Раздробленный свет (ЛП)

— У нас были основания полагать, что Лару что-то планирует на торжестве. — Я уклоняюсь от вопроса доверия, пытаясь игнорировать то, как брови Флинна взлетают вверх при слове вместе. Я смотрю на девушку, Чейз, которая все еще выглядит настороженной, хотя ее рука больше не висит над пистолетом. — Что-то, что связанно с… хм…

— С разломом. — Флинн заканчивает фразу за меня, заслужив резкий взгляд Джубили и испуганный взгляд Гидеона. — С таким же успехом можно узнать слона в комнате. Или не в комнате, в зависимости от обстоятельств. — Он кивает в сторону пустого пространства, где должен был быть гиперпространственный двигатель… или разлом.

— Если ты с Эйвона, — говорит Чейз, подходя к нам, — тогда ты поймешь. Мы должны убедиться, что то, что там произошло, больше никогда не повториться.

Флинн тяжело вздыхает.

— Послушайте, через минуту здесь будет остальная часть нашей команды. Я послал им сигнал, когда мы обнаружили исчезновение разлома. И тебе будет трудно в это поверить, но…

Он замолкает. Он видит по нашим лицам, что мы смотрим мимо него, на лестницу. Во главе нее стоит Тарвер Мерендсен в своем безупречном вечернем костюме, а рядом с ним Лили Лару во всей своей великолепной красе.

Как такое возможно? Я чувствую, как пульс стучит в висках. Остальная часть нашей команды, сказал Флинн, но перед нами стоит и смотрит на нас семья Родерика Лару.

Как эти четыре человека могли оказаться в этом месте? И все вместе?

И тогда я вспоминаю слова Гидеона, когда мы впервые встретились: что он был уверен, что выжившие с «Икара» столкнулись с теми же существами, которые терроризировали Эйвон в прошлом году… с шепотами, как Флинн назвал их в своей трансляции.

Я все еще пялюсь на них, и каждая моя последняя придумка вылетает у меня из головы, когда я понимаю, что Лили Лару смотрит мимо меня. Я оглядываюсь и вижу Гидеона. Когда я вижу его лицо, мое сердце поднимается еще на одну невозможную ступеньку. Серьезное, неулыбчивое, застывшее. И когда я снова возвращаю взгляд, лицо Лили Лару становится абсолютно белым.

Ее рот открывается, губы формируются в форме слова, которое я не могу определить. У нее уходят долгие секунды на то, чтобы перевести дыхание и заговорить, а когда она говорит, это получается тонкий, испуганный шепот.

— Саймон?

*ghrá (ирл.) — любовь, в данном случае скорее всего он говорит: любимая.

Дочь нашего хранителя; зеленоглазый мальчик из серого мира; девушка, чей отец умрет и оставит ее сломленной; поэт со сталью и красотой в душе; сирота, чьи мечты имеют такую надежду…

Скоро они все будут разбиты из-за мужчины с голубыми глазами, и когда это произойдет, мы увидим, кем они станут. Ибо если они падут, как пали мы, мы отвернемся от этой Вселенной навсегда и оставим ее во тьме.

Прослеживая их пути, их возможное будущее, мы видим тусклость там, где пересекутся их линии. Сдвинься так или иначе, и они пойдут своими путями, никогда не встретятся, никогда не покажут нам, каким может быть человечество.

Но есть… шестой. Добавь его к остальным и мрак рассеется. Это не так уж трудно, потому что его путь уже близок к пути дочери нашего хранителя.

Шесть жизней, шесть нитей. Мы увидим, как они переплетутся.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГИДЕОН

ГЛАЗА ТАРВЕРА МЕРЕНДСЕНА переводятся с моего лица на Лили. Он напрягается, на его лице явно вырисовывается удивление.

— Саймон? — вторит он… имя что-то значит для него. — Саймон, парень, с которым…

— С которым она должна была быть, — заканчиваю я за него, когда Лили не делает ни малейшего намека на ответ. — Саймон, который умер за нее, Саймон, которого она забыла, как только его отправили на линию фронта. — Я не хочу смотреть на лицо Лили, но ничего не могу с собой поделать. Она смотрит на меня так, будто я воскрес из мертвых. Она смотрит на меня, будто я просто еще один призрак.

Тарверу приходится взять ее под локоть, когда они спускаются по лестнице. Она не смотрит, куда ставит ноги, и практически спотыкается.

— Что, черт возьми, происходит? — требует он, теперь игнорируя Софию. Софию, стоящую всего в нескольких футах, молчаливую и бесстрастную. Софию, которая услышала, как я раскрыл еще одну ложь. Я и не понимал раньше, как много из того, что говорил ей, было ложью. Но теперь, видя, как ложь выстраивается одна за другой… и я думал, что не могу доверять ей?

— Саймон… — голос Лили едва слышен, брови нахмурены, первоначальный шок от моего появления, начинает спадать. Самое сюрреалистичное в этом моменте то, что ни она, ни Тарвер, похоже, не думают, что я никак не могу быть Саймоном, хотя бы потому, что он мертв уже много лет.

— Нет, — в конце концов, отвечаю я. — Но ты близко.

— О, мой Бог, — шепчет она. — Гидди*.

Я не слышал этого прозвища четыре года, и оно пронзает меня, как нож. Внезапно мне хочется снова свернуться калачиком в шкафу брата, спрятаться среди обуви, схем и коллекций открыток. Я сглатываю, заставляя голос звучать ровно.

— Бинго.

Тарвер кладет руку на спину Лили… сколько раз я видел, как мой брат также прикасался к ней?

— Лили, — осторожно говорит Флинн. — Это моя подруга София, она с Эйвона. Этот парень здесь с ней. Ты его знаешь?

Заметно собравшись, Лили выпрямляется и с трудом сглатывая, говорит:

— Это Гидеон. Тарвер, он младший брат Саймона Маршанта.

Глаза Тарвера немного расширяются, и хотя он не расслабляется, его голос становится спокойнее, когда он спрашивает:

— Саймон, тот юноша, которого убил твой отец за то, что он влюбился в тебя?

— Очень верно, — отвечаю я, прежде чем успевает Лили. — Но на самом деле вы оба меня знаете.

У него сужаются глаза.

— Я не думаю, что…

— Вы знаете меня как Валета.

В тишине, которая следует после моих слов, я слышу, как София дышит. Когда я краем глаза смотрю на нее, я вижу, как она медленно делает шаг к лестнице. Я почти вижу ее мысли, когда она подумывает о том, чтобы сбежать. И, на самом деле, я не виню ее. Она до сих не оправилась от знания, что я Валет, который терроризировал ее последний год. Теперь я добавляю к этому, что я старый друг семьи людей, ответственных за смерть ее отца.

Хотя «друг» немного неточное определение.

— Это он откопал информацию, которую вы прислали нам на Эйвон? — спрашивает Джубили, уставившись на меня.

Лили игнорирует вопрос.

— Это ты помог нам установить систему безопасности? — взрывается она, наконец, преодолевая шок и на короткое мгновение становится больше похожа на девочку, которую я знал в детстве. — Но почему… зачем ты на самом деле нам помогал?

Мышцы на моей челюсти напрягаются, вспышка гнева заставляет меня скрежетать зубами.

— К какому выводу вы пришли, мисс Лару? Вы раните меня. Исторически сложилось так, что обычно моя семья не обманывала вас.

Лили делает шаг вперед, отходя от Тарвера, ее глаза смотрят мне в лицо.

— Прости, что не пришла к тебе после… — ее голос срывается, и она пытается снова. — Мне было всего четырнадцать. Я была убита горем, и это была моя вина, я не могла…

Я чувствую взгляды Флинна и Джубили, но, что еще хуже, я чувствую, как София смотрит на меня, и какая-то отдаленная часть моего ума задается вопросом, сколько из этой истории она способна собрать по фрагментам. Сосредоточься на этом. Сосредоточься на ней. Не думай о Саймоне. Кровь ревет в ушах, несется, как ветер, как шепчущие голоса. Я пытаюсь сосредоточиться на этом, а не на девушке передо мной.

— Я любила твоего брата, Гидди. — Лили замолкает, не приближаясь ко мне, хотя по языку ее тела я могу сказать, что она этого хочет. — Я никогда не хотела, чтобы с ним что-нибудь случилось. И я никогда, никогда не забуду его.

Позади нее молчит ее жених. Ему должно быть больно слышать, как Лили говорит о своей так называемой любви к другому парню, но Тарвер этого не показывает.