Страница 18 из 20
Глава 7
В поисках потерянного микроорганизма
Успехи в борьбе против возбудителей болезней впечатляют. Возможно, мы не заметили их добрые услуги – и еще пожалеем об их истреблении.
Иногда нужно очень много путешествовать, чтобы снова встретить старых друзей. Поэтому Мария Глория Домингез-Белло, профессор Нью-Йоркского университета, несколько лет назад отправилась в Венесуэлу. Ее знакомые и родственники отошли на второй план. Домингез-Белло отправилась на участок леса на берегу реки Ориноко на юго-западе страны в надежде на встречу с несколькими самыми старыми друзьями человечества.
Вдали от городов, супермаркетов, врачей, проточной воды и электрического тока биолог искала максимально подлинное сообщество кишечных микробов. Вплоть до 1970-х годов народ гуахибо еще проживал в данном регионе в качестве племени, занимающегося охотой и собирательством, прежде чем они были переселены в дома, которые были построены правительством.
Сегодня они питаются преимущественно кукурузой, корнем маниока, рыбой и при случае какой-либо дичью. Но сахар, шпик, йогурт и тому подобное, несмотря на то что они все еще живут в достаточной уединенности, не кажутся чужеродными.
Полностью не затронутыми влиянием пищевой промышленности, которую Домингез-Белло с такой радостью исключила, не жили даже гуахибо, когда профессор посетила их в первый раз. Но они явно были ближе к образу жизни, не подверженные воздействию привычных нам продуктов, чем любой житель Каракаса или Нью-Йорка.
До того как биолог смогла собрать бактерии местных жителей, она, изучившая микробиоту во всем мире, вынуждена была объяснять донорам, что именно она ищет. Так как они сначала, разумеется, сочли весьма странным тот факт, что приехала горожанка с намерением использовать пробы их естественных отходов. В этом заключалась прагматическая причина того, чтобы не продвигаться еще глубже в джунгли, поскольку более первобытно живущим народам сбор анализов кала было бы объяснить гораздо сложнее.
Домингез-Белло и ее коллеги искали – и все еще ищут – не испорченный западным образом жизни первобытный микробиом человека. Они хотят знать, что мы утратили, с тех пор как обустроили нашу современную жизнь стерильной готовой едой, стерилизованной водой, антибиотиками и родами с применением кесарева сечения. Ввиду этого ее команда осуществляла сбор не только в Амазонской низменности, но и также в деревне Малави на юго-востоке Африки. «Эти пробы на вес золота», – заявляет ученая. Даже если она знает, что они не ответят на все ее вопросы.
С промышленной революцией наше отношение к нашим бактериям существенно исказилось. Города стали чище, люди перестали жить в такой близости к скоту, как на протяжении тысячелетий до этого. Воду смешали с хлором, чтобы освободить ее от микроорганизмов, еду мыли все больше и больше, появились чистящие и дезинфицирующие средства.
Все это появилось, после того как венгерский врач Игнац Земмельвейс доказал, насколько эффективной может быть гигиена в целях профилактики смертельно опасных инфекций.
А с середины XX века отношения между человеком и микробом подвергают нагрузкам еще и антибиотики. Это имело и имеет последствия.
Бактерии покидают человека, и это вызывает вопросы. Если они так долго были с нами, что случится, когда они исчезнут?
Кем вообще были те микроорганизмы, которые населяли нас изначально? Что они делали? И следует ли нам там, где они, возможно, еще существуют, собирать их и поддерживать своего рода микробный «зоопарк», чтобы, если это окажется нужным, со временем иметь возможность снова культивировать их всех вместе или по отдельности?
Цивилизационный дефицит бактерий
Ученые, такие как Домингез-Белло, непременно объедут полмира, чтобы отыскать старых друзей. В амазонских джунглях, в саваннах Африки, в трущобах Бангладеша. До сих пор везде обнаруживалось большее микробное разнообразие, чем в пробах кала американцев. Бактерии, обитающие в жителях индустриальных стран, отличаются согласно результатам анализов по своим способностям от популяций из других местностей. Они сосредоточились на том, чтобы перерабатывать мясо и сахар, будто являясь фанатами фастфуда, в то время как бактерии из Малави, Бангладеша и Венесуэлы лучше справлялись с расщеплением комплексных углеводов из полевых культур на молекулы, посредством которых человеческий обмен веществ начинал функционировать немного лучше. Ученые даже открыли до сих пор совершенно неизвестные бактерии, которые, очевидно, полностью исчезли у жителей индустриальных стран. Под влиянием западного образа жизни количество видов сокращается почти на четверть, в некоторых случаях даже на 50 процентов. Домингез-Белло и вместе с ней растущее число исследователей полагают, что многообразие бактерий в кишечнике защищает хозяев от типичных болезней цивилизации, таких как аллергии, астма и диабет. Если рассматривать человека как экосистему, это звучит правдоподобно, в таком случае исчезновение видов – очень тревожный сигнал. Земные экосистемы обычно более стабильны, когда заключают в себе многие виды. Самое простое подтверждение этому – вредители деревьев: чем больше видов деревьев, тем труднее им причинить вред. В случае если, наоборот, имеется недостаток видов, такая система может быть быстро полностью уничтожена.
Есть одна бактерия, исчезновение которой, несомненно, бросится в глаза. Из-за своего спиралевидного тела клетки она называется Helicobacter, с фамилией pylori, поскольку была обнаружена в части желудка, который впадает в кишечник – пилорусе. Приблизительно каждый второй человек обычно таит ее в своем желудке. Только в богатых странах бактерия живет всего лишь примерно в каждом четвертом жителе, по данным некоторых исследований на детях, она была найдена лишь у шести процентов. Здесь можно было бы порадоваться, так как Helicobacter pylori несет ответственность за серьезные заболевания желудка. Так, например, в ее послужном списке три из четырех язвенных болезней желудка и почти все язвы в примыкающей к желудку двенадцатиперстной кишке. Она может стать причиной приблизительно 60 процентов всех опухолей желудка, в связи с чем Всемирная организация здравоохранения (WHO) с 1994 года причислила ее как канцероген к классу 1, к которому также относятся асбест, формальдегид или радиоактивный элемент стронций. По такому микробу-подлецу и не стоит лить слезы.
К сожалению, все это не так просто.
Жили-были французский{48} и немецкий анатомы, которые в 1875 году обнаружили H. Pylori в желудочном соке и ассоциировали его с «генезом перфоративной язвы желудка»{49}. Вскоре о микробе опять забыли, так как он не поддавался культивированию в лаборатории. На протяжении следующих ста лет причиной возникновения язвы желудка считались повышенная кислотность желудка и психические факторы, такие как стресс, пока двое австралийских ученых Барри Маршалл и Джон Робин Уоррен не выяснили, что ответственность за это несет Helicobacter pylori.
В экспертном сообществе они ломились в закрытую дверь, поскольку в то время еще считалось, что в кислой ванне желудка не сможет выжить ни одна бактерия. Только опыт Маршалла на себе в 1985 году, в рамках которого он собрал стаканчик, полный pylori, доказал, насколько точно он поразил цель своим тезисом.
Обычно язвам требуется очень долгое время, чтобы сформироваться. Инертно может пройти тридцать или даже сорок лет между заражением через загрязненную еду или питьевую воду и проявлением болезни. Желудок Маршалла воспалился в течение одной недели, и он начал принимать антибиотики в качестве антидота. Возможно, такую быструю реакцию вызвала высокая доза, в точности это не объяснено до сих пор. В 2005 году оба ученых получили Нобелевскую премию в области медицины.
48
Letulle: Origine infectieuse de certainsulcères simples de l’estomac ou du duodénum. Societe Medicale des Hopitaux de Paris. Том 5. С. 360, 1888.
49
Бёттхер (Böttcher): О генезе перфорированной язвы желудка. Дорпатские доклады (Dorpater Berichte). Том 5. С. 148. 1874.