Презренный кат

— Как у Марфы моей, нога-то, — весело подумал, он и резким рывком бросил засопевшую девку под себя. — Эх, была, не была, а дальше видно будет. А то ведь сегодня и вправду разговеться не грех. Когда еще праздник на моей улице будет?

Когда Еремей уходил, в избе почти все спали, а на улице было уже темно. Веселая девица проводила его до порога, хотела проводить и дальше, но Чернышев строго на неё цыкнул и дальше пошел один.

Он быстро добежал до галерной пристани, нанял там сонного перевозчика и скоро оказался у крепости. Ворота крепости в честь праздника были открыты настежь и никого около них не было. Однако пробирался Еремей Матвеевич к канцелярскому крыльцу крадучись, прячась под крепостной стеной в самую темную тень. Чернышев хорошо знал то потайное место, где давно уже прятали канцелярские работники запасной ключ, и пополз именно к нему, к месту этому. Больше всего Еремей опасался караульного солдата, который должен смотреть ночью за канцелярией, но, пролежав некоторое время на сырой земле, понял, что солдата около нужной ему двери нет.

— Празднует, наверное, — усмехнулся мысленно кат и сунул руку под нужную половицу крыльца. — Дай им бог всем здоровья, а мне удачи сегодня…

Да только вот удача чего-то решилась поиздеваться над просителем. Ключа под половицей не было. Еремею захотелось плюнуть куда-нибудь от досады, но плюнуть он не успел. Пришлось в испуге всю слюну разом проглотить.

Уперлась в спину ката острая сталь солдатского штыка, и чуть хмельной голос ехидно поинтересовался.

— И чего ты потерял здесь милый друг?

Чернышев не ответил, и штык стал колоть спину ещё больнее.

— А ну вставай собачий потрох! — рявкнул сверху часовой и, отпуская штыка от спины, сунул в лицо горящий факел. — Вставай, вставай, а то мигом приколю тебя к стене, как жука булавкой.

— Да как же я встану-то? — замотал головой от нестерпимого жара Еремей Матвеевич. — Ты штык-то со спины убери.

Солдат штыка не убрал, но ослабил нажим ровно настолько, чтобы под контролем оружия поднять плененного на ноги. Как только кат оказался на ногах, штык опять больно вонзился в спину, и охнувшему Еремею пришлось прижаться лицом к холодной канцелярской стене. Солдат опять сунул к лицу факел и стал, хмуря бровь рассматривать пленника.

— А ну морду верни сюда, — прикрикнул часовой, намереваясь получше разглядеть пойманного вора. — Дай-ка я на тебя гляну гадина ползучая. Не верти мордой-то так. Не верти.

— Чего Трондин, не признал меня? — прохрипел в ответ на требование Чернышев, решивший, что теперь хуже случившегося уже все равно ничего не будет. — Неужели не узнал? А, Трондин?

Рука солдата дрогнула от неожиданного вопроса, нажим штыка на спину ослаб и Еремей, каким-то неведомым чутьем почувствовав свой последний шанс на спасение, рванулся в сторону, обдирая в кровь спину. Он сначала хотел убежать, но, заметив, что часовой от этого маневра замешкался да оступился, решился на рукопашную. Кат резко ударил солдата по опорной ноге, уронил его на землю и, прыгнув на поверженного противника сверху, ловко вырывал из рук того тяжелое ружьё. Схватка была недолгой и теперь уже побежденный солдат, был приготовлен к допросу. Еремей перевернул его на спину, ткнул штыком в грудь и жарко зашептал.

— Ты вот что Трондин, ты не бойся меня. Это же я, Чернышев. Мне ключ от канцелярии нужен. Ты мне ключ дай и я уйду. Мне только нож, посмотреть, которым Кузьмищев офицера убил. Помнишь, по весне дело-то было. Мне больше ничего не надо. Я приметы на ноже поищу и всё. Кузьмищев-то не виноват. Дай мне ключ, Трондин. Я ножик возьму и всё. Мне его надо царице передать, понимаешь, Трондин? Царице, дурья твоя башка.

— Неужто это ты Еремей Матвеевич? — изумленно засипел солдат. — Неужто? Сказывали, что ты из города утек. Выпустил из темницы атамана их самого важного и утек. Будто купили тебя лесные тати за пятьсот рублей. А ты, вот он. Чего же ты натворил, Еремей Матвеевич? Да как же так можно-то? Вот ведь беда-то какая с тобой приключилась.

— Я тебе потом Трондин всё расскажу. Всё до точности самой, а ты мне сейчас ключ канцелярский дай. Помоги мне Трондин, Христом богом тебя прошу, помоги.

— Конечно, помогу Еремей Матвеевич. Кому ж помогать-то, как не тебе? Я же помню, как ты меня выручил, когда у меня изба сгорела. Ты ж мне всех больше денег тогда дал. Помнишь? Никто больше тебя не дал. Конечно же, я тебе помогу. Ты мне ружьё отдай, а я тебе сразу ключи и принесу.

— Нет Трондин, без ружья иди, — отвел штык в сторону Чернышев. — Принесешь ключ, я тебе и ружьё тогда отдам.

— Сейчас я Еремей Матвеевич, сейчас, — закивал головой солдат и захромал в сторону караульной будки. — Сейчас, Еремей Матвеевич, ты только подожди немного. Сейчас всё будет.

Еремей облегченно вздохнул, махнул солдату рукой и хотел уж испарину со лба утереть, но тут Трондин внезапно прыгнул за угол ближайшего строения, перестал хромать и с криком «Спасите!» побежал куда-то по ночной улице.

Чернышев громко выругался, забежал на крыльцо канцелярии и попытался прикладом сбить кованый замок. Но замок, сработанный на совесть где-то в заморской стороне, только насмешливо зазвенел в ответ на нападение. Взбешенный кат отскочил назад шага на три да выстрелил в замок из ружья, но тот, хотя и перестал насмешничать, а открываться вот никак не спешил. Ударить ещё раз настырную железку не пришлось. Наполнилась ночная улица громкими голосами, и Еремей понял, что пора убегать. Он бросил ружье, спрыгнул с крыльца, и тут запнувшись обо что-то, упал, больно подвернув при падении ногу. Чувствуя, что с больной ногой ему уже не уйти, Чернышев заметался по канцелярскому двору, заметил развал, в приготовленных к стройке бревнах, резво дохромал до них и змеей вполз в невероятно узкий просвет между комлями двух огромных берез. И только он затих в тесном укрытии, как двор тут же наполнился гомоном встревоженных людей.

— Что случилось? — недоуменно кричали одни. — Кто стрелял?!

— Куда тать подевался? — строго спрашивали другие.

— А чего вы тут все делаете? — удивленно всплескивали руками третьи. — Стряслось-то чего?

Не успели сонные солдаты и двух раз пробежать вокруг канцелярского крыльца, а уж к крыльцу этому соизволил прибыть первый генерал. И был этим первым генералом, как всегда Андрей Иванович Ушаков. Как уж он опять непорядок учуял? Неизвестно, но к месту происшествия прибыл сразу за дежурной ротой солдат.

Генерал негромко да быстро выяснил причину суеты и тут же велел найти виновника безобразия. Никого достойнее Трондина для этой роли не подыскали, и пришлось солдату, вытянув руки по швам, бодрым голосом, из первых уст рапортовать генералу о ночном инциденте.

— Стою я, значит на посту, — глядя прямо в лицо начальнику, чеканил суть дела бравый солдат, — а тут они злодеи ползут. Человек пять, не меньше, а может и побольше их было? Я ружье на перевес и на них. В рассыпную злодеи разбежались. Всех-то я взять не успел, но одного штыком к земле приткнул. Сначала приткнул, а потом глянул на него при свете факела-то, а это кат наш бывший, Чернышев Еремей Матвеевич.

— Кто?

— Чернышев, неужто не помнишь Андрей Иванович? Он же здесь в канцелярии катом служил, а потом сбёг куда-то с разбойником Кузьмищевым. Ну, помнишь, в крепости он солдат вином заговоренным опоил и замки все с казематов посрывал. Так вот я на него, чего, мол, тебе надо здесь, злодей? А он в ответ глазами сверкает и так злится, что у него из ноздрей пар инда идет. Так и зыркает на меня своими огненными сатанинскими глазищами. Так и зыркает. Да вот не рассчитал он, меня-то так просто не возьмешь, я быстро ружье на изготовку поднял. И вот тут на меня сзади его сообщники напали. Стремительно так напали. Все скопом сразу. Другой бы на моем месте в сей же момент поддался, только меня голой рукой не возьмешь, вывернулся я и за подмогой бегом. Если б не убежал, то пожгли бы канцелярию злодеи. Точно бы пожгли. Однако меня не проведешь, не в таких баталиях бывал…