Страница 10 из 14
Повод для визита был совершенно обыденным. Мы после лекции по археологии затеяли в коридоре дискуссию. К нам присоединился студент, с которым раньше мы не общались. Познакомились, побеседовали. Он показался нам знатоком в области археологии: говорил, что хочет стать в будущем настоящим археологом, что участвовал уже даже в раскопках. Выйдя из главного корпуса, мы спросили его, куда он сейчас направляется. Он сказал, что домой, что к дому нужно идти за главный корпус, а потом – по Московскому тракту. Мы заинтересовались, так как там ещё никогда не были. Он предложил прогуляться с ним. Это было ещё осенью. Погода выдалась вполне комфортная. Мы согласились. По дороге он нам рассказал, что отслужил в армии, живёт с семьёй. Коля Козлов, увидев магазин, отлучился на несколько минут и вернулся с большой бутылкой креплёного вина, которую тут же обернул бумагой. Сказал, что, когда придём в общежитие, немного освежимся. Мы к тому времени уже составили себе представление о Московском тракте и хотели уже попрощаться, но наш новый знакомый настоял на том, чтобы мы его проводили до самого дома и посмотрели, как он живёт.
Мы свернули с Московского тракта влево, пошли по узкой грунтовой дороге наискосок по склону горы вверх. По обеим сторонам дороги стояли в беспорядке небольшие дома незатейливой формы. Выглядели они в большинстве своём бедно. Основной строительный материал для стен – доски, не всегда высокого качества, сбитые в щиты. Между внешними и внутренними щитами – шлак или опилки. Ну и, конечно, однотипные двери, редкие окна, двухскатные крыши. В стороне строился ещё один дом. Наш новый товарищ пояснил, что это поселение часто называют Нахаловкой. Дома здесь построены, как правило, без разрешения властей.
Его дом был малоприметным, не сильно выделялся среди других. Всё выглядело серенько, простенько. Удобств почти никаких. Пригласив в дом, он усадил нас за стол. Поставил стаканы, скромную закуску. Мы выпили за знакомство, однако трапезничали недолго. Разговор не получался, так как часто выходила из боковой комнатушки какая-то женщина и с раздражением разглядывала нас. «Это твоя жена?» – спросили мы хозяина. Он ответил, что нет. И добавил: «Жена ещё на работе».
Мы засобирались домой. Хозяин пошёл нас провожать до Московского тракта. По пути кое-что пояснил. История получилась такая. Он вернулся из армии и решил жениться. Жить, однако, было негде. Его друг, живший здесь неподалёку, посоветовал ему занять пустующий дом. Двери и окна у этого дома были заколочены. И он решился рискнуть и поселиться в нём. Однако через какое-то время вдруг явилась женщина с уже большеньким ребёнком и заявила, что это её дом. Его, по её словам, построил муж, с которым потом что-то случилось. Она же сидела в тюрьме, оставив ребёнка у своей матери. И вот вернулась. И ей надо где-то жить. От неожиданности он растерялся, а она без промедления вошла в дом и размесилась с ребёнком и сумками в боковой комнате. Большего она от него добиться не смогла. Дом ведь вне закона. Прописки у неё и не было, и нет. Так они и вынуждены жить, время от времени конфликтуя.
Прошло время. Мы уже стали забывать про этот случай, про эту историю. Однако женщина, которую мы видели в доме, решила действовать и использовать наш визит в свою пользу. Она написала заявление, в котором обвиняла своего соседа в том, что он её всячески выживает из дома. Для этого он, в частности, однажды привёл в дом каких-то бандитов, которые якобы старались в пьяном виде её запугать.
И вот состоялся суд. Это было для меня тяжёлое испытание. Я почувствовал, что можно ни за что пострадать. Клевету ведь не всегда легко опровергнуть. Я волновался, но на вопросы участников судебного заседания я отвечал чётко и ясно. Говорил то, что действительно, то есть на самом деле, было. Попытки обвинений отрицал. Мои друзья сделали то же самое.
Подробностей заключения суда я не помню, но помню точно, что наш новоявленный товарищ избежал строгого наказания. Однако в университете он учился после этого недолго, так как был из него исключён. Что касается меня и моих друзей, то на нас в университет пришло из суда частное представление, в котором обращалось внимание на наше якобы недостойное студентов поведение. Были разборки на факультете. Комсомольская организация нас долго расспросами не мучила. В протоколе же было записано, что поведение комсомольцев обсудили и сделали им замечание. Партийная организация занялась нами более основательно. Наше дело рассматривал сам секретарь партбюро историко-филологического факультета. Им был тогда Черкасов Николай Сергеевич. Пришлось крепко поволноваться. Ведь мог возникнуть вопрос об исключении из университета. Однако нам удалось его всё-таки убедить в нашей невиновности, и жёстких выводов не последовало.
11
Решение возникших проблем
Из-за неприятностей, которые, можно сказать, навалились на меня одна за другой, я допустил многочисленные пропуски занятий, накопил задолженности по многим предметам. Староста и куратор группы, а потом и деканат стали обращать моё внимание на недопустимость такого положения дел. Я находил какие-то оправдания, обещал исправиться, однако всё больше осознавал, что ситуация, в которую попал, действительно тяжёлая. Думал, как из неё выбраться. В итоге сделал вывод, что у меня имеются в наличии четыре основных варианта дальнейших действий. Нужно из них выбрать самый подходящий. Вот эти варианты:
Я отчитываюсь перед преподавателями по поводу пропусков, быстро погашаю задолженности для получения зачётов, во всеоружии берусь за подготовку экзаменов и сдаю их с высокими оценками. Этот вариант, конечно, хороший. Но реализуем ли он в моём положении? Скорее всего, нет. Сил моих точно не хватит. Более того, я могу значительно подорвать своё здоровье от переутомления.
Я пускаю всё на самотёк. С горем пополам сдаю все зачёты и экзамены и зарабатываю при этом репутацию троечника. Этот вариант выполним, но мне не подходит, так как не соответствует моей самооценке.
Я начинаю сдавать зачёты и экзамены, но не укладываюсь в рамки сессии. Затем мне нужно будет что-то досдавать, пересдавать и опять накапливать долги. Такая перспектива сопряжена с риском неудач и последующего отчисления. Реализации этого варианта нельзя допустить ни в коем случае. Можно остаться ни с чем. Дело в том, что в то время требования к студентам были весьма высокие. С неудачниками по учёбе не сильно-то церемонились. Кстати говоря, тогда в университете на первый курс набирали не только студентов, но и так называемых кандидатов. Они во время поступления не проходили по конкурсу, но имели всё-таки неплохую сумму баллов. Их принимали условно. Если же они в первых сессиях показывали хорошие результаты, то их переводили в категорию студентов. Так что потеря студентов по причине отчисления восполнялась в какой-то мере зачислением на освободившиеся места этих кандидатов.
Я ухожу в академический отпуск. О возможности такого варианта мне сказали знающие студенты. Эту возможность, по их словам, использовали и используют многие.
После мучительных раздумий я в конце концов решил, что самым подходящим в моём сложившемся положении является четвёртый вариант. Мне необходимо временно отойти от повышенных нагрузок, отдохнуть и тем самым восстановиться, как физически, так и психологически. А потом я непременно смогу наверстать и в чём-то даже превзойти то, что может казаться в настоящее время упущенным.
Вскоре, находясь в деканате, я попросил предоставить мне академический отпуск. Сослался на телесные травмы, на повышенную утомляемость, усталость. Сказал, что готовиться к экзаменам нет никаких сил. Декан меня выслушал, но посоветовал не торопиться, чересчур не паниковать. Так у многих, если не у всех, бывает. Возможно, что всё наладится.
Через несколько дней я серьёзно занедужил. Появились признаки острого респираторного заболевания (ОРЗ) или даже гриппа. Я обратился в медпункт. Он находился на первом этаже общежития. Мне измерили температуру. Она оказалась очень высокой. Меня без лишних разговоров поместили в изолятор, который был развёрнут в соседних с медпунктом хозяйственных комнатах. Туда же попали и некоторые из моих товарищей. Находились мы там довольно долго. Врач опасалась таких опасных осложнений, как воспаление лёгких. Но примерно через семь или восемь дней нас выписали.