Страница 48 из 89
— Где разлом? Где шепоты?
— Дорогая, — он вытягивает обычно невозмутимое лицо. — Понятия не имею, о чем ты говоришь, но это может подождать, иначе мы опоздаем.
В голосе Тарвера слышится сталь.
— Все здесь понимают, о чем мы говорим. Ответьте на вопрос. Где последний разлом?
Месье Лару смотрит на него куда менее ласковым взглядом.
— Шепоты? Разлом? Откуда ты взял эти сказки?
— От меня, — отвечает Лили сквозь зубы.
— Он же на Коринфе, не так ли? — холодно спрашивает Гидеон. Он, по крайней мере, может говорить, я же все еще заморожена, неподвижна. — Он никогда не покидал главный офис «КЛ».
— Я уверен, что не понимаю, о чем вы говорите, — отвечает Лару. — Но если вы говорите о чем-то таком большом, как один из гиперпространственных двигателей, то не имеет смысла пытаться сдвинуть его с места, не так ли?
Голос Лили сильно отличается от его… она дрожит.
— Если бы ты только знал, что со мной происходит…
Он отвергает ее слова, быстро покачав головой.
— Дорогая, просто невозможно представить, чтобы какое-то гипотетическое существо в гипотетическом разломе могло добраться до тебя из главного офиса «Компании Лару». Мы на орбите… мы слишком далеко.
— Они могут добраться до нее с другого конца Галактики, засранец, — рычит Тарвер, сжимая кулаки. — Вы должны отпустить их и отправить обратно.
— Мальчик мой, — говорит Лару, вставляя какой-то механизм в свое ухо, возможно, какое-то устройство связи. — Как бы мне ни хотелось вас облагодетельствовать, в следующие несколько дней я слишком занят, чтобы сидеть здесь и обсуждать все это с вами. Лили, пойдем со мной. — Он наполовину поворачивается в сторону лестницы, словно ожидая, что Лили послушно пойдет за ним.
— Нет, — говорит Лили тихим, натянутым голосом. — Не в этот раз, папа. Я не могу продолжать в том же духе. Мы знаем о твоих экспериментах, об Эйвоне, о шепотах, о разломах… обо всем этом. И ты знаешь, что мы знаем. Мы не можем продолжать скрывать это, притворяясь счастливой семьей. Ты… ты уничтожаешь меня этим.
Спокойный на внешний вид Лару немного напрягается.
— С тобой все хорошо, — настаивает он. — И даже если этот разлом, как вы его называете, затрагивает тебя, есть гораздо лучшие способы обезопаситься от него, чем разрушить работу всей моей жизни. — Он с улыбкой касается устройства над ухом. Такие же жесты я видела у людей в главном офисе, когда они собирались использовать разлом на мне.
Осознание обрушивается на меня, как ледяной взрыв.
— Конечно, — шепчу я, от гнева у меня дрожат руки. — Вы никогда не создадите оружие, которое можно было бы использовать против вас. У вас есть способ сделать себя неуязвимым.
— Умная девочка, — отвечает Лару, его притворство исчезает. И хотя эти слова выглядят как комплимент, тон его жесток. — Ну что, мы здесь закончили? Они должны раздавать шампанское во время наших тостов.
— У вас была возможность. — Мой голос звучит тонко и напряженно, и мне приходится моргать, чтобы прочистить глаза от яростных слез. — У вас было средство, которое могло спасти всех на Эйвоне.
Лару приподнимает брови.
— Я искренне сожалею о тех смертях. Но всегда нужно быть готовым идти на жертвы в погоне за прогрессом. Если это принесет вам хоть какое-то утешение, подумайте, как много сейчас значит их жизнь… как много значит их смерть. Они бы трудились в безвестности в своей коротенькой, бессмысленной жизни на маленькой, бессмысленной планете. Теперь они часть чего-то гораздо большего, чем они сами. — Блеск в его глазах пугает меня гораздо больше, чем сами слова. Он верит в то, что говорит, верит в это всеми фибрами своей души.
Я двигаюсь, прежде чем успеваю подумать, дрожь в моем теле утихомиривается, все фокусируется на единственной цели. Я вытаскиваю пистолет из сумочки и наставляю его на Лару. Весь мой мир сужается на его лице.
Он едва реагирует.
Я смутно слышу низкий и дрожащий от напряжения голос Гидеона.
— София, не надо. — Он в нескольких шагах от меня, слишком далеко, чтобы успеть дотянуться до меня, прежде чем я нажму на курок. — Не делай этого. Ты обещала мне, что не станешь такой.
Не обращай на него внимания, говорю я себе, сосредоточившись на человеке перед стволом.
Тарвер и Лили стоят совершенно неподвижно, но ее отец просто смотрит на меня, как на какое-то очаровательное насекомое нового вида.
— Полагаю, я не смогу уговорить вас использовать эту штуку, чтобы застрелить мистера Мерендсена?
— Папа, — прерывает его Лили натянутым голосом. Сейчас ее голос особенно похож на его, когда борется за контроль.
— Шучу, моя дорогая, — отвечает он и протягивает руку, чтобы погладить ее щеку полусогнутым пальцем. Если бы я не знала его лучше, я бы посчитала его веселым, пожилым профессором или добрым филантропом. Я сглатываю, стараясь не обращать внимания на то, как липнут мои ладони, пытаясь удержать пистолет. Лару снова поворачивается ко мне. — На самом деле я знаю довольно много об этой молодой леди, — продолжает он. — Она недавно провела с нами некоторое время, и нам, наконец, удалось идентифицировать ее. Как бы мне этого ни хотелось, она не собирается стрелять в мистера Мерендсена.
— Нет, — выдавливаю я, напоминая себе как дышать. Я не смогу выстрелить, если буду на грани обморока от недостатка кислорода. — Не в него.
— София Куинн, — продолжает Родерик Лару, как бы читая по памяти. — Шестнадцати лет, с незапятнанной биографией до ее исчезновения в пути из космопорта Эйвона в приют на Парадиз больше года назад. — Лару обращает свою улыбку на меня. — Ты не первая, кто наставляет на меня пистолет, моя дорогая. Убери это, и мы обсудим все… тебе понравится. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
— Тут нечего обсуждать, — выплевываю я в ответ, меня охватывает гнев, что долго копился. — Если вы знаете кто я, тогда вы знаете, почему я здесь. Мой отец умер из-за ваших больных экспериментов на Эйвоне.
Лару только качает головой.
— Боюсь, моя дорогая, трагические события на Эйвоне унесли так много жизней, что я не могу надеяться, что вспомню их все, но я искренне сочувствую твоей утрате.
Он ничего не знает. Он вообще ничего не знает. Он вообще не… У меня опять трясутся руки.
— София, — произносит Лили мягким голосом и когда она говорит, ее взгляд внезапно наполняется сочувствием, к которому я не готова, не от нее. — София… пожалуйста. Опусти пистолет, и вы с Гидеоном можете пойти со мной. Поговорим после моей речи. Мы поговорим обо всем. — Она не смотрит на отца, даже когда он обнимает ее за плечи. Жест такой отеческой привязанности, что становится больно в груди.
— Просто опусти его, — голос не более чем шепот, и я чувствую Гидеона рядом с собой. Он как якорь, его тепло успокаивает меня. — София, пожалуйста. Это не ты. Я знаю тебя.
— Ах да, сообщник. — Глаза Лару устремляются на Гидеона. — У нас было достаточно улик, чтобы опознать мисс Куинн, но мы так и не смогли сфотографировать вас.
Я бросаю быстрый взгляд на Гидеона, который находится всего в нескольких футах от меня, мышцы его напряжены, челюсти сжаты.
— Я не очень фотогеничен, — отвечает он.
Брови Лару хмурятся, и скульптурные черты его лица превращаются в выражение задумчивого внимания.
— Теперь, когда я вижу тебя, ты кажешься мне знакомым. — Он слегка наклоняет голову, а затем, как бы общаясь на какой-то вечеринке или на благотворительной акции, замечает: — Разве я уже не убивал тебя однажды?
Звук, который исходит из горла Гидеона, скомканный и полный боли. Это то, что размораживает меня. Мой голос возвращается ко мне.
— Ты… ты сукин сын, ты кусок… — на этот раз у меня нет проблем с поднятием пистолета. Я держу его устойчиво, отбрасывая безопасность в сторону.
Время замедляется. Я слышу, как Гидеон выкрикивает мое имя, чувствую воздушный сдвиг, когда он поворачивается, чтобы броситься на меня. Я вижу движение Тарвера, его инстинкты остры, как бритва, когда он тянется к Лили. Я вижу, как его пальцы не успевают схватить ее за руку, когда Лили поворачивается к отцу. Ее волосы вспыхивают, как пламя. Я вижу ее лицо, ее панику, сердце, отраженное в ее глазах, и, несмотря на все, несмотря на то, что мой палец сжимает спусковой крючок, несмотря на мою ненависть, отчаяние и боль, я задаюсь вопросом, было ли такое же выражение на моем собственном лице в момент перед тем, как мой папа взорвал казармы.