Очищение (ЛП)

Джулия вспомнила малоизвестное, но проницательное высказывание Уинстона Черчилля в 1920-е годы, когда он ещё не связался с сионистами: «Еврей всегда или у вашего горла, или у ваших ног». Сейчас они лежали у ног Джулии, и она решила подчеркнуть это драматическим жестом.

Она достала из сумочки часы «Ролекс», перегнулась и передала их Блостайну.

— Он прислал вам сообщение, — сказала Джулия, кивнув на экран, где с поднятой винтовкой стоял Зак. — Думаю, это подтвердит, что я действительно видела его, и то, что я должна передать вам, — правда. Он не сказал, в чём смысл сообщения, и просил только передать вам эти часы, и что вы всё поймёте.

Поразительный результат восполнил все недели мучений, которые Джулия перенесла, находясь в чёрном списке Голливуда. Блостайн буквально побелел как лист бумаги, когда кровь отлила от его розового лица. Он осел на диван, на лбу бисером выступил пот, а часы в руке затряслись, как будто у него начался приступ белой горячки.

— Готтеню гевалт[85]! — простонал он. — Мои часы! Эти часы пропали с тумбочки в спальне, пока жена и я спали! Они были там! Они были в моём доме!

— Полагаю, что тогда это и есть сообщение, — пожала плечами Джулия.

Она едва удержалась от замечания, что это лучше, чем найти голову лошади в своей кровати, но посчитала, что зайдёт слишком далеко. В этом не было никакой необходимости. По потрясённым лицам всех мужчин в зале она увидела, что они действительно поняли смысл сообщения.

— Вы встретились с ним как раз перед… перед тем, как всё это произошло? — спросил Моше Фейнстайн, показывая на телеэкран.

— Не перед событиями, нет, сэр. Я встретилась с Заком и представителем Совета армии Северо-Запада в Астории позавчера вечером, — ответила всем Джулия. — Кстати, мистер Пост очень помог. Я ничего не смогла бы без него. Фактически я была там, когда Заку позвонили и сообщили, что в округ Клэтсоп готовится вторжение этих новых карательных сил Хиллари.

Кстати, это была ошибка. Головорезы ФАТПО торчат на каждом углу портлендского аэропорта, и могу сказать, что местные жители уже боятся и презирают их. Вы могли бы упомянуть об этом, когда кого-нибудь из вас пригласят в Белый дом, хотя я сомневаюсь, что она вас услышит. После этого встреча закончилась, но думаю, что я сделала то, что вы хотели от меня. Я поняла в общем, чего они хотят, но вести об этом переговоры я, слава Богу, не буду. Я должна вам назвать такого человека. Того, кто сможет говорить от их имени официально.

— Постойте-постойте, — вмешался Моше Фейнстайн. — Вы сказали, что некто позвонил ему и сообщил, что правительственные ребята на подходе?

— Похоже, что им хорошо известно всё, что нужно, — ответила Джулия. — Не надо их недооценивать. Вы же видели, что случается с людьми, которые это позволили себе, — добавила она, снова кивнув на экран.

Джулия наслаждалась всем этим.

Блостайн уставился на часы в дрожащей руке.

— Я понял. Вы сказали, что назовёте нам имя, Джулия?

— Да. Она немного помедлила. — Должна вам передать, что если с этим человеком случится что-нибудь плохое, он будет отомщён. Думаю, вы знаете, что они не шутят, судя по тому, что произошло здесь в последние месяцы, а теперь и с этой небольшой поездкой на пляж там, дома.

— Нам всё понятно, мисс Лир, — тяжело вздохнул Дэвид Данцигер. — Имя?

— Он — агент из Долины. Барри Брюер, — назвала имя Джулия. — Я понятия не имею о его настоящем положении в Добрармии, но они просили вести переговоры с ним, и что бы он ни сказал, будет идти как бы от них.

Блостайн кивнул.

— Агент Эрики Коллингвуд. Конечно. Они были заодно. Я полагаю, что они не сказали вам, где сейчас Эрика?

— Я не спрашивала, но даже если бы они знали, мне бы не сказали.

— Каковы их требования? — спросил Данцигер.

— В основном, я думаю, что они будут приемлемы, — сказала Джулия, пожав плечами.

— Прежде всего, никаких денег. Просто сосредоточиться на сентиментальных и низкопробных фильмах и программах, никаких постоянных мелких уколов которые вы… ну, скажем, Голливуд любит, когда кто-то им не нравится, и никаких больших картин о борьбе со зловещим расизмом на Северо-Западе. Не знаю, сможете ли вы, господа смириться с этим, но говоря от имени сотен тысяч людей, занятых в индустрии развлечений, я думаю все, кто хочет снова получать свою зарплату, смогут обойтись без этого.

— Скажите мне, Джулия, — спросил Блостайн, всё ещё дрожа, — Что вы думаете, сколько ваш, эээ, друг и его партнеры взяли бы за право снять кино о событиях сегодняшнего утра?

«Боже мой», - ошеломлённо подумала поражённая Джулия, — «Есть хоть что-нибудь, на чём они не пытаются сделать деньги?»

Потребовалась почти неделя, чтобы организовать встречу с главами студий. И вот, в одну горячую калифорнийскую ночь, когда пышущий жаром ветер Санта-Ана дул с гор, а кустарниковые пожары пылали на далёких Голливуд-Хиллз как огни гоблинов в Хэллоуин, Барри Брюер стоял в номере мотеля в Калвер Сити в своём лучшем костюме и с портфелем в руке. Портфель был только для вида и пуст за исключением жёлтого блокнота и ручки, а также радиомикрофона, спрятанного в обивке.

— Жаль, что мы не можем ввести датчик положения в твоё тело, под кожу, — расстроенно сказал Оскар. — По-моему, федералы теперь это умеют.

— Ты же нацепил на меня три штуки, — сказал Брюер. — В портфеле, в обуви и ещё один — в моих часах. Могу воткнуть ещё один жучок себе в зад, если хочешь.

— Это лишнее, мистер Рипли, — усмехнулся Чарли Рандалл. — Мы используем подтяжки и ремень на случай, если тебя обыщут. Думается, если они воспользуются металлоискателем, то датчик в твоих часах запищит первым. Ты прикинешься смущённым и отдашь часы, и тогда, возможно, они посчитают, что нашли, что искали, и не будут обыскивать твои туфли. Микрофон может заставить сработать металлоискатель, и именно поэтому мы выбрали портфель со стальными стыками и отделкой. Может, мы их одурачим, а может — нет, в зависимости от того, насколько тупые у них охранники.

— Знаешь, ведь мы нарушаем требование не жульничать, которое я поставил перед Блостайном, — сказал Брюер.

— А они собираются придерживаться правил? Это же евреи, и согласно их молитве Кол Нидре они считают необязывающими любые клятвы или соглашения с неевреями, — напомнил ему Оскар. — Можешь быть уверен, что они собираются всё записывать с помощью новейших скрытых камер и микрофонов. Мне только жаль, что мы не сможем получить видеозапись, так что если они нарушат соглашение где-нибудь в цепочке, мы могли бы настучать на них в министерство внутренней безопасности и всем их соперникам и конкурентам в СМИ, конечно, дав им знать, кто среди «избранных» заигрывал с мятежниками, чтобы получить нечестное преимущество.

— В последний раз, Барри, ты уверен, на что идёшь? — серьёзно спросил Оскар. — Ты знаешь, всё может оказаться ловушкой. Ты можешь попасть прямо в лапы ФБР и ФАТПО. Кристина, Джимми и Кики находятся на месте, чтобы отслеживать и вести запись всего, что мы сможем получить, но если дело пойдут плохо, у нас нет никакой возможности напасть на их крепость и вытащить тебя с тем, что есть в нашем распоряжении. Думаю, ты знаешь, что они сделают с тобой, чтобы заставить говорить.

— Я знаю, — серьёзно ответил Брюер. — Всю прошлую неделю я передавал дела Кристине, и она справится с этим, как всегда. Эта девушка была бы чертовски хорошим руководителем. Сейчас я не имею ни малейшего представления ни об одной конспиративной квартире или каких-нибудь средствах армии, ни о местонахождении других добровольцев Северо-Запада кроме вас двоих. Мой собственный офис с домом были очищены сверху донизу, и все мои финансовые документы чисты как зубы собаки. Я готов поклясться, что никакая бумажка никуда не приведёт. У меня нет для них ни единого кусочка информации, даже если они начнут цеплять электрические штучки на мои яйца.

85

Боже милостивый, спаси! — на идиш. — Прим. перев.