Страница 9 из 13
Затем почти незаметно ветер стал дуть с перерывами, сначала они казались не чем иным, как затишьем перед еще более жестокими порывами, но, к нашему невыразимому облегчению, они постепенно становились все продолжительнее и продолжительнее. К полуночи появились верные признаки того, что центр урагана проходит Улава западнее и движется на юг. Ветер менялся против часовой стрелки, сначала на северо-западный, затем на западный-северо-западный, а барометр начал подниматься.
После этого циклон покинул нас с таинственной быстротой. Штормовой ветер внезапно стих, и к утру все опасности остались позади. Двадцать четыре часа назад было невозможно представить, что пятница тринадцатое начнется так благоприятно.
«Несколько часов я был на грани помешательства, как ты мог сохранять такое хладнокровие, тебе не было страшно?» – задавая этот вопрос Барри, я чувствовал определенную досаду от его очевидной хладнокровности.
Он удивленно посмотрел на меня.
«Не было страшно!? Да я был в ужасе от происходящего! Вот ты казался таким невозмутимым, что мне казалось, будто тебя ничего не волнует!».
Мы оба расхохотались, пораженные тем, каким неожиданно убедительным оказался внешний вид каждого из нас.
Позднее мы узнали, что другим повезло меньше, чем нам. Целые деревни на островах Малаита и Сан-Кристобаль были опустошены, линии электропередач повреждены, гавани и мосты разрушены, а один человек погиб. Центр урагана прошел в 40 милях от Улава и далее по Новым Гебридам, где один 70-футовый корабль межостровного плавания утонул и было сильно повреждено большое грузовое судно.
Мы, соблюдая все меры предосторожности, снялись в море, возобновили наши прерванные поиски Теваке и думали о том, какие еще новые преграды припасла для нас судьба. На этот раз удача нам улыбнулась. Мы встретились с Теваке через три дня на его родном атолле, Нуфилоле (Nufilole) на островах Риф.
Мое знакомство с Теваке трудно назвать удачным. Двигатель был заглушен и «Исбьерну» было дозволено дрейфовать по воле волн на безопасном расстоянии от окаймляющего рифа под чутким присмотром Барри. В это время я готовился к высадке на берег в резиновой лодке «Эйвон» (Avon) при казавшемся несерьезным прибое. С яхты было хорошо видно круто углублявшееся покатое дно, несмотря на пятнадцать футов воды под килем, превращавших его в пропущенную через синий фильтр монохромную картину. Грохотавшая белая линия отделяла открытое море от отмелей, раскрашенных в зеленые и коричневые цвета.
Я осторожно греб на веслах к бурунам прибоя, и по мере приближения они мне нравились все меньше и меньше. Полоса великолепного выгоревшего на солнце песка атолла Нуфилоле, обрамленная тенистыми пальмами, казалась все более манящей – и невероятно далекой. Пассажиры в долбленом каноэ прекратили грести, чтобы посмотреть на потеху, а группа хихикавших девушек топлес выбралась из воды и, чтобы лучше рассмотреть представление, поднялась на скалу.
Несколько валов уже были успешно преодолены, когда позади моего «Эйвона» стеной поднялась волна круче остальных. Лодка моментально встала на попа, и вскоре я, появившись на пенящейся обратной волне вместе со своим перевернувшимся плавсредством, начал пробиваться к берегу уже вплавь, держа над водой блокнот. «В лучших академических традициях», – успел я подумать. Восторженная толпа с пляжа бросилась в воду, чтобы помочь мне, и мы выплыли на берег в волнах прибоя, хохоча и буксируя за собой лодку. Я все еще сжимал свой блокнот в надежде не замочить его.
Добровольные помощники помогли мне протащить резиновую лодку через отмель, где собрались маленькие антильские цапли, и дальше по ослепительно белому коралловому песку до деревьев. Темнота в глубокой тени под ними была удивительна. Мы прошли по тропинке между пальмами и деревьями кава. Временами в сумраке мелькало багряное оперение носившихся вокруг «денежных» птичек. Затем мы вышли на поляну перед лагуной. У дома, покрытого саго, виднелась характерная фигура Теваке.
Конечно, знаменитый мореплаватель уже знал о моем прибытии, завершившемся купанием, и, возможно, со всеми на то основаниями заключил, что мне крайне необходимы наставления по искусству управления судном. Как бы там ни было, он с готовностью согласился взять на себя командование «Исбьерном» и показать, как следует без приборов управлять судном в море. Я с сожалением вынужден был отказаться от его предложения дойти до Новых Гебрид и Тикопии из-за нехватки времени, и мы дружно решили идти на Таумако, расположенный в 60 милях отсюда, и на Ваникоро, расстояние до которого – 100 миль.
Теваке был не из тех людей, которые теряют время попусту.
«Мы выходим на Таумако завтра», – решил он. Я начал собираться на яхту, зная, что «Исбьерну» понадобится пройти примерно двадцать миль, чтобы стать на якорь на укрытой стороне Нуфилоле. Поняв мое беспокойство, Теваке жестом показал, чтобы я остался.
«Не спеши. Выйдем в море завтра в конце дня. Два-три часа плавания между рифами в «среднее море», затем солнце сядет, и мы по звездам направимся к Таумако».
Я опять присел на корточки и с благодарностью принял питьевой кокос. Мне хотелось расспросить старика о его плаваниях, но вопросов у меня накопилось так много, что я с трудом представлял, с чего начать. Имя Теваке весьма точно отражало его сущность, его тезка, птица фаэтон, тоже была непредсказуемым скитальцем.
«Расскажи мне про остров Тикопиа, – попросил я. – Я слышал, что однажды ты ходил туда на те пуке (торговом каноэ)».
«Два раза», – поправил он меня. От своего отца он знал звездные маршруты до Тикопии с каждого из островов Санта-Крус, но первое плавание Теваке стало не просто переходом по одному из них, а суровой проверкой его искусства мореплавания. Он шел с легким попутным северным ветром от Нуфилоле к Утупуа (Utupua), когда внезапно на неповоротливое каноэ те пуке налетел штормовой ветер от северо-запада. Решение последовать к острову Тикопиа потребовало расчета в уме нового курса, и не от одного из островов, а с того места в море, где судно Теваке находилось в тот момент. Цена ошибки была высока – на кону стояла его жизнь. Он не ошибся. После перехода длиной 150 миль на горизонте появились вершины Тикопии.
Продолжение я уже слышал от одного приятеля с Хониары, доктора Давеа (Dawea), который в то время был маленьким мальчиком на Нуфилоле. Силуэт далекого клешнеобразного паруса появился за барьерным рифом. Когда огромный аутригер начал маневрировать в коварном проходе между кораллами, старики заслонили глаза руками от солнца, чтобы лучше видеть.
«Лодка похожа на те пуке Теваке! – воскликнул один из них. – Но этого не может быть. Парус не такой, как у него, и уже прошло два полных месяца с тех пор, как Теваке ушел на Утупуа, так что, наверняка, он погиб». Старик был не прав. Сделанный из циновки и порванный штормовым ветром парус Теваке был заменен парусом, специально сплетенным для него на Тикопии, и мореплаватель совершил прямой 200-мильный переход к своему родному острову.
Я должен был вернуться на яхту, если мы хотели перейти на «Исбьерне» в другое место этим же вечером. К моему облегчению, Бонжи (Bongi), племянник Теваке, сопровождал меня. Мне настоятельно предложили воспользоваться одним из долбленых каноэ с Нуфилоле. Протащив «Эйвон» на буксире, мы дошли до нашей яхты с большим достоинством, чем это было при высадке на берег. Маршрут перехода в новую точку пролегал между подводными рифами по извилистому и практически не огражденному фарватеру длиной семь миль. Он был пройден благополучно благодаря лоцманской сноровке Бонжи. Большую часть пути я стоял рядом с ним у парусов, восхищаясь точностью его решений, и старательно пытался запомнить все изгибы и повороты между коричневыми вершинами подводных кораллов, где косяки рыб с отблеском электрик бросались в рассыпную при нашем приближении. Когда мы, наконец, стали на якорь, от грохота якорь-цепи над пальмами взметнулись тучи испуганных летучих лисиц.