Ржавые цепи

А ведь она точно такая же пешка в игре!

Была…

Немец ненавистно вытягивает руку, сжимающую револьвер, хочет снова выстрелить – деревянные мишени или собственный висок? – но почему-то не решается; руки дрожат, внутри него бушует ураган эмоций. Он слышит приближающиеся шаги и поворачивается в сторону входа, выбирая смерть того, кто сюда заглянет. Палец надавливает на крючок; он хмурится, принимая решение.

Пуля готова выскочить из своего заточения в любую секунду.

Дверь открывается, и Зигмунд даже не удивляется тому, кого видит.

И опускает руку.

Её смерти он никогда не возжелает.

========== Палач. ==========

- Привет.

Зигмунд облегчённо выдыхает и прячет револьвер в кобуру: как хорошо, что она пришла. Рейн стоит в дверном проёме, прислонившись спиной о косяк, переминается с ноги на ногу, ждёт приглашения. Кригер подходит к ней и протягивает руку, улыбается, и она отвечает ему тем же: у неё такая аккуратная ладонь, и он так боится сжать её своими пальцами – она будто вся сделана из тонкого хрусталя. Немец тает перед ней молочным шоколадом в жару – становится приторно-сладким, но полукровку это нисколечко не смущает: но румянец играет на щеках, стоит кавалеру поцеловать её кисть.

- Fräulein, вы что-то хотели?

- Да, - кивает Рейн и убирает руку, резко меняется в лице: теперь серьёзная, чем-то обеспокоенная. Зигмунд внутренне весь напрягается. – Очередное собрание.

- По поводу?.. – он догадывается.

- Да, - подтверждает его опасения Рейн.

Кригер сжимает единственную руку в кулак, не сводит взгляда с лица девушки. Значит, они хотят отправить её немедленно. Время нереально поджимает, душит за шею, включается таймер: так мало сделано, а ведь скоро всё решится. Зигмунд не хочет отпускать Рейн никуда: знает, насколько там опасно, но ведь… Когда он только узнал, что Минс нашла очередную доверчивую простушку, сам хотел, чтобы всё прошло по замыслу Вульфа, и дурочка выполнила за них всю грязную работу.

В голове загремели воспоминания вспышками молний: его палец дрогнул – Зигмунд до сих пор ощущает призрачный холод спускового щелчка.

Из своего револьвера он лично казнил слишком многих: именно таких, как она.

И знает, что рано или поздно правда должна открыться.

- Ну, так ты идёшь? – спрашивает она, уже собираясь уходить.

Немец коротко кивает, соглашаясь, и выходит из полигона вместе с ней.

========== Грехи прошлого. ==========

Он никогда не разделял той идеологии, которую ему внушали с детства. Никогда не был согласен с тем, что неверных нужно казнить, потому что они не такие, как остальные. Так почему же его тогда оставили в живых? Из личных соображений? Из-за того, что, будучи инвалидом, он был превосходен как стрелок и руководитель? Зигмунд до сих пор не знает ответа; однако его жизнь очень резко изменилась много лет назад, когда он сам предал своих, передавая врагу координаты местоположения немецких солдат, чтобы иностранные шпионы казнили их за смерти собственных детей.

Война неизбежна, и немец это понимает. Но не может иначе; в его голове ворох воспоминаний, пчелиным роем жужжащие, кусающие особенно больно, когда он идёт рядом с Рейн и делает вид, что всё хорошо. Она просто не знает, сколько грехов по его душу: он молод, для некоторых – красив, и он этим пользовался всю прошлую жизнь, чтобы раздобыть нужную информацию. Но каждая из его жертв – убиты; и после произошедшего он отмывал себя от этой грязи несколько часов, мысленно надеясь, что скоро всё это дерьмо закончится.

Он ничем не лучше той же Минс.

Мужчины не плачут; Зигмунда одолевала истерика, когда он шёл на принципы.

И у невинных жертв, которые были убиты по приказу, мысленно просил прощения: все те полукровки, что доверились чужим, потому что им некуда было идти, уничтожены его рукой; особенно ярко он помнит девушку – полувампира с небесно-голубыми глазами и пшенично-светлыми длинными волосами, худая, голодавшая весь свой срок заточения, шепчущая, чтобы её отпустили, ведь она не виновата, что не справилась, испугалась будущего, остановилась, когда её просили идти за чёртовым глазом; они не выполнили её последнюю просьбу, исковеркав настоящее: Кригер нажал на спуск под давлением родного брата и остальных, и пуля навсегда оборвала нить её жизни.

С того дня он поклялся, что больше никому не причинит боли, особенно тем, кто был замешан во всём этом случайно.

Зигмунд идёт рядом с Рейн, смотрит на неё, а у самого в сердце будто тысячи иголок от нервного напряжения вонзаются: он боится за её жизнь, боится потерять, потому что больше не хочет быть палачом, потому что хочет иной судьбы для всего остального мира.

И для полукровки - особенно.

Зигмунд не боится смерти, но боится, что костлявая заберёт тех, кто ему по-настоящему дорог. Он сделает всё, чтобы искупить грехи прошлого и защитить ту, которая сейчас идёт возле него, выравнивая шаг, и улыбается, даже не представляя, что её ожидает.

Кригер знает обо всём.

И боится, что просто не успеет оказаться рядом.

========== Вопрос времени. ==========

- Он подделал документы! – она швыряет папку ему на стол. Симон презрительно фырчит: нашла из-за чего паниковать. – Нам отправлять группу уже через пару дней, а этот недоношенный ублюдок вписал туда своё имя. Я всё проверила! Я…

- Заткнись, Минс, - осаждает её Симон, делающий вид, что ему наплевать, что там в очередной раз натворил его брат.

Дампир шипит, сжимает в руках папку; она проверила тысячу раз и всё равно где-то просчиталась. Полукровка же говорила, предупреждала Вульфа, что щенок может зайти слишком далеко, и вот, пожалуйста, одноглазая дрянь ломает им все планы. Но другой Кригер всё равно остаётся спокойным, невозмутимым, будто она паникует не из-за того, что Зигмунд, возможно, желает переманить Рейн на свою сторону, а что может найти артефакт раньше остальных и передать его в руки врагу. Минс бы лично задушила его во сне, а потом издевалась бы над его трупом, как когда-то над другими мужчинами, которых ей дарил в распоряжение герр Вульф.

Она улыбается; о да, как приятно превращать сильный пол в слабый, делать их послушными настолько, чтобы они потом умоляли убить себя.

Минс всегда делала это с охотой.

Симон убирает ноги со стола, садится правильно, ровно, наблюдает за Минс, чувствует, как внутри она от злости закипает вулканом. Кригер лишь усмехается: брат не станет им помехой – так даже лучше, что он подписал себе свой смертный приговор. Пока его нет, они сделают всё, к чему так долго стремятся. И почему она не догоняет? Немец кладёт подбородок на ладони, сложенные друг на друге, и смотрит на полукровку внимательно; Минс выпрямляется под взглядом его льдистых глаз.

- Действуй по плану, - приказывает он. – С остальным я сам разберусь.

- А Зигмунд?

- Вопрос времени. Уж поверь мне, ничего хорошего его не ждёт.

Когда всё закончится, он лично выстрелит в голову брата.

Минс послушно отдаёт честь, собирает бумаги и выходит прочь из кабинета; Симон, ещё с минуту посидев в одиночестве, встаёт с места и отправляется за ней.

========== Разные близнецы. ==========

Они почти приближаются к кабинету; Рейн удивлена, что Зигмунд всё это время молчит. Обычно немец более разговорчив, но сейчас даже не смотрит в её сторону: просто идёт рядом, шаг в шаг, погружённый в свои мысли. Дампир волнуется, но не решается спросить, в чём дело: вдруг она в чём-то виновата. Поэтому обнимает себя за плечи и поджимает губы, но когда поворачивает голову и замечает Минс в сопровождении Симона, то резко останавливается, как и Кригер, который выходит вперёд, загораживая собой Рейн.

Он слишком внимательно следит за братом, не доверяет ему, и дампир ни черта не понимает, что происходит, но чувствует, как обстановка невыносимо быстро, до удушения, накаляется.

Минс проходит мимо и будто специально толкает Зигмунда в плечо; тот стоит неподвижно, даже не оборачивается в её сторону – он слишком сосредоточен на Симоне. Кригер знает, что брат в курсе, что он подделал документы и теперь отправляется в Германию незамедлительно – времени исправлять бумажки совсем нет.