Страница 10 из 16
Осенью инженер Горюнов подал прошение о выходе из Комиссии, и все заботы по снабжению лодки легли на плечи Михаила Николаевича.
Командиром «Дельфина» назначили капитана 2-го ранга Михаила Николаевича Беклемишева. Это был первый и, пожалуй, единственный случай в истории кораблестроения, когда создатель корабля стал его командиром – первым командиром первой боевой подводной лодки.
Вероятно, поэтому в немногочисленных публикациях уже нашего времени Беклемишева стали называть «русским капитаном Немо».
Среди русских инженеров-мостостроителей существовал обычай: когда автор проекта после постройки моста становился под его пролетом во время прохода по нему первого поезда. Так и Беклемишев первым погрузился в море на «Дельфине». Затем зачислил в первый экипаж добровольцев в составе десяти матросов и двух офицеров…
Каждое погружение в то время было риском, риском смертельным. Семнадцать раз погружался «Дельфин» под командованием лейтенанта, а впоследствии капитана 2-го ранга Михаила Беклемишева.
Дома он старался не рассказывать о своей службе. Но каждый раз Людмила каким-то шестым чувством угадывала, что сегодня Михаил опять будет участвовать в испытаниях лодки. В такие дни она места себе не находила, все у нее валилось с рук. А поздно вечером, когда усталый, но довольный Михаил шумно вваливался в дом, радостно бросалась к нему навстречу.
В тот день, 16 июня 1904 г., когда «Дельфин» должен был погрузиться в очередной, восемнадцатый, раз, Людмила, как никогда, была взволнована, на сердце, что называется, «кошки скребли…»
Михаил сказал, что едет в Кронштадт по делам службы. А за него остается лейтенант Черкасов.
– Не волнуйся, – поцеловал жену Беклемишев, но почему-то тревога не покидала Людмилу.
Восемнадцатое погружение оказалось роковым.
Вот что об этом писал в своих записках лейтенант Тьедер:
«Опытная лодка («Дельфин». – Примеч. авт.), обыкновенно вмещающая двенадцать человек, начала погружение для практики и обучения команды, имея в себе тридцать семь человек, из которых кроме командира было еще два офицера. Началось погружение на месте – лодка принимала в цистерны водяной балласт. Оставалась уже малая плавучесть. Лодка готова была погрузиться на дно, предстояло только закрыть главную крышку и уничтожить оставшуюся плавучесть.
Но в это время недалеко от места погружения проходил пароход: волна от него добежала до лодки, покрыла ее и заглянула в незакрытый еще люк. Этого было достаточно, чтобы с открытой крышкой она устремилась ко дну. Ужас смерти в первый момент сковал мысли видевших, как в закрытый люк хлынула вода. Огромная опасность, однако, быстро вывела людей из оцепенения. Бросились закрывать крышку, заработал опускающий механизм… сразу уменьшилась и стремительность потока… вот механизм стал, крышка приоткрыта. Спасение еще возможно – водой залита только часть лодки – воздуха может хватить, пока подоспеет помощь извне. Вырываются крики облегчения, но тотчас обрываются, и вода продолжает прибывать…
Крышка, оказывается, закрыта не до места; один из экипажа, ближайший к выходному люку, искал спасение через этот люк, уже был на пороге его, но подводное судно не пожелало расстаться со своей жертвой, и, захваченный в это время крышкой, человек был раздавлен ею: только кости его противостояли объятиям судна, которому он вверил свою жизнь, они-то и не позволяли люку закрыться до места.
Вода прибывала. Становилось тяжело дышать. Все способы найти спасение, казалось, были уже исчерпаны. В сознании оставались уже немногие. Они были по грудь в воде, но отчаянная борьба со смертью продолжалась. Кое-кто толпился у выходного люка. Наконец, кто-то снова попытался открыть крышку… вода быстрее кинулась внутрь; сжиженный от давления воздух стал вырваться наружу.
Невидимою рукою судьба направляла некоторых избранных к выходному люку и выбрасывала через него на поверхность воды. Так спаслось из тридцати семи всего двенадцать человек, подобранных со шлюпки, т. е. как раз столько, сколько эта лодка должна вместить во время своего нормального погружения, т. к. по проекту экипаж лодки был ограничен этим числом.
Погиб и командир (имеется в виду лейтенант Черкасов). Не имея опытности, молодой в деле подводного плавания, он погубил себя и повлек смерть большинства вверенного ему экипажа. Кто виноват?»
…Людмила шла по улице, когда ее опередила ватага мальчишек, громко кричавших на ходу:
– Быстрее. Быстрее, там миноноска тонет. Сам видел, – кричал самый шустрый из них.
Ноги сами понесли Людмилу вслед за мальчишками. Она увидела у набережной толпу зевак, сдерживаемую полицейскими, шлюпки, подбирающие спасшихся матросов, и расходящиеся кругами волны на поверхности Невы.
Голова у Людмилы закружилась, однако такое состояние длилось недолго: она увидела, как с подножки подскочившей к самой толпе пролетки спрыгнул Михаил. Она перекрестилась и, вытирая слезы, потихоньку направилась к дому.
Михаил пришел домой уже поздно ночью. Людмила, так и не ложившаяся спать, встретила его еще в прихожей. Приняла фуражку и китель и прошла с ним в спальню. Михаил не раздеваясь рухнул на неразобранную постель и уткнулся лицом в подушку. Людмила присела рядом с ним, поглаживая его по голове и повторяя:
– Ты ни в чем не виноват, Михаил… на все воля господня.
Так они провели всю ночь.
Наутро Михаил вышел на службу.
«Дельфин» затонул на небольшой глубине, и через несколько часов его подняли. Работами по его подъему и ремонту руководил Михаил Беклемишев.
Всю вину за потопление «Дельфина» специально созданная комиссия возложила на лейтенанта Черкасова…
Михаил Николаевич постоянно наблюдал за постройкой «Дельфина». Он не просто стоял рядом со стапелем, на котором собирался корпус лодки, но и давал дельные советы мастеровым, которые собирали арматуру и трубопроводы. Рабочие его уважали и нередко, обсуждая производственные «заковыки» говорили между собой:
– А наш-то не белоручка, разбирается в деле…
Особенно он сблизился с производителем корпусных работ инженером Никитой Федоровичем Кожемякиным. Тот происходил из семьи разночинцев, родом откуда-то с Волги, «окал» при разговоре и был таких необъятных размеров, что Михаил Николаевич невольно вспомнил картину Васнецова «Богатыри».
– Надо же, как имя и фамилия подходят к человеку! – нередко восклицал он, каждый раз с трудом выдергивая руку из богатырского «рукопожатия».
Никита Федорович плоховато слышал, что было уделом практически всех работающих на стапелях или в доках, где безостановочно гремели отбойные молотки клепальщиков. Их так и звали «глухарями». Это прозвище закрепилось за ними вплоть до середины ХХ века и даже позже – до полного внедрения в судостроение электросварки.
Рабочие и инженеры производственных цехов пытались вовлечь Михаила Николаевича в беседы на политические темы, но он только отмахивался от них:
– Да поймите, не до этого сейчас, – говаривал он.
Его даже нисколько не затронули революционные события 1905 года. Они прошли как-то мимо него, несмотря на то что при восстании матросов в Кронштадте серьезно пострадал его двоюродный брат, контр-адмирал Николай Александрович Беклемишев.
Судьбе предстояло распорядиться так, чтобы Михаил Беклемишев и Никита Кожемякин встретились после революции 1917 г. при весьма трагических обстоятельствах…
Между тем испытания «Дельфина» после его подъема и ремонта продолжались. Наконец был установлен, после устранения недостатков, бензиновый мотор, изготовленный на заводе Даймлера.
Испытания показали неплохие результаты. Михаил Николаевич самостоятельно проходил, причем за очень короткое время, не простой путь становления командира подводной лодки…
«Дельфин», тогда еще «миноносец № 113», посетили важные чиновники из Морского министерства и Главного морского штаба, которые все-таки решились показать его императору.
У пристани царского павильона появился император со свитой. Он принял рапорт капитана 2-го ранга Беклемишева, побеседовал с И.Г. Бубновым и пожелал им «успеха в дальнейших постройках». В память об этих событиях сохранилась плохонькая фотография, на которой фигура М. Беклемишева почти незаметна…