Северянин

Стен возглавил дезертиров и алых плащей Гварена, и под присмотром местных проповедников гонял их так, что становилось жаль бедных парней и девчонок. Кунари оказался грубым, бескомпромиссным и жестоким командиром. Его неспособность найти общий язык с чужим ему населением сгладила помощь Шиверы и ее поющих монахинь. Измученные издевательски жестокими тренировками бойцы возвращались в казармы, проклиная Стена и меня, за то, что поставил его командовать, и встречали нежные губы, нежные голоса и утешение. Проповедницы внушали им необходимость повиновения, да так ловко, что Стену не пришлось никого показательно вешать.

Нашлось место и Морриган. Сперва она боялась за свою жизнь и даже серьезно подумывала обратиться вороной и смыться из Гварена, но затем Шивера умудрилась расположить ее к себе. Причем так, что одержимая и ведьма стали почти неразлучны. Как-то раз, возвращаясь из города, я застал ее у комнат поющих одержимых, возле массивной гномьей статуи. На ней сверкало пурпурное одеяние с серебряным поясом и воротником из черного меха. В глазах сверкал энтузиазм.

— Эти «святые» невероятны, Страж. Шивера — невероятна! — восторженно сказала мне она. Я удивился такой реакции от обычно холодной и стервозной ведьмы. — Существование их невозможно и все опровергает, что мать моя мне говорила. Не демоны они и не одержимые! У них единые души! Это… обескураживает.

— Единые души? — удивился я. — Это что еще значит?

— Это… будто демонов не вселили, но слили. Как две жидкости из разных стаканов, слили в один. Шивера и Григор — не люди и не демоны. Они и то и другое. Нечто среднее! Оттого уродство, что сущность духа тени изменяет плоть. Побочный эффект! Все уроды, кроме Адриана. Только Горгона соединил душу с демоном без последствий.

— И он хочет повторить успех? В этом смысл Культа?

— Да! Шивера рассказала мне, что Адриан сплелся с демоном случайно. И демон этот непостижимо могущественный. Сила его простирается далеко за границы возможностей обычных духов и демонов. И мне кажется… моя мать такая же. Понимаешь ты меня?

— Не вполне.

— Секрет могущества матери моей Флемет, лежит предо мной точно книга раскрытая. Только дотянись и прочитай! В руках его надежно Пифия хранит.

— Откуда ты знаешь? — ухмыльнулся я. — Ты ее видела?

— Нет, — Морриган недовольно скривилась. — Она никого не подпускает к себе. Но чую я, как дрожат стены дворца от сонмов духов. Даже сейчас, могущество ее горит, точно маяк Тени. Она там, — ведьма указала на стену. — Я должна раскрыть тайну ее. Раскрыть тайну Адриана.

— Только не вздумай вломиться к ней, — чувствуя недоброе, сказал я. — Я тоже подумываю вышибить внутренние двери голосом и встретиться с этой скрытной магичкой, но делать этого не надо. Рано.

— Да знаю я, Страж. Нетерпеливой и взбалмошной когда-то я была, но не теперь. Как кобра, как паук в листве, я в ожидании останусь, покуда не откроет двери светоч знания и тайну не раскроет. Я… много лишнего тебе сказала.

Я мало что знал о Морриган и ее отношениях с Флемет. Понял лишь то, что старуха не самая хорошая мать. Ведьма диких земель делала из дочери невыносимую и одинокую стерву. Будто Флемет специально закладывала в дочь качества, способные дать женщине все, кроме счастья. Обрекая на одиночество, вновь и вновь возвращающее девушку в болота Кокари. Но в целом, Флемет далеко не самая худшая мать на свете. Я рассказал Морриган историю о девушке по имени Иллия. Хрупкой, с добрым сердцем и большими глазами, вынужденной творить чудовищные зверства по воле матери, мечтавшей стать ворожеей. Я хорошо запомнил тот момент, когда она отбила устремившийся в мое сердце кинжал и бросилась на озверевшую мать. Она дрожала, по щекам текли слезы и тут же замерзали, касаясь вихрей морозного плаща. Я стоял, парализованный, и зачарованно наблюдал за пляской льда. Вихри снега заполняли все вокруг, ледяные копья рассекали воздух, гудели порывы смертоносного ветра. Две ледяные ведьмы, объятые льдом и ураганом, сражались за жизнь и за смерть. Эту битву выиграла Иллия, но с тех пор не убила ни одного человека, найдя свое место в храме в качестве целителя. Я слышал, нет жрицы добрее, и народ Вайтрана полюбил ее.

Какова бы ни была воля родителей, мы должны идти своей дорогой. Несмотря ни на что. Историю Морриган не особо то и оценила и больше расспрашивала о ворожеях и как я их убивал. И я рассказывал эпопеи о клинке и магии, понимая, что словами: «долго, больно и очень тяжело» она не удовлетворится.

Но, пока Морриган искала ответы на свои вопросы, а Стен издевался над солдатами, я готовил план атаки.

Время поджимало. Я должен был в кратчайшие сроки подготовить армию для штурма лесных укреплений Мудреца, а потому последовавшие за пиром дни проводил в бесконечной беготне и разговорах. Всех дезертиров поставить на довольствие, одеть, обуть и вооружить — оказалось просто, а вот мобилизовать горожан — нет. Люди боялись леса, боялись Мудреца и не хотели сражаться, хоть под моим знаменем, хоть под знаменем самого Создателя, кем бы ни был этот молчаливый и бесполезный божок. Эльфы же и вовсе не рассматривали возможности повторного боя с Мудрецом и заперлись в бедном городском районе. Долийцы заняли несколько грязных, обгаженых домов недалеко от порта и четыре склада, удачно пустовавших в осенний сезон. Долийцы построили эльфинаж — послушать так бред, но тем явственнее чувствовался их ужас. Ненависть к «городам из камня и мертвого дерева» и жестоким ублюдкам шемленам уступила животному страху перед рыскающими в ночи дьяволами Мудреца.

Эльфы не обустраивались, не раскладывали большую часть имущества, показывая, что не намеренны задерживаться в городе. Но я лучше многих знал, как коварна бывает судьба, в ее умении сделать временное — вечным.

— Мне нужны ваши лучники, — сказал я, пытаясь сесть поудобнее на жестком стуле с расшатанными ножками. Небольшой склад, где Ланайя приняла меня пах крысиным дерьмом, плесенью и гнилыми овощами. Сквозь окна падали тусклые столбы света, примитивные, поеденные молью занавески трепал промозглый ветер.

Первая в Клане сидела предо мной на самодельном кресле и грустно смотрела в глаза. Личико юное — не старше семнадцати. И уже вынуждена командовать отчаявшимися беглецами. Рядом с ней стоял самый грустный эльф, каких я только видел. Тощий, с темными, почти черными синяками под глазами и длинными русыми волосами.

— Клан не будет воевать, шем, — ответила Ланайя. — Мы и так потеряли слишком многих воинов. Слишком многих мужчин и женщин. Мы бы все погибли, не сразись хранитель Затриан с Мудрецом.

— Рано или поздно он придет под стены, — возразил я, злясь на их недальновидность. — Вам все равно придется драться, хотите вы этого или нет.

— Она сказала «нет», шем! — рявкнул грустный эльф. — После того, что сделал ваш проклятый род…

— Сарел… не надо, — оборвала его Первая.

— Отошли его вон. Этот шем нам не друг.

— Возможно, но я не хочу сориться с ним. Пифия позволила нам укрыться за стенами, Сарел. Нужно благодарить ее хотя бы за эту подачку, — Ланайя горько усмехнулась и подняла на меня болезненный взгляд. — Это правда? Ты собираешься напасть на него?

— Да, и мне нужны эльфы! — я чувствовал, что теряю терпение. Там, за стенами все еще остались беженцы. Каждую ночь туда наведываются крикуны и хватают всех, кто подвернется. Мои дозоры отогнали их, но затем те вернулись. Эти эльфы под защитой, но скулят так, будто им должны были комнаты дворца выделить! — Мне нужны те, кто знает лес и может сделать несколько смертельно-метких выстрелов по вожакам!

— У нас нет таких стрелков, — подавленным тоном ответила Первая. — Больше нет, шем. Все погибли, прикрывая отход клана. У нас почти нет воинов, ты ведь это знаешь. Ты не можешь не знать. Ведь ты теперь командуешь теми стервятниками, что убили наших галл и надругались над нашими девушками? Ты теперь командуешь убийцами нашего старейшего ремесленника Вараторна? Вот и веди этих подонков в бой, а нас оставь в покое.