Раздробленный свет (ЛП)

Внезапно Лили начинает дышать с трудом, наклоняет голову и поднимает руку, чтобы провести ею по волосам. Первый признак чего-то неуютного, растрепанного.

— Осторожно, — говорит София, поднимая подбородок. — Ты испортишь прическу перед камерами. — Теперь она тянет время… время для меня.

— Вряд ли, — отвечает Лили, но за ее весельем скрывается напряжение. — Они пытаются прорваться. Я им не позволю. — Слова произносятся шепотом, почти про себя, при этом ее взгляд устремлен на разлом, на дверь в ее Вселенную.

— Лили, я… — месье Лару хочет что-то сказать, но Лили останавливает его поднятой рукой.

— Извините его, — говорит она с такой легкостью, будто он доставляет неудобство, как какой-нибудь дядя, который слишком много выпил за обедом. — Семья. Знаете, как это бывает.

София делает шаг вперед, и хотя все ее тело сотрясает дрожь, какая-то сила удерживает ее позвоночник прямо.

— Нет, — говорит она тихо, но отчетливо.

— Прошу прощения? — Лили поднимает одну бровь.

— Мой отец умер, благодаря тому, что он сделал. — София указывает дрожащим пальцем на Лару. — Так что у меня больше никогда не будет шанса узнать, как оно бывает. Джубили потеряла родителей из-за того, что он сделал. Флинн потерял сестру в войне, вызванной тем, что он сделал. Гидеон потерял брата, благодаря тому, что он сделал. И Тарвер… — ее голос срывается, и она судорожно втягивает воздух, заставляя себя продолжать. — Тарвер потерял Лили из-за того, что он сделал.

Я делаю еще один шаг вперед… я уже так близко к разлому, что голубые искры освещают мне путь. Треск электричества искажает их голоса в моих ушах, заставляя каждый волосок на моих руках встать дыбом. Создается впечатление, что каждым шагом я будто прохожу сквозь паутину.

Они пытаются прорваться.

Так она сказала. Она имеет в виду остальных шепотов. Синие искры вспыхивают и толкаются, центр разлома ярко светится. Они пытаются прорваться… а она не хочет этого.

Это значит, что она не хочет, чтобы они попали сюда?

— Получается, вы не можете простить его, — предполагает шепот под кожей Лили, глядя на дерзкую фигуру Софии. — И все же вы, кажется, возражаете против его наказания. Вы же должны это приветствовать.

— Нет, — снова говорит София.

— Нет?

— Каждый из нас держал свое сердце открытым, несмотря на то, что он сделал. — Руки Софии сжаты в кулаки. — В нас осталась любовь. В нас осталась вера. Даже этот монстр чувствует любовь. Он позволил своей любви к дочери управлять его действиями.

— Любовь, — повторяет Лили пропитывая это слово крайним отвращением. — Когда-то мы думали, что ей можно восхищаться, научиться ею от вас. Оказалось, это просто часть болезни, которую вы называете человечеством.

Флинн и Джубили стоят бок о бок, переплетя руки. В другой руке Флинн сжимает оружие, сжав челюсти.

Тарвер смотрит на Лили, на его лице написано отчаяние.

— Любовь, — эхом отзывается София, но с нежностью, болью в голосе, которая является полной противоположностью этому отвращению. — И доверие. И самое главное, о чем ты забыла в своих разговорах о судьбе и предопределенных путях… выбор. Вот что делает нас людьми. Любовь и доверие — это то, что мы все выбирали несмотря ни на что, снова и снова.

Любовь и доверие. Вот, что делает нас людьми.

Они могли бы быть со мной, если бы я только мог прыгнуть. Если бы мы только могли прыгнуть.

Я вытаскиваю флэшку из кармана и медленно, осторожно переношу свой вес вперед. Луч света, проникающий через разрушенный корпус «Дедала», освещает мое лицо, когда я подхожу ближе, и София поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Жаль, что у меня не было возможности сказать ей.

Агония горит на лице солдата, когда он понимает, что я не его девушка. Ужас захлестывает тысячи разумов, когда корабль начинает падать. Миллионы голосов смолкают, когда вспыхивает город. Легкость, с которой я могу крутить их умами, вся сила этой девушки теперь моя.

Все это меркнет по сравнению с тем, как рушится разум голубоглазого. От его отчаянного желания верить, что я все еще его Лили, все еще его маленькая девочка в его руках с волосами персикового цвета и мечтательными голубыми глазами. Месть гораздо слаще, чем я мог себе представить.

Его я оставлю напоследок. Я позволю ему увидеть меня, понять сердцем, что я забрал у него дочь, пока он пытается убедить себя во лжи. Пытка в его собственной душе гораздо сильнее, чем любая боль, которую я мог бы причинить ему сейчас.

Но остальные люди… они заслуживают справедливости.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

СОФИЯ

МНЕ ПРИХОДИТСЯ ОТВЕСТИ ВЗГЛЯД. Я не могу позволить Лили проследить за моим взглядом и заметить Гидеона, и я не могу позволить Джубили или Флинну увидеть его, на случай, если они запаникуют и попытаются застрелить Лили. Но я не могу оторвать от него глаз. Голубое сияние разлома омывает его лицо.

Я чувствую на себе взгляд Лили. Ее ненависть едва не ставит меня на колени. Там ничего нет, ни намека на то, что девушка, которую я встретила на «Дедале», все еще там. Затем она поворачивается и видит Гидеона, наполовину скрытого за разломом.

В мгновение ока все разворачивается кадр за кадром: Тарвер ныряет за Лили, отчаянно пытаясь дать Гидеону шанс с вирусом… Джубили выхватывает оружие у Флинна и перекатывается в поисках укрытия… Лили выбрасывает руку, чтобы отбросить в Джубили упавший кусок мрамора, лежащий у дальней стены… Флинн издает бессловесный крик и бежит к Джубили, которая теперь лежит неподвижно.…

Лили поворачивается к Гидеону. Она рычит от ярости, вызывая невероятный рев из своих человеческих легких. Она поднимает обе руки, и корабль вокруг нас начинает завывать с ней дуэтом, скручивая металл и вырывая его из швов. Дрожь пробегает по всему этажу, и пол под Гидеоном яростно дергается, заставляя его упасть со своего места у разлома.

Кажется, что он висит в воздухе вечно, как и мое сердце с ним. Затем он падает на пол, флэшка вылетает из его руки. Он оказывается на четвереньках, бросается за ней. Я предупреждающе кричу, когда отрывается кусок крыши и падает прямо на флэшку, вдавливая ее в пол. Он вдавливает в пол все наши последние надежды, и меня отшатывает. Дыхание вырывается из легких.

Огромный пласт потолка рушится на разбитую люстру, лежащую на полу, поднимая в воздух брызги сверкающего стекла. Я ныряю в укрытие, когда смертоносные осколки дугой проносятся по воздуху.

— Лили, пожалуйста! — кричит Тарвер, пробиваясь к ней, когда она поворачивается к разлому, который теперь пульсирует ярче, чем когда-либо, отбрасывая синий свет на каждый сантиметр разрушенного бального зала. Я больше не вижу ни Флинна, ни Джубили, ни месье Лару.

Лили даже не оборачивается. Она просто поднимает руку, и Тарвер отлетает. Он с тошнотворным шлепком ударяется о стену. Пистолет вываливается из его руки и рикошетом отскакивает от вздымающегося пола, падая к моим ногам. Как только он, шатаясь, оказывается в вертикальном положении, его взгляд сосредотачивается на мне.

Пистолет в пределах досягаемости. Вирус может и пропал, но у нас все еще есть шанс. Все, что мне нужно сделать, это наклониться и поднять его. Нацелить его на сердце Лили. Она стоит лицом к разлому. Я успею пошевелиться прежде, чем она обернется.

Мгновение зависает, энергия из разлома поднимает волоски на моей коже, потрескивает на моем лице, наполняя мой рот привкусом металла.

Гидеон, шатаясь, поднимается на ноги, и наши глаза встречаются. Я сказала ему, что он не знает меня и не может любить. Не может доверять, значит не может любить меня.

Но дело было не в этом. Речь никогда не шла о Гидеоне, или о желании подпустить его к себе, или веры, что он из тех людей, которым может понравиться то, что он там найдет.

Это всегда была я. Я так долго убеждала других доверять мне, что больше не доверяю себе сама. Своему собственному сердцу. Собственным инстинктам и вере.