Страница 2 из 15
Осенью и зимой 1945-1946 года в Кенигсберге жить было, мягко говоря, трудно. В помещении редакции работали в шинелях, семьи мерзли в особняках, не отопляемых из-за отсутствия коксика. Во сто раз приятнее размещаться в старых русских халупах какой-либо ж деревни Федоровки, чем в разрушенном и неприветливом прусском городе, где ничто не радовало глаз. Каждого из нас тянуло на Восток, и каждый надеялся окопаться где-нибудь в России или на Украине.
Не пришлось долго жить в Кенигсберге и стать свидетелем, как город бывшей Восточной Пруссии становился советским. В апреле 1946 года меня назначили редактором газеты Южной группы войск. Из Кенигсберга, не заезжая в Москву, следовало попасть в Бухарест, а затем в Констанцу. Командировочное предписание лежало в кармане, а что взять с собой? – ведь перемещаясь в другую страну, прядется пересечь государственную границу. Редактор может обойтись без домашнего скарба, но без набора книг никак обойтись нельзя.
В конце концов, без семьи и без домашнего имущества я двинулся в Румынию и вскоре оказался на пограничной станции Рени. Никаких таможен и пропускных пунктов, никакого транспорта чтобы перебраться к румынскому поезду. Тяжелые ящики, набитые книгами: Собрание сочинений В.И.Ленина, "Капитал" К.Маркса, Малая Энциклопедия и другие книги. Подшивку журналов "Большевик", "Коммунистический интернационал", мемуары Ллойд Джорджа, "Антишпионская" библиотечка и многие ныне редкие книги, накопленные в годы работы на Урале, сдал в библиотеку дома Красной Армии в Кенигсберге, к сожалению, безвозвратно.
Книжный груз на своих плечах пришлось перетаскивать через советско-румынскую границу, в 1947 году перевозить в Берлин, и лишь оттуда "Капитал" Маркса возвратился в Москву, где я его покупал в 1928 году. К книгам-путешественникам у меня особое уважение. Вспомнилось, что в старой Румынии за хранение и чтение марксистской литературы пытали и вешали. В мае 1946 года, проезжая через Румынию, мне и в голову не приходила мысль о преследовании за доставку коммунистической литературы в портовый город Констанцу. В освобожденную страну я ехал по праву победителей, без визы и таможенных досмотров, с одним командировочным предписаниям.
В майские дни 1946 года Бухарест выглядел целехоньким: орава чумазых мальчишек с криками "чистим, блистим" преследовала до тех пор, пока не отдал сапоги во власть настырных чистильщиков. На тротуарах Бухареста довольно нарядная публика, в уличных кафе спокойно едят мороженое. Чувствуешь среди них настороженную тишину, когда мимо проходит советский офицер. У королевского дворца стояли на карауле гвардейцы короля Михая. В витринах магазинов и в окнах парикмахерских висели портреты королевы "мамы Елены".
Куда я попал? Страна капитулировала почти два года назад, а молодой король Михай продолжает царствовать и забавляться. Заядлый автомобильный гонщик, он с юношеской радостью принимал простенький самолет, подаренный ему советским командованием. При многочисленных орденах он присутствовал на пышном приеме другого подарка – парусной яхты. А как Михаю не радоваться паруснику, если у Румынии в результате войны не осталось ни одного судна. Тогда самонадеянный монарх, вероятно, не догадывался, что через полтора года ему придется расстаться с дворцом и коротать свой век у Женевского озера в компании отставных монархов.
Первое впечатление от Румынии было противоречивым: спокойно ходишь в военной форме, близко размещены советские войска, действуют контрольные органы союзников и никаких эксцессов. С другой стороны, везде мелькают портреты короля и "мамы Елены". В районе Меджедия я видел настоящего, живого помещика. Высокий, в нарядном сером костюме, при галстуке, с золотой цепочкой на жилете, мрачный и озабоченный, он предчувствовал революцию в деревне и очень недружелюбно с нами разговаривал. А рядом барак, глиняный, пыльный, около него смиренно стояли батраки, плохо одетые, в каких-то чеботах на уровне поношенных лаптей. Румынская деревня, не тронутая революционными силами, жила как бы в прошлом веке.
Бедная Румыния с богатыми королем и помещиками находилась в тяжелом экономическом положении. Инфляция обострялась с каждым днем. По годовой смете нашей газете было положено 250 миллионов лей. Но что мы за миллионеры, если вызвать из Бухареста мастера для ремонта линотипа стоило несколько миллионов, плюс "харчи" за наш счет. Да что там говорить, старенький фотоаппарат стоил 12 миллионов лей.
Политическая жизнь Румынии в 1946 году была активной, проходили выборы в парламент. На плакатах перечислялись кандидаты в депутаты от нескольких старых буржуазных партий, а кандидат от коммунистической значился в конце списка. Выборы проходили по правилам буржуазной парламентской механики. Они показали, что в стране еще только зреют те силы, которые на исходе 1947 гона покончат с монархическим режимом.
Румыния почти избежала разрушений. Мне удалось немало поездить по стране. Сады и виноградники, великий Дунай, пшеничные и подсолнечные поля, рослая кукуруза, богатые и бедные города и поселки, богато и бедно одетые люди, равнинный и горный пейзаж. Красивая страна, не обделенная природными богатствами, населенная трудолюбивым народом, ведущим историю от древних даков и времен похода римского полководца Марка Аврелия.
Румыния расплачивалась за прислужничество гитлеровской Германии. Она переживала переходный период, искала пути к революционной переделке социальных и экономических условий. Присутствие советских войск создавало благоприятные условия для прогрессивных преобразований. Три с лишним года понадобилось для ликвидации в Румынии королевской власти и помещичьего строя, для прихода к власти рабочих и крестьян. Все ли румыны сейчас помнят о том, что Советская Армия и советское государство расчистили им дорогу для сегодняшних успехов социалистического строительства? Но это уже другой вопрос.
Летом 1947 года мне из Румынии пришлось перебираться в Берлин, в связи с назначением в газету "Советское слово". Сейчас почти невозможно представить положение, при котором советский полковник, без визы и валюты, без железнодорожного билета, с семьей и домашним имуществом, с командировочным предписанием войсковой инстанция среднего масштаба мог пробраться из румынского приморского города Констанца до оккупированного Берлина. Из Кенигсберга в Констанцу я проехал без денег и без проездных документов. Но через Европу?!
Вот румынская "Рапида" движется к венгерской границе. Впереди другая страна, чужой народ. Мы знали, как гитлеровцы использовали подразделения мадьяр для карательных операций. Знали о сопротивлении венгров и кровопролитных боях на территории их страны. К середине 1947 года в советско-венгерских отношениях еще далеко не исчезла отчужденность и настороженность.
Пышная растительность венгерской низменности свидетельствовала о том, что мы едем по другой стране, сильно отличающейся от Румынии. Еще в довоенное время я читал о том, как толстосумы съезжались сюда для охоты на кабанов, сколько долларов стоило такое удовольствие и как, в отличие от нас – скромных охотников, вели себя богачи, сочетая неограниченную трехдневную стрельбу по фазанам с весельем в ресторанах и домах терпимости Дебрецена. Венгерские эксплуататорам пришлось проститься со старыми порядками, хотя в 1956 году они еще пытались восстановить свою власть и право наживаться на всем, в том числе путем монополии на фазанью охоту. Но бесполезно!
Вспомнилась и другая сторона истории Венгрии, ее революционное прошлое. Воскресали в памяти события, связанные с образованием в 1919 году Венгерской Советской Республики, горячие приветствия В.И.Ленина венгерским революционным массам, героизм венгерских интернационалистов в годы гражданской войны в нашей стране и в Испании. Реакционный хортистский режим, союз Венгрии с фашистской Германией принесли плачевные результаты. Из сознания венгров постарались вытравить чувства интернационализма и уважения к первой в мире социалистической державе. Много жизней советских людей на совести венгерских реакционеров.