Очищение (ЛП)

— А как я могу это сделать? — весело рассмеялась Аннет. — Ну, папа! Их же не найти в телефонном справочнике на букву «У» — «Убийцы» или где-нибудь ещё! И ребята из Эшдауна вряд ли болтаются с ними после школы. Наша студенческая стоянка похожа на магазин по продаже «лексусов» и «БМВ». А не грузовичков с пирамидами винтовок.

— Не знаю, голубка, но я до смерти боюсь, что ты начнёшь бродить по байкерским барам в Макминнвилле или сотворишь другую глупость, задавая опасные вопросы о действительно опасных людях, и влипнешь в какую-нибудь страшную историю.

Полиция или ФБР узнают, что ты делаешь, и арестуют тебя в соответствии с Патриотическим законом или законом о пресечении внутреннего терроризма, и мне придётся потратить половину наших сбережений на адвокатов, чтобы получить то, что от тебя останется. Прости, я знаю, это тоже звучит ужасно, но ты понимаешь, что я имею в виду, или, что ещё хуже, ты в самом деле можешь наткнуться на настоящий расистский эскадрон смерти, и они убьют тебя. Аннет, пожалуйста! — настойчиво умолял её отец. — Обещай мне, что не натворишь таких глупостей! Мы потеряли одного ребенка, и теперь у нас осталась только ты. Если мы потеряем тебя, мы с мамой тоже умрём, в душе, так что об этом невозможно и подумать. Прошу тебя!

— Обещаю, папа, никаких баров в Макминнвилле, — пообещала Аннет.

— Хорошо, но раз ты обещала держаться подальше от баров в Макминнвилле, как мы сможем найти Добрармию? — спросил Эрик, когда они прогуливались по двору Эшдаунской академии.

Они были одеты в тёмно-синюю школьную форму, Аннет — в тёмно-зелёную юбку из клетчатой шотландки, а также в куртки с капюшонами и свитера от непогоды, с книгами под мышкой. Шёл первый день занятий после долгих рождественских каникул. Школьные власти разрешили Аннет не ходить на занятия ещё некоторое время, если нужно, но она ответила, что хотела бы вернуться к занятиям в школе как можно скорее.

— Мы не будем искать, — ответила Аннет. Она глубоко вздохнула. — Эрик, я думаю, мы должны перестать видеться, и тебе необходимо на людях держаться от меня на расстоянии. Я всё равно собираюсь сделать кое-что, и тут мой отец прав. Наверно, в конечном счёте, я погибну точно так же, как Джан, когда она наглоталась таблеток. И я не имею права брать тебя с собой в эту «смертельную поездку».

— Я с тобой, — ответил Эрик. — Я серьёзно, Аннет. Я тоже любил Джан, не так, как тебя, но она была важна для тебя, и поэтому стала важной и для меня. Если ты не хочешь больше быть со мной, заставить тебя я не могу, но если ты захочешь, то я сам убью Фламмуса. Как бы старомодно это ни звучало, но если я не смогу быть с тобой, меня не очень волнует, что случится со мной.

— Я знаю, — вздохнула она. — Именно это меня беспокоит. Я много думала о словах папы, что будет с ним и мамой и с тобой, если я провалю эту игру, а так, возможно, и случится.

— Но ты всё равно собираешься продолжить?

— Я должна, — ответила Аннет. — Просто нельзя по-другому, Эрик. Отец не прав в одном. Когда-нибудь мы должны поднять наши головы от корыта и позволить себе услышать эти вопли. Я не могу допустить, чтобы это продолжалось дальше, Эрик. Если я позволю себе не услышать смертельный крик своей родной сестры, если притворюсь, что не слышу, потому что боюсь, или мне просто слишком неудобно слышать, то потом будет легче и проще. И, в конце концов, я стану такой же глухой и слепой, как и все остальные. Кто-то должен услышать эти крики, Эрик, и что-то сделать, чтобы остановить весь этот ужас. Пойми меня правильно. Я не Жанна д'Арк и иногда до смерти боюсь сделать то, что задумала. Но я просто не могу по-другому.

— Старая поговорка об истине, делающей свободным — дерьмо, — сказал Эрик. — Истина не освобождает, она смертельна. Мы живём в мире, построенном на лжи, и тех, кто выбирает истину, уничтожают. Просто невозможно, чтобы я остался в стороне и позволил тебе заняться этим одной, Аннет. Ты делаешь это для Джан. И я отчасти тоже. Но в основном я делаю это для тебя. Я этого хочу и должен, но не хочу, чтобы ты когда-нибудь винила себя. Ты предложила мне отойти в сторону, а я отвечаю — «нет». Я с тобой. Теперь, как нам найти Добрармию?

— У меня есть одна мысль, — начала Аннет. — Пару лет назад мы с папой возвращались с соревнований штата по плаванию в Сейлеме. Помнишь, тогда я выиграла юниорскую стометровку? Мы были в одном из его служебных автомобилей, «кэдди»[38], и, когда мы ехали по междуштатному шоссе, засветился сигнал отказа двигателя, и он начал терять мощность.

Папа заехал в Вудберн, и мы нашли заправку с автосервисом. Какую-то захудалую, но старик там, как оказалось, знал своё дело. Оказывается, один из мексиканцев в автопарке папиного банка не удосужился проверить жидкость в коробке передач, и она накрылась. Ну и папа договорился оставить там машину и вызвал для нас лимузин из города. Короче, мы несколько часов болтались по этой заправке в краю белой деревенщины. Там было что-то вроде зала ожидания, со старыми журналами, и я заметила пару номеров «Северо-Западной Республики», застрявших среди старых журналов «Пипл» и «Спортс иллюстрейтед».

— Ведь эту газету раньше выпускала Партия, до её запрещения после Кёр д'Ален? — догадался Эрик.

— Ну да. Я тогда совершенно не интересовалась политикой и просто взглянула на них. Но я забрела в офис, где были торговые автоматы, и также заметила, что в задней части стойки у этого мужика было несколько бамперных наклеек с рекламой Партии, и маленькая подставка с флажками, флагом штата Орегон, и другим флагом, но не звёздно-полосатым. Это был тот флаг повстанцев, который иногда показывают по телевизору, тот, что выглядит, как у Франции, только он сине-бело-зелёный.

— Сомневаюсь, что тот мужик до сих пор там, ведь это сегодня тянет на пожизненное заключение, — заметил Эрик.

— Ты что, не понял? — наступала Аннет. — Этот мужик должен быть из Партии, или он знает кого-нибудь из них. Он мог бы подсказать нам правильное направление.

— Если он всё ещё там, — засомневался Эрик. — Если его не арестовали, или он сам не ушёл в подполье после Кёр д'Ален. Ну и что же нам делать? Просто подойти к этому совершенно незнакомому человеку и сказать «Привет, мужик, ты можешь связать нас с Добрармией, потому что мы хотим, чтобы убили одного ниггера?» О, я уверен, что он вылезет вон из кожи, чтобы помочь нам.

— Это всё, что у нас есть, — нахмурилась Аннет.

— Лёгок на помине! — проговорил Эрик, скривив губы в горькой усмешке и глядя через дворик.

Аннет оглянулась и увидела группу учеников, выходящих из красновато-кирпичного здания и одетых в строгую синюю форму Эшдаунской академии: мальчики в брюках, а девочки в юбках и гольфах, все в синих пиджаках с эмблемой академии. В центре группы торчала огромная двухметровая фигура Лусиуса Фламмуса, этого звёздного нападающего Эшдауна и первого кандидата в призывном списке НБА.

Предки Фламмуса, видимо, были из племени ватуси или других нильских народностей. Кожа верзилы была настолько чёрной, что выглядела почти такой же синей, как материал куртки, а его череп был вытянутым, как топор, а не круглым как обычно у негроидов. В баскетбольной форме его гибкое тело с великолепной мускулатурой отличалось от типичных фигур спортсменов-негров, похожих на шкафы. Несмотря на свои громадные размеры, Фламмус двигался по площадке как молния и бросал мяч со скоростью и точностью нападающей кобры. Он хвастался, и по праву, что за всю свою жизнь ни разу не промазал со штрафного. Если Фламмус набирал менее семидесяти очков за игру, это был неудачный вечер. Фламмусу было восемнадцать лет, и он всё ещё рос. Так что спортивный врач, приставленный к нему из НБА и отвечавший за особую профессиональную программу тренировок, предсказывал, что с помощью специальных «пищевых добавок» через пару лет тот прибавит в росте ещё сантиметров пять.

Фламмус был на редкость тупым скотом, чья тупость несколько разбавлялась жестокой и порочной хитростью. В нём не было ни единого намёка на нравственность или совесть. Фламмус ел, спал и жил, ради двух вещей на земле: баскетбола и белых женщин. Он хвастался, что никогда не спал с чёрными или мексиканскими девушками. Сам Фламмус не употреблял наркотики, по крайней мере, не сильные, так как это помешало бы его баскетбольной карьере, но держал под рукой целую аптеку законных и незаконных средств для подарков на вечеринках и приманок для всех и вся белых женщин, до которых он мог добраться.

38

«Кэдди» — прозвище автомобилей марки «кадиллак» — Прим. перев.