Чёрные сны (ЛП)

Пока что они ничего не добились.

Сам Блэк почти не спал.

Я слышала, как он спорит с другими видящими.

Я слышала, как он орёт на них, угрожает, требует решений, идей, как можно начать тренировать меня, приказывает им выделить причастные структуры в моём свете, чтобы мы всей командой начали их изолировать, а также попытались влить больше моего бодрствующего сознания в эти части моего aleimi.

Я слышала, как он по телефону орёт на Брика.

Я слышала, как он рявкает на короля вампиров.

— Нет, она не может поговорить со своей блядской сестрой. Мири нездоровится. Меньше всего ей нужно, чтобы перед ней маячило ещё больше вампиров. Да плевать мне, даже если они до обращения были Далай Ламой…

Блэк шагал к двери, слушая, что вампир говорит в ответ, а затем его голос раздался ещё более суровым рычанием.

— Ну какая ж блядь жалость, — перебил он, не давая вампиру договорить. — Эта сучка ждала десять лет, чтобы объявиться и наградить мою жену gaos d’ jurekil’a сердечным приступом. Как по мне, она может всю свою оставшуюся кровососущую жизнь ждать, пока моя жена поправится и будет готова с ней увидеться. Если ты думаешь, что я стану давить на неё сейчас, после того, как ты обратил её лучшего друга в вампира, и он едва не убил её, то ты безумен…

Его тон сделался ещё резче.

— …ещё безумнее. В смысле, ещё безумнее обычного. Ты выжил из своего di'lanlente a' guete ума, Брик, и поверь мне… в данный момент меня это не удивляет. В любом случае, она даже не спрашивала меня о своей сестре. Почему ты решил, что она вообще хочет с ней поговорить?

Он совсем вышел из комнаты прежде, чем я успела подслушать больше.

Я гадала, осознавал ли он вообще, что материл вампира на прекси, языке видящих.

Учитывая, как мало он спал за последнюю неделю, я в этом сомневалась.

В любом случае, он закрыл за собой дверь и закрыл свой свет, так что я понятия не имела, что он сказал Брику после этого, и объяснил ли он моё исчезновение той ночью в Оранжерее Цветов.

Я полагала, что он ничего не сказал вампиру — или сказал ровно столько, сколько мог, чтобы не разжечь интерес вампира ещё сильнее, или хуже того, не заставить его искать ответов у Чарльза.

Теперь Блэк всматривался в мои глаза с суровым выражением лица. Его лицо выглядело худее обычного. Он ощупал мои руки, прикоснулся к моему лицу с такой лёгкостью, от которой мне захотелось вцепиться в него хотя бы для того, чтобы заверить его — его руки не причинят мне боли, со мной всё хорошо.

Затем я услышала, как он резко втягивает воздух, и проследила за его взглядом до моей ноги.

На ней красовался какой-то ожог.

А ещё я осознала, что от меня пахло так, будто я свалилась в канализацию.

Я сморщила нос.

— Мне нужно в душ, — сказала я, поморщившись.

Его взгляд метнулся ко мне. Я увидела там ту беспомощность, проблеск паники и раздражения, а затем его лицо вновь скрылось за этой маской, за стоицизмом разведчика, который я потихоньку начинала узнавать.

Он ничего не сказал про ожог.

После того, как я приняла душ и закуталась в халат, в гостиную вошли медики. Это уже стало почти ритуалом.

Я больше не ходила к ним. Они приходили ко мне… если только им не нужно было запихать меня в машину, которую они не могли по приказу Блэка просто притащить в нашу квартиру.

Я смотрела, как они перевязывают след от укуса на моей руке и порез на ноге, которые зажили лишь наполовину. Исчезнув, я потеряла обе повязки, как и ту, что на плече, где у меня появилось какое-то проникающее ранение от другого исчезновения — второго или третьего после того раза, когда меня покусали.

Медики работали молча. Лурик, видящий с индийской внешностью и поразительными пурпурными глазами, действовал как их руководитель.

Они уже не задавали мне раз за разом те же вопросы.

Они несколько раз прочли мой свет, перевязали раны, и Лурик сказал мне зайти завтра на компьютерную томографию.

Он лишь один раз слегка улыбнулся, когда поздравлял меня с возвращением без опасных травм головы в этот раз… по крайней мере, без непосредственных признаков такой травмы.

После их ухода я смотрела, как мой муж пытается вести себя спокойно, а не так, как ощущал себя его свет, пребывающий в состоянии неугомонной тревоги, которую я невольно ощущала.

Он предложил принести нам завтрак, хотя на улице всё ещё было темно.

В итоге мы вышли на террасу, где строился новый ресторан, поскольку предыдущие арендаторы освободили этаж полностью — ну, точнее, Блэк и его адвокаты выгнали предыдущих арендаторов, чтобы он сумел переработать эти помещения так, как ему хотелось.

Его люди принесли нам вафли, апельсиновый сок и кофе, и мы с Блэком сидели там, вместе глядя на рассвет.

Я не засыпала.

— Ты же слышал Лурика, — сказала я, странно забавляясь при виде Блэка, который прикреплял к нашей кровати фиксирующие ремни. — Это не сработает, Блэк. Они просто свалятся с меня в ту же секунду, когда я исчезну.

— Смысл не в ремнях, — ворчливо отозвался Блэк.

Услышав в его голосе беспокойство и упрямый отказ слышать мой скептицизм, я всмотрелась в его золотые глаза, изучая его лицо с немалой долей тревоги.

— Эй, — мягче позвала я. — Блэк. Всё будет хорошо.

Он ответил невесёлой улыбкой и щёлкнул языком.

Однако его лицо оставалось ожесточённым, не просто невесёлым, но даже почти воинственным. Я чувствовала, как какая-то часть его света переключилась из режима «встревоженный муж» в режим «я с этим разберусь или умру в попытках». Я любила его за это, но чем дольше я на него смотрела, тем больше беспокоилась, что его может хватить удар, если мы оба не найдём способ как-то справиться со стрессом моего нового «состояния».

— Давай попробуем, — настаивал он. — Одну ночь. Может, две.

Посмотрев на ремни, я вздохнула.

Подавляя усиливающийся скептический настрой, я лишь сказала:

— Если смысл не в ремнях, тогда в чём смысл, Блэк?

— Во мне, — сказал он, и его тон вновь сделался грубоватым, воинственным. — Смысл во мне, док. Я хочу, чтобы тебя обхватывал я, Мири. Ремни здесь лишь для того, чтобы удержать меня возле тебя всю ночь… чтобы один из нас не откатился во сне на противоположную сторону кровати. Чтобы наши тела не разъединились, пока мы оба в отключке.

Задумчиво посмотрев на него, я кивнула.

Он прав. Попробовать стоило.

— В любом случае, мы исключим ещё один вариант, верно? — сказал он.

Я опять кивнула и подвинулась на кровати, чтобы освободить для него место.

Блэк растянулся рядом со мной, и я невольно окинула его взглядом. Конечно, я недавно видела его голым. Он не оставлял меня одну дольше, чем на несколько минут, так что я много раз видела его голым, в том числе и в душе.

И всё же такое чувство, будто я не очень много видела его голым.

Такое чувство, будто я вообще не проводила времени с ним, обнажённым.

— Поверь мне, ilya, я знаю, — пробормотал он, наклоняясь и целуя меня в щеку.

Я чувствовала, как он колеблется, глядя на меня, ощущая боль разделения в моём свете, и я ощущала, что эта боль в нём тоже усиливается. Эта чёртова боль разделения, которую мы испытывали, будучи видящими, действительно усложняла воздержание от секса. Даже в ситуации, когда человек в последнюю очередь стал бы думать о сексе, видящие ловили себя на том, что постоянно о нём думают.

Похоже, почувствовав, куда забрели мои мысли, Блэк посмотрел мне в глаза и открыл свой свет, словно внезапно усомнившись в том, что он собирался сделать.

Но я чувствовала, как он устал.

Я чувствовала, что утомление давит на него тяжёлым бременем, и я скользнула к нему поближе, погладив ладонью его голую грудь.

Он ощущался и выглядел так, будто потерял в весе.

Я пообещала себе, что если это сработает, что если он сумеет удержать меня в постели ремнями и силой воли, тогда завтра утром я пойду с ним в спортзал и прослежу, чтобы он съел огромную порцию завтрака.