Страница 36 из 49
Ночью красноармейцы убили в Мариинской больнице перевезенных туда из Петропавловской крепости Кокошкина и Шингарева; последний был крупной и очень симпатичной политической фигурой чисто практического характера.
9 января. Весь день прошел в беготне по получении права на выезд из Петрограда; порядок, или, вернее, беспорядок, такой же, как и раньше, но без присущей прежнему режиму деловитости и определенности (даже в необходимых смазках); новые чины ничего не понимают в своем деле, но строго соблюдают все внешние формы, что еще более затягивает всю процедуру их делопроизводства. Всюду надписи, просят «не оскорблять швейцаров и курьеров предложением чаевых», но берут так же, как и прежде. Надо получить какой-нибудь паспорт для себя и для жены взамен наличных генеральских, дабы избежать по пути всяких неприятностей.
Комиссар Главного управления Генерального штаба положил свою печать и подпись на удостоверении личности, данном этим управлением, но у жены паспорт на имя жены генерал-лейтенанта.
10 января. Заходил в кредитную канцелярию, чтобы узнать, нельзя ли получить некоторое количество валюты в обмен на рубли; оказалось, что в самом начале большевистского хозяйничанья вся наличная в канцелярии валюта куда-то исчезла, остались только греческие драхмы и румынские леи. Порядки в канцелярии самые современные: никто не знал, что у них имеется по части валюты, а затем принесли ящик и стали считать сваленные туда иностранные деньги, разделяя их тут же по категориям.
С паспортами еще хуже, так как после трехдневных мытарств заявили, что без разрешения Троцкого не выдают паспортов лицам, уезжающим за границу, и что поэтому мне надо отправляться в Смольный институт и хлопотать о разрешении.
На такую поездку я совершенно не способен, даже если бы она и дала мне право на выезд. Решил попробовать еще раз достать паспорт в бывшем градоначальстве, а если не удастся, то пытаться пробраться на Дальний Восток и при одном удостоверении Главного управления.
Скверно то, что по всем этим мытарствам приходится ходить пешком с Петроградской стороны, да еще в полуголодном состоянии.
11 января. Пускаюсь на всякие ухищрения для добычи паспорта, данного советской властью; получил необходимые квитки от домового комитета и от комиссара Петроградской части. Но в градоначальстве опять налетел на требование доставить разрешение от кого-нибудь из военных комиссаров, старые служащие градоначальства относятся ко мне очень сочувственно, но комиссар – сама непреклонность. Мои сотоварищи по командировке пытались добыть паспорта через министерство иностранных дел, и сначала была надежда на успех; но затем товарищ комиссара Легран, обещавший «дать», поссорился с товарищем комиссара Залкиндом, который приказал «не давать», заявив, что он постарается похерить все заграничные командировки и посылать туда надежных товарищей, а не контрреволюционных генералов.
12 января. После трехдневных и трехнощных стояний в хвостах достал билеты на сибирский экспресс, отходящий 23 января; решил ехать без советских документов; говорят, что достаточно проскочить за Урал, а там досмотры и поверки значительно реже. Очень боюсь, что за это время комиссары разберутся в никчемности наших командировок и нас всех здесь прихлопнут.
Начали ходить трамваи, но на них можно попасть при наличии крепкой головы и увесистых кулаков; давка в вагонах такая, что у одной дамы вырезали спину каракулевого пальто, что она заметила только после того, как вылезла из вагона.
Встретил только что вернувшегося из Киева полковника Станиславского; по его словам, песня Рады уже спета, так как на ее стороне осталась только интеллигенция, а солдаты и крестьяне уже перешли на сторону большевиков, ослепленные полученными ими заманчивыми посулами.
С Дона тоже идут невеселые вести: по-видимому, и там начались какие-то внутренние раздоры на почве борьбы за власть, вопроса о подчинении и т.п.
13 января. Большевики скушали Учредительное собрание, и животик у них от этого не заболел. Встретил нескольких эсеров, членов старого армейского комитета и разогнанной «Учредиловки». Спросил их, почему они не применят против комиссарской власти тех приемов, коими они подрывали и терроризировали монархию; получил ответ, что такие приемы недопустимы в демократической борьбе и что они желают бороться в открытую.
В городе постреливают; по ночам ходить небезопасно, так как появились шайки грабителей, которые не только обирают всё ценное, но и раздевают, снимая всё платье и обувь.
14 января. Скороспешная свадьба дочери; в первый раз надел все ордена, включая и полученные за эту войну; положение было рискованное, так как в церкви
Ксенинского приюта, где происходило венчание, пели певчие Семеновского полка, и если бы кто-нибудь сообщил ближайшему комиссару, что в церкви собрались генералы и офицеры в погонах и орденах, то нам была бы разделка и всех нас забрали бы в узилище.
15 января. Троцкий на съезде заявил, что требования немцев невыносимы, но воевать мы не можем; поэтому он не в состоянии гарантировать заключения «честного демократического мира». Весьма пустозвонный и малопонятный набор слов; думается, что и сам оратор не в состоянии объяснить, в чем должна заключаться «честность» и «демократичность», тем более что оба эти понятия в большевистском обиходе совершенно неизвестны.
В общем, одна из последних сцен комедии, разыгрываемой под немецкого режиссера, умелое сдабривание скверного блюда, подносимого бараньему стаду покорных слушателей.
16 января. С паспортом потерпел полное фиаско; комиссар градоначальства изволил «демократически рассердиться» и приказал мне сказать, чтобы без разрешения военного комиссариата я не смел являться.
Приходится пускаться в обильный поверками путь с довольно ненадежным документом.
17 января. В Главном управлении видел интересное секретное сообщение из Парижа, передающее интимные подробности Бернской социалистической конференции; из слов немецких социалистов видно, что Германия не надеется на окончательную победу и считает колонии и влияние в Сирии и Месопотамии потерянным; поэтому-то и надо получить свободный рынок в России и тут возместить и наверстать все свои колониальные потери.
Вообще на возможный исход войны смотрится почти исключительно с коммерческой точки зрения; знаменательно то, что интересы Турции и Болгарии совершенно игнорируются и за их счет проектируются разные расплаты и компенсации.
18 января. Весь день провел в разных хвостах; 2½ часа простоял у кассы переводов Государственного банка, чтобы получить присланные из корпуса 400 рублей, – за всё это время удовлетворили только одиннадцать человек.
19 января. Начались обыски квартир в поисках скрытых и накопленных запасов разных продуктов. Советские газеты оповещают о каких-то замечательных успехах своих войск на внутреннем Южном фронте и о том, что в Германии вспыхнула революция; последнюю сказку мы слышим уже не в первый раз: вспоминаю, как бесновалась на Невском толпа, кажется, 2 марта, когда по улицам носились автомобили, выкрикивали и разбрасывали плакаты с объявлениями об убийстве Вильгельма и ранении кронпринца.
Заходил Перфильев; говорит, что сибиряки усердно работают и готовят для грядущего Сибирского Учредительного собрания проекты по всем отраслям государственного устройства, экономической и общественной жизни, дабы сразу же приступить к созидательной работе.
20 января. Усилились пьяные погромы; в районе Вознесенского проспекта и Екатерининского канала происходят целые бои между бандами погромщиков и латышскими стрелками; рассказывают, что после одной экзекуции несколько больших грузовиков вывозили на взморье трупы убитых в течение целых суток. Сидим на голодной даче; радуемся уже и 3/8 фунтам хлеба, ибо чаще получаем только четвертушку.