Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 14



– О-о-о, я жила в России, два лета, в прошлый веке, в Сэйкт-Петерсбург, потом биль война… – Взволнованно, тряся морщинистым зобом, начала одна из двух старушек в горжетках, – Когда война, я уезжать. Красиво город, очень красиво! Но потом кровавий воскресенья, царь плохо. Много люди убит… – Старушка в исступлении замахала руками, потом схватилась за голову, закрыв руками глаза.

Как хорошо воспитанная девица, я, конечно, улыбалась и многозначительно кивала в ответ на каждое слово расчувствовавшейся старушки, местами даже обнаруживающей былую стать, но когда смысл её слов дошел до моего хмельного рассудка, я вытаращила глаза и с прискорбием заключила, что блеск бабуля, может, еще и не утратила, но вот рассудок… Какое, к черту, «Кровавое воскресенье»? 1905-го что ли?!

Дамочка лет сорока в элегантном темно-синем коктейльном платье и с такими же крупными бриллиантами в ушах, как у самой старушки, тут же схватила её за руки, немного грубо, как мне показалось, одернула её, и, глядя старушонке в глаза чуть ли не нос к носу, начала что-то яростно шептать, судя по всему, по-итальянски. Старушка тут же успокоилась и принялась, как ни в чем не бывало, за свой недоеденный салат, долго и тщательно перемалывая его своими крупными челюстями. А дамочка, поймав мой недоумённый взгляд, улыбнулась дружественно, но светски-отстранённо и сказала, что её мать «unhealthy», что уже было и так понятно…

Роберто, которому тоже досталась парочка моих обескураженных взглядов, не выказал никакого смущения, ничего не попытался объяснить, а только наблюдал за происходящим с живым любопытством и даже каким-то странным наслаждением…

Ксения, понятное дело, вообще не придала эпизоду никакого значения, с еще большим аппетитом продолжая уминать заморские деликатесы.

Когда подали основное блюдо – оленину с кровью, в котором я долго ковырялась, чтобы выбрать самый прожаренный кусочек, гости – и без того крикливые и темпераментные, разогрелись окончательно. Начался невыносимый галдеж. Кругом витали алкогольные пары, кровавый мясной сок в тарелке передо мной как будто пузырился, и от всего этого вместе, а может быть от трех бокалов шампанского, проглоченных еще на голодный желудок, я вдруг ощутила приступ дурноты.

– Давай выйдем в сад, мне что-то нехорошо… – Я дернула Ксюшу за руку, но, не дожидаясь ответа, вскочила на ноги, пытаясь отодвинуть свой тяжеленный стул, а он почти не двинулся с места, а только адски скрежетнул по мрамору. От испугу, что попортила барское имущество, я плюхнулась обратно в трон, и начала соображать, что стоило, наверное, подать какой-то знак дежурному официанту или сидящему рядом мужчине, но я ж по балам-то не ходок, а больше по части передвинуть со скрипом тяжёлую мебель… Но тут уже сам Роберто подскочил с места, шугнув жестом растерянного лакея, и помог мне выбраться из-за стола.

– Грас-ц-ция, – пробормотала я запинающимся языком и на ватных ногах запружинила к выхожу.

В саду уже никого не было, но вышколенные официанты по-прежнему стояли возле каждого стола с остатками пиршества, вытянувшись по струнке. Я взяла с ближайшего стола бутылку минеральной воды и решила обойти особняк кругом – может быть вдалеке от фасада скрывается что-то интересное. Голова еще слегка кружилась, но дурнота прошла, поэтому можно было не искать подходящий куст…

– Поль, ты куда? – Ксюша почти бежала ко мне вприпрыжку с бюстом.

– Я же сказала за столом, что хочу на воздух, а ты вообще не отреагировала, – Куда-то в сторону икнула я, и снова тошнота подступила к горлу.

– Когда? – Вытаращилась на меня запыхавшаяся Ксюня.

– Ксюш, не придуривайся – минуту назад. Я сказала, что мне плохо, что выйти хочу, не смогла сдвинуть с места этот дурацкий постамент, который они тут вместо стульев используют. Там такой скрежет был, что, к бабке не ходи – мрамор шлифовать придётся. Роберто аж сам подскочил, чтобы уберечь от меня оставшийся антиквариат…

– Поль, ты чего… – Ксеня округлила глаза еще больше, – прикалываешься так? Роберто уже минут двадцать, как ушёл с другими стариканами в курилку. В сигарную комнату, в смысле. А дамам предложил пройти в игровую, мол, туда десерт сейчас подадут. А ты сидела, как истукан. Гаркнула на меня, чтобы я не орала там по-русски, а то выгонят, и ты голодная останешься, а сама больше ни кусочка не съела. Потом как вскочила, как понеслась! Я даже испугалась, честно говоря.



Ксюша вряд ли была мастером розыгрышей или талантливой актрисой, и сейчас говорила очень убедительно, но и я не была настолько пьяной – я вообще не умею напиваться до беспамятства. Мой порог – полбутылки вина, а потом уже карусели начинаются, и сейчас я уж точно была в абсолютно здравом уме.

– Ксюш, если ты меня разыгрываешь, то очень прошу – перестань. Мне, правда, нехорошо.

Сколько раз я зарекалась не пить шампанское на голодный желудок, ведь знаю же, что станет дурно! Но понадеялась на качество здешнего вина. Зря, как видно… – И все-таки я вслушивалась в каждое свое слово, как бы оценивая: эта речь может считаться речью психически здорового человека или пора бить тревогу… – И вовсе я не орала, а только попросила тебя говорить тише. Сумасшедшая бабуля ведь знает русский, как оказалось. Потом еще эта оленина с кровавыми пузырьками по всей тарелке, фу…

– Какая бабуля, Поль, какая оленина?! – Ксюша уже, видимо, не могла выкатить глаза еще сильнее. – И это я, по-твоему, прикалываюсь? А ну-ка вставай, пошли на кухню, – она схватила меня за руку и поволокла в сторону дома, – пошли, пошли, там еще не убрали остатки горячего! Может там и аптечка есть…

Но на полпути она притормозила и отшвырнула мою руку в сторону.

– Поль, если ты не хочешь лезть в погреб – не надо, но зачем вот так? Я, как дура, ей угодить стараюсь, дружить с ней хочу, а она так тупо от меня отмазывается! А я-то решила, что с нормальной, доброй и независтливой девкой, наконец, познакомилась, а ты… – и Ксюша зарыдала, плавно перетекая, видимо, в ту стадию опьянения, где все начинают слёзно себя жалеть. – Ягнятину подавали, ягнятину! И еще птицу какую-то сраную – дичь!!!

И тут мне стало совсем худо, потому что после этих её возгласов, словно образы из сна, начали всплывать мутные цветные картинки с прерывистым эхом, где Роберто хвастается заказанной дичью, потом просит Ксению сказать, как по-русски будет «ягнёнок» и скрежещет, пытаясь повторить… Потом что-то громко объявляет по-итальянски на всю гостиную, и голос его звучит совсем по-другому, без этого жуткого скрежета металла по стеклу, а как-то даже величественно…

Господи, я двинулась!

– Ксюш, Ксюш, со мной что-то происходит! – Я не на шутку испугалась. – Я сейчас обрывками вспоминаю что-то про дичь, потом «ягнёнок» этот, потом он встал, объявил что-то и все мужики за ним вышли…

– Ну… да, так всё и было, а потом ты пулей вылетела из-за стола, – Ксюша успокоилась, но смотрела на меня еще с недоверием.

– Но, знаешь… Это всё я помню, как сон. Как будто это всё мне показалось, а вот оленина, этот скрежет стула по полу, как Роберто ко мне подскочил – это было так, блин, реально, как на самом деле! А из этого совсем ничего что ли не было…? я ничего не по… а ну-ка залепи мне пощечину, а то меня сейчас стошнит… – Я резко развернулась к ней, но всё мгновенно закружилось, и если бы не Ксюша, то я бы не удержалась на ногах.

– Так, для начала – успокойся. Так бывает… – она сама испугалась и тут же размякла окончательно, – ты устала, почти двое суток толком не спала, выпила на голодный желудок… Слушай, а ты никакие таблетки не принимаешь? Может, успокоительные или гормональные какие-нибудь? Не пила сегодня ничего такого, я слышала, что какие-то таблетки, если смешать с алкашкой, могут глюки вызвать.

– Нет, я вообще таблетки редко пью, – я присела на скамейку под деревом с пышными белыми цветами, куда мы тихонько приковыляли под ручку.