханием и оставаться невыносимо долго в том времени, где все просто и понятно, где отец здоров и весел, и рассказывает в гостиной очередной анекдот, закручивая короткими полными пальцами усы. Больше всего на свете хотелось вцепиться в ускользающее время, которое ещё пахло милым запахом детства, и не отпускать, не отпускать его, лелея на ладонях пушистые обрывки младенческих воспоминаний.
Мы подошли к спальне родителей. Я первым очутился в комнате и увидел отца, лежащего на широкой кровати. Под его голову намостили несколько подушек, и на верхней рассыпались седые отцовские волосы. Лицо светилось восковой бледностью, и от этого черты казались ещё более строгими. Великолепные усы его теперь топорщились клочками бело-серых волос и выглядели до того нелепо, что я – ей, богу! – едва не прыснул от смеха. И прыснул бы, кабы не почувствовал, что слезы катятся по щекам.
Рядом с отцом сидела сестра Лида, девушка девятнадцати лет, тоже смертельно бледная, с выплаканными провалами глаз. В углу суетилась служанка.
Увидев меня, сестра вскочила и замерла возле стула, не сумев сделать и шага.
- Пришёл... - прошептала она, не спуская с меня глаз, - пришёл, папа, - добавила она громче.
Отец повернул голову и улыбнулся, причём, в улыбке этой не было мучительности, которой я так опасался. Я быстро приблизился и схватил его руку, прижал к груди.