Страница 20 из 25
Слёзы всё-таки брызнули из глаз, потому что на одно мгновение мне показалось, что я вновь в Арронтаре. Только там я чувствовала себя такой свободной, только там я могла дышать полной грудью… несмотря на то, что была несчастна и одинока.
Но эти слёзы принесли мне облегчение.
– Я приходил сюда с самого детства, в те дни, когда был чем-то расстроен или просто не хотел никого видеть, – донёсся до меня тихий голос императора. – Здесь хорошо в любую погоду, даже в дождь. Это место всегда меня успокаивало.
Я вспомнила наше с Дэйном озеро… Да, наверное, у всех есть подобные места, где можно отрешиться от мира и просто посидеть в тишине.
– Возьми, – Эдигор встал сзади, совсем рядом, и протянул мне спелый ямол на открытой ладони. Я взяла плод, не колеблясь ни секунды.
Он был тёплым и таким аппетитным, что я тут же откусила кусочек, чувствуя, как по подбородку и пальцам побежал ароматный сок.
Пока я ела, император молчал. И лишь тогда, когда я разделалась с фруктом и застыла, не зная, куда деть косточку, забрал её у меня и тихо сказал:
– Понимаю, это не полноценный завтрак, но лучше, чем ничего. Если хочешь, мы спустимся и…
– Нет, – поспешила ответить я, – мне тут очень хорошо. Вы можете оставить меня, а сами возвращайтесь к делам.
– Если не возражаешь, я пока побуду с тобой.
Хлопанье крыльев. Птица Эллейн покинула наконец плечо Эдигора и полетела куда-то вниз. Наверное, ей наскучил наш разговор.
– Разве я могу возражать? Это ведь ваше место.
Император сделал ещё один шаг, я уже почти чувствовала спиной его грудь, и произнёс:
– Если тебе здесь нравится, это место станет и твоим тоже.
Лёгкое прикосновение к плечам… И несмотря на то, что никто и никогда не прикасался ко мне так, я вдруг поняла, что, наверное, калихари бы непременно делал это, если бы я не родилась жабой.
Я не знала, что такое родительская ласка, но почему-то распознала её совершенно безошибочно, когда император вдруг положил свои руки мне на плечи.
– Он обнимал тебя, Рональда? Хоть раз в жизни?
Я сразу поняла, о ком спрашивает Эдигор.
– Нет.
Вздох.
А потом я впервые в жизни оказалась в крепких отцовских объятиях. Обернулась, спрятала лицо у него на груди, как много раз хотела сделать в детстве, сжала в кулаки ткань рубашки и закрыла глаза.
Крошечная слезинка выкатилась из уголка глаза и упала на одежду его величества.
– Я не думала, что вы такой… – прошептала я, уткнувшись носом в грудь Эдигора. – Когда я представляла себе императора, то всегда думала о ком-то важном и чванливом, уверенном в собственном превосходстве… А вы такой… замечательный.
Он негромко рассмеялся.
– Спасибо, Рональда.
– Зачем вы это делаете? – я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Почему вы так относитесь ко мне?
Когда Эдигор отвечал на мой вопрос, глаза его были серьёзными.
– Потому что я очень хорошо знаю, что это такое – жить без родительской любви. Рональда… конечно, я не смогу заменить тебе отца в полном смысле этого слова, ведь ты уже взрослая девушка, но если тебе будет нужна моя помощь и поддержка – приходи не колеблясь.
Как странно. Я, жаба-Рональда, стою на крыше рядом с императором, и он предлагает мне свою поддержку. Он готов принять меня такой, какая я есть, в отличие от…
Ох, калихари… Отец… Мама, Сильви, Джерард… Почему же вы не смогли этого сделать?
– Приду, – прошептала я, вновь утыкаясь носом в рубашку Эдигора и закрывая глаза.
– Расскажи мне всё, – сказал он тихо, гладя меня по волосам. – Если хочешь. С самого начала.
И я рассказала. Впервые в жизни. Абсолютно всё.
Про родителей и брата, про любовь к Нарро, про встречу с Грэем… Даже про Дэйна.
Я не знаю, сколько мы пробыли там, на крыше императорского дворца. Устав стоять, Эдигор сел и пристроил меня рядом с собой, а я, по-прежнему прижимаясь к его груди, всё говорила, говорила, говорила…
Сам император почти всё время молчал, просто слушал. Но мне иного и не было нужно… Главное – он держал меня за руку.
А когда я закончила, обнял и дал выплакаться.
***
– Ты очень сильная, Рональда.
– Нет-нет… Видите, как я плачу? Разве так бывает с сильными?
– Всё бывает. А ты просто не веришь в собственную силу. Именно поэтому ты так долго не могла превратиться в волчицу – не верила в себя.
– Потому что меня не любили.
– Возможно. А может, ты просто не замечала. В любом случае, я говорю о твоей любви к самой себе. Ты презирала саму себя, хотя на самом деле ничто не мешало тебе себя полюбить.
– Полюбить?.. Такую страшную, толстую жабу?..
Он прижал палец к моим губам и покачал головой.
– Это неважно. Какая бы ты ни была, ты – это ты. И пока ты не научишься любить себя, счастливой не станешь.
– Но в Арронтаре…
– Теперь ты не в Арронтаре. И на самом деле от него не слишком много зависит. Всё зависит только от тебя самой, Рональда. Просто поверь.
Я рассмеялась.
– Просто?..
– Да. На самом деле это действительно просто. Ведь вера не требует никаких доказательств. Либо ты веришь, либо нет – вот и всё.
Ветер пошевелил мои волосы, прошептал что-то на ухо… Но что, я не смогла расслышать.
Нарро… «Вера»… Интересно, почему родители назвали его именно так?
– А вы?
– Что – я?
– Вы… верите? В меня?
Глубокие тёмные глаза императора смеялись, когда он ответил, легко касаясь ладонью моих волос:
– Я бы не сидел здесь с тобой, если бы не верил. Но дело не во мне, и не в Эдди, и не в Грэе, и даже не в Нарро. Ты должна сама научиться жить, не оглядываясь на прошлое.
Я опустила голову.
– Арронтар остался позади. Отпусти его. И иди вперёд.
Позади…
– Но почему тогда так больно?
– Возможно, больно будет всегда. А может, всё пройдёт. Посмотрим, – император чуть сжал мою ладонь.
А я закрыла глаза, вспоминая… И обещая самой себе, что это в последний раз.
Смех брата, улыбку сестры, холодные глаза отца, гордую осанку мамы, пустую хижину, полную гнилых листьев, презрительные смешки за спиной, аппетитный хруст снега, шепот ветра в кронах деревьев, запах дождя и мокрой земли…
И дартхари.
Удивительно, но когда я сидела на крыше дворца, и император сжимал мою руку, я вдруг почувствовала, что родилась новая Рональда. Именно в тот миг.
Почему?
Возможно, именно тогда я по-настоящему смогла перевернуть эту страницу. Не простить, нет. И не забыть. Просто перевернуть и посмотреть вперёд.
– Спасибо.
– Тебе не за что меня благодарить.
Я улыбнулась.
– А за веру?
– За веру не благодарят. Так же, как и за любовь.
Если бы словами можно было убить, я бы умерла в тот же миг.
Я всегда считала, что не заслуживаю любви, и всех тех, кто относился ко мне хорошо, готова была бесконечно благодарить, а теперь оказывается, что за это не благодарят?..
А Эдигор улыбался, глядя на моё удивлённое лицо…
– Пойдём вниз? Тебя Эдди наверняка уже заждался. Да и поесть нормально тоже не мешает. Я голоден, а голодный император – это очень страшно.
Я кивнула и поднялась на ноги, неожиданно поняв, что проголодалась. Ведь время уже наверняка почти обеденное, а я до сих пор не съела ничего, кроме одного ямола. Да и его величеству пора возвращаться к делам, наверняка ему есть чем заняться, а он тут вместо этого со мной на крыше сидит.
А ещё я вдруг подумала, что теперь вовсе не против познакомиться с остальными членами венценосной семьи, ведь сам император оказался совсем не таким, как я представляла.
Вот только говорить это Эдигору я пока не решилась.
***
По дороге я расспрашивала императора об эльфах, которые накануне напали на нас с Карвимом. Я в полной мере осознала, почему Эллейн утром была не в духе – Эдигора тоже совсем не радовал тот факт, что узнать ничего толком не удалось, кроме одного – эльфы были уверены, что наниматель также является представителем их народа. Но когда я сказала императору, что это неплохая зацепка, тот лишь рассмеялся.