Страница 18 из 33
Качество подаваемого совета зависело от советников, от того, были ли они сами добродетельными или порочными. Достоинство советников у Шатлена, например, зависит от их добродетельности, возраста и происхождения[257]. В «Обращении к герцогу Карлу» он пишет, что Бог наказал наследника Соломона, который предпочел совету старых и мудрых (conseil des vieux et des sages) совет молодых (des joveneurs)[258]. Происхождение советника играло важную роль в концепции историка[259]. В этом плане показательно отношение автора к судьбе канцлера Николя Ролена. Он достаточно подробно описывает опалу канцлера[260] и явно симпатизирует его противникам (Антуану де Круа, маршалу Бургундии Тибо де Нефшателю и близким к ним представителям придворной элиты, в число которых входил и Гийом Фийатр), с удовольствием перечисляя многочисленные жалобы на некогда всесильного государственного деятеля и его родственников. Одной из главных причин падения Ролена, по мнению Шатлена, было то, что он предпочел «мирскую мудрость» истинной (духовной). В отличие от Шатлена Молине представляет нам канцлера как человека, достойного находиться вместе с Цезарем и Филиппом Добрым на небе Благоразумия, демонстрируя тем самым его заслуги именно в земных делах: он был призван на это небо по причине того, что «хорошо управлял общим делом» (par bien regenter la chose publique)[261]. Несмотря на презрение к выходцам из недворянских слоев населения, Молине не разделяет позицию Шатлена по отношению к канцлеру. Возможно, свою роль сыграли близкие тогда связи первого официального историографа с семьей де Круа, главными противниками Ролена[262]. Нелестной оценки удостаивается у Шатлена Ролен Рено, один из советников Карла VII: человек низкого происхождения, преисполненный тщетных побуждений и смутных добродетелей[263]. Именно он, а не знатные люди, был направлен к Филиппу Доброму с претензиями короля на герцогство Люксембург, встреченными при бургундском дворе с настороженностью и воспринятыми как недружественный акт со стороны Карла VII. Разумеется, сам посланник характеризует неблагородные намерения короля, в вину которому, как намекает автор, ставится выбор такого человека. Напротив, все приближенные Филиппа Доброго имеют необходимые для советников качества: они мудры, благоразумны, храбры и верны своему господину, что, по словам Оливье де Ла Марша, позволило Бургундскому дому преодолеть раздоры, связанные с конфликтом между герцогом и его единственным наследником[264]. Филипп Добрый полностью им доверяет, чего нельзя сказать о короле Карле VII. Мало того, что он, как пишет Шатлен, по своей природе (de sa propre ancie
В отношении этой добродетели сын Филиппа Доброго представлен его совершенной противоположностью. Карла Смелого, как никакого другого правителя, упрекают в пренебрежении советом, что, безусловно, указывает на то, что он не был столь благоразумным государем, как его отец, принимавший решение только по совету своих приближенных. «Герцог Филипп совершал всё по совету, а герцог Карл – только по своему решению», – пишет Ф. Вилант[268]. Даже если он выслушивал всех членов совета, то поступал всё равно по-своему. Де Ла Марш, редко критикующий своего сеньора, позволяет себе намекнуть, что уже в молодости Карл недостаточно прислушивался к советам мудрых и опытных придворных[269]. Коммин многократно подчеркивает этот порок Карла Смелого: «Господь настолько лишил его рассудка, что он начал пренебрегать любыми советами, полагаясь только на себя самого»[270]. Именно в этом упрекает герцога Шатлен[271], в этом же видит конечную причину всех его неудач и Т. Базен[272]. Жан Молине очень суров к герцогу в описании поражения при Нанси, в результате которого Карл Смелый погиб и обрек свои земли на разорение и порабощение врагами. Он указывает на недоверие Карла Смелого к своим капитанам во время сражения при Муртене и при Нанси[273].
Критика грубого отношения Карла к своим подданным повсеместно присутствует в бургундских хрониках. Еще в 1468 г. на капитуле ордена Золотого руна рыцари упрекнули Карла в излишне грубом обращении к своим слугам[274] – герцог часто называл их предателями[275].
Однако постоянство Филиппа Доброго и доверие к своим советникам иногда приводило к негативным последствиям для Бургундского государства. Не многие хронисты пишут об этом открыто, но зачастую те или иные намеки позволяют видеть в их словах скрытую критику герцога за слепую веру своим самым близким советникам, каковым был, например, Антуан де Круа. Этот человек и члены его семьи имели огромное влияние при дворе, особенно в последние годы правления Филиппа Доброго. Жак дю Клерк вообще открыто заявляет, что де Круа в это время руководили герцогом[276]. По всей видимости, аррасский мемуарист негативно относился к тому, что та или иная партия придворных имела огромное влияние на герцога, что могло приводить к значительным злоупотреблениям не только при дворе, но и на местах. В своем сочинении он неоднократно обличает власть имущих, которые используют данные им полномочия в корыстных целях[277]. Оливье де Ла Марш облек свою критику в более замысловатую форму. Во введении к «Мемуарам»[278] автор дает достаточно интересную трактовку заключения Аррасского мира 1435 г. Излагая основные вехи правления Филиппа Доброго, он упоминает этот договор и предшествующие ему события. Мемуарист пишет, что герцог, будучи вассалом короля, вел против него войну, причиной которой было убийство Жана Бесстрашного приближенными дофина Карла[279]. Дойдя до эпизода подписания мира, де Ла Марш следующим образом описал принятие герцогом решения сделать это (причем интерес, как кажется, вызывает само построение фразы и ее буквальный перевод): «…он <герцог. – Р. А.> легко слегкомысленно? – Р. А.> позволил себе посоветовать заключить мир, как тот, кто по своей природе был настоящим и добрым французом»[280]. Для нас важна не столько констатация того, что Филипп Добрый был истинным французом (что следует почти из всех бургундских хроник), сколько то, что герцог, как видно из слов де Ла Марша, легко, или даже легкомысленно, поддался на советы заключить мир с королем. Хорошо известно, кто стоял за этими советами и за Аррасским миром: в первую очередь, Антуан де Круа и канцлер Николя Ролен, которые, как и многие другие члены бургундской делегации, были подкуплены французским королем Карлом VII[281]. Благодаря усилиям Антуана де Круа осуществилось затем и желание Людовика XI выкупить города на Сомме, перешедшие к герцогу Бургундскому в 1435 г. Возможно, приведенная фраза демонстрирует осознание автором ошибочности франко-бургундского сближения, ведь даже исследователи отмечают это, указывая на нежелание французской стороны выполнять условия договора[282], а с другой стороны, это показывает попытку возложить всю ответственность за этот опрометчивый поступок на советников, а не на герцога напрямую. Такое утверждение подкрепляется тем, что Оливье де Ла Марш на протяжении всей своей службы при бургундском дворе убедился, что слепо верить всем договоренностям с французским королем нельзя[283]. Следует также принимать во внимание то, что данный пассаж мог быть направлен и против клана де Круа, ведь автор «Мемуаров» занимал сторону Карла де Шароле во время его конфликта с членами этого семейства. Подобная трактовка договора в принципе продолжает размышления автора в первой книге его сочинения, написанной в начале 1470-х гг. В ней примирение герцога с королем выглядит непонятным, так как, по мнению де Да Марша, Карл VII располагал в это время достаточной армией для ведения войны, а Филипп Добрый вполне успешно вел внешнюю политику, расширяя границы своих владений, т. е., на первый взгляд, никаких важных причин для внезапного заключения мира не было. Автор видит те выгоды, которые получает от мира с герцогом Бургундским Карл VII: ему теперь не надо, например, вести одновременно войну на два фронта (против англичан и против бургундцев), оплачивать огромное число иностранных наемников. Что же касается Филиппа Доброго, то де Да Марш среди причин, склонивших герцога к заключению договора, упоминает лишь о его французском происхождении, преданности французской монархии, даже несмотря на нанесенные ему оскорбления[284]. Обращает на себя внимание тот факт, что де Да Марш не находит какого-либо рационального объяснения поступку Филиппа Доброго (как он делает это в других случаях), в то время как мотивация Карла VII выглядит более или менее убедительной. Никакого другого объяснения, кроме того, что герцог был французским принцем и следовал заповедям Бога, он не приводит. Возникает справедливый вопрос: знал ли Оливье де Да Марш реальные причины, побудившие герцога заключить мир с королем, или его представления об этом ограничивались столь наивными рассуждениями? Разумеется, ответить однозначно невозможно. На момент заключения мира он, конечно, не мог быть осведомлен об этом. Однако по прошествии времени автор наверняка размышлял об этом событии и его последствиях. Учитывая весь его дипломатический опыт, можно предположить, что знал он намного больше, чем сообщил читателю. Это убеждение базируется на прочтении всего текста «Мемуаров», ибо их основной чертой является скупость в изложении сюжетов, касавшихся политики. Будучи чрезвычайно близким Карлу Смелому человеком (он был капитаном охраны герцога), де Да Марш не мог не знать всех тонкостей политики и переговоров. Однако информация об этом очень скупа. Поэтому справедливо, на наш взгляд, утверждать, что автор просто не хотел заострять внимание на целях, которые преследовал Филипп Добрый. Каковы они были, известно. Здесь стоит отметить не только желание принести мир своим подданным и подданным короля, но также стремление занять в иерархии королевства место, достойное первого пэра, т. е., по сути, вернуться к ситуации 1419 г., ко времени, предшествовавшему убийству Жана Бесстрашного, когда именно герцог Бургундский располагал огромным влиянием на короля. То, что эти надежды не оправдались, обусловило в конечном счете негативное отношение де Ла Марша к заключению самого Аррасского мира.
257
Рассуждения о возрасте как критерии отбора советника часто встречаются в сочинениях средневековых авторов, опиравшихся на античные и библейские традиции. См.: Цатурова С. К. Формирование института государственной службы во Франции. С.332-333.
258
Chastellain G. CEuvres. Vol. VII. Р. 296.
259
Многие средневековые авторы (Филипп де Мезьер и Кристина Пизанская, например) отмечают, что королю надлежит выбирать советников из разных сословий, а не из одного. См.: Цатурова С. К. «Король – чиновник, священная особа или осел на троне?»: представления об обязанностях короля во Франции XIV-XV вв. // Искусство власти. Сборник в честь профессора Н. А. Хачатурян. СПб., 2007. С. 126-127.
260
Chastellain G. CEuvres. Vol. III. 329-337, 456-459.
261
Molinet J. Faictz et dictz. Vol. I. P. 47.
262
Thiry C. Les Croy face aux indiciaires bourguignons: Georges Chastelain, Jean Molinet // Et c'est la fin pour quoy sommes ensemble. Hommage ä Jean Dufournet. Paris, 1993. T. III. P. 1363-1380.
263
Chastellain G. CEuvres. Vol. III. P. 389.
264
La Marche O. de. Mémoires. Vol. I. P. 104.
265
Например: Chastellain G. CEuvres. Vol. III. 22, 186, 218.
266
Ibid. Vol. IV. P. 369.
267
Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. P. 180-181.
268
Wielant Ph. Recueil des Antiquites de Flandre. P. 54.
269
La Marche O. de. Mémoires. Vol. II. P. 277-278.
270
Коммин Ф. de. Мемуары. C. 40.
271
Например: Chastellain G. CEuvres. Vol. V. P. 317, 358.
272
Basin Th. Histoire de Louis XI / ed. Ch. Samaran. Paris, 1963-1972. Vol. II. P. 348.
273
Molinet J. Chronique. Vol. I. P. 154, 164.
274
Die Protokolbücher des Ordens vom Goldenen Vlies / hg. S. Dü
2001-2003. Bd. 2. P. 120.
275
Wielant Ph. Recueil des Antiquites de Flandre. P. 55.
276
Clercq J. du. Mémoires. Vol. III. P. 91.
277
О позиции Жака дю Клерка по поводу власти и злоупотреблений см.: Асейнов Р. М. «Милостью Божьей герцог Бургундии»: представления о власти герцога в бургундской политической мысли // Средние века. 2012. Вып. 73 (1-2). С. 32-33, а также в настоящем издании.
278
Напомним, что эта часть была написана последней – уже в 1490-е гг.
279
La Marche О. de. Mémoires. Vol. I. P. 89.
280
Ibid. Vol. I. P. 98-99.
281
Vaughan R. Philip the Good. P. 126.
282
Ibid. P. 107, 120.
283
La Marche О. de. Mémoires. Vol. III. P. 34.
284
Ibid. Vol. I. P. 238-240.