Лицом на ветер

Свенка тихо прошла на кухню и помылась в бронзовом тазу холодной водой, освежала лицо и руки после сна. Было холодно. Уголь кончился, не осталось денег, Рианн поискала по столу, что можно съесть после вчерашнего. И хлеб, и сыр засохли, и она погрызла их, запивая холодной водой.

Появился хозяин, поплескал водой в лицо, чтобы быстрее проснуться, молчаливый, угрюмый, смотрел мимо Рианн, будто её и не было рядом. Что так? А она-то умирала от любопытства, умом понимала — не её дело, но так хотелось знать, дошёл ли он до жены, и было ли у них что-то?

Да, он прав, его супруга это не Рианн, неужели она выперла его, и он ушёл, вернулся сюда? Вот это да!

— Когда вы вернулись? Я не слышала…

— Ты спала…

Он тоже принялся искать по столу, что можно съесть, и Рианн собрала ему то, что ещё осталось.

— Это всё, молока тоже нет. Сегодня попробую купить хлеба, да и угля нет, что-то мы совсем запустились — ничего не осталось…

Рианн поймала себя на том, что сказала «мы» и осеклась, не договорив фразу, но центурион этого не заметил, ломал кусочками засохший сыр и по одному кидал их в рот.

— Ты доделала, что хотела? — спросил, и Рианн кивнула без слов. — Я дам тебе денег на хлеб и уголь. Когда ты пойдёшь?

— Ещё рано, у Авия открывают позже, успею что-нибудь сделать, да воды ещё надо принести, осталось совсем чуть-чуть. А вы сегодня не на службе ещё?

— Нет. Сегодня ещё нет.

Рианн кивнула и вышла, села зашивать кое-что, требующее починки. А скоро пришла жена центуриона со служанкой. Вот уж кого видеть совсем не хотелось. Принялась расхаживать туда-сюда, кругом заглядывать и выговаривать что-то по-своему, под спокойным и молчаливым взглядом собственного мужа.

Марк не думал, что она придёт так рано, обычно Атия вставала поздно, вечерами сидела допоздна и утром спала долго. Что же изменило её привычки? Вчера вечером он застал её на постоялом дворе бодрствующей, они проговорили с ней почти до полночи. Он надеялся помириться с женой и думал, что останется на всю ночь, но она и слушать не хотела. С её уст срывались только претензии и требования. Для неё единственным выходом в их ситуации был только развод, за ним она сюда и приехала.

Он вспоминал их вчерашний разговор, наблюдая за перемещениями жены…

— Почему, почему, Атия, что случилось? Почему именно сейчас?

— Осенью умер мой отец, я вступила в права над наследством, я занимаюсь лавками, я уехала из твоего дома. Сейчас мне никто не указ, после твоего отца… да и ты далеко.

— Что с моим отцом?

— А ты разве не знаешь? Тебе никто не сообщил?

— Что случилось?

— Он умер ещё летом.

— Умер? Почему я только сейчас узнаю об этом? Почему никто не написал мне? Атия?

— Мой отец тогда болел, мне было некогда, я все дни пропадала у него, сама вела дела, следила за торговлей. Я не могла…

— А мама? Почему не написала она?

— А-а… — Он как сейчас видел её небрежный взмах руки. — После смерти твоего отца она почти сразу тронулась рассудком. Выходит, и она тебе не сообщила ничего.

— Тронулась рассудком?

— С горя, наверное… Выходит, она любила твоего отца, раз так приняла всё близко к сердцу… Она умерла в январе, сразу после сатурналий, извини, мне надо было сообщить тебе — я замоталась…

Марк был убит этими новостями. Оказывается, за эти полгода он осиротел, потерял всех своих близких, и ничего не знал об этом. А она сообщала об этом так буднично, так повседневно, будто это её не касалось.

Ты всегда была такой циничной, и почему я этого не замечал раньше? Если бы не развод, ты бы здесь вообще не появилась, так ведь?

— Ты привезла мне плохие новости…

— Прости, я думала, ты всё уже знаешь.

— От кого? Откуда? Кто мог мне сообщить об этом? Это должна была сделать ты! Атия, как ты можешь?

— Сейчас никто из твоей семьи не может мне указывать, у меня нет ни отца, ни братьев, я хочу освободиться и от тебя. Я приехала за разводом. Любой судья разведёт нас, ты годами не появляешься дома…

— Я — военный.

— Я знаю.

— Это всё из-за него? Из-за этого козла Авла? Это он надоумил тебя приехать сюда со своим разводом? Он там рядом с тобой? Ты всё это время жила с ним?

— При чём тут Авл?

— Почему он не приехал с тобой? Оставила его смотреть за своими лавками? Конечно, я в этом ничего не смыслю, я далёк от твоей торговли, зачем я тебе нужен — скучный военный в далёкой Германии? Так, да?

— Я могу и не разводиться, меня устраивает то, что существует сейчас. Я просто хочу избавиться от тебя и твоего ветхого дома в Риме, я не могу разрываться на два дома, на две семьи…

— На две семьи? Понятно. Ты уже давно живёшь с другим и его ребёнком, я знаю, что Марка ты родила не от меня, я это уже понял…

Она даже не стала спорить, только усмехнулась коротко и холодно, и после этой усмешки Марк решил, что не хочет больше иметь с ней ничего общего. Он ушёл среди ночи с постоялого двора и вернулся в свой холодный и маленький казённый угол с одной рабыней, без больших сбережений и богатств.

И вот сейчас Атия ходила здесь хозяйкой, всем недовольная и раздражённая.

— Почему так холодно у тебя? Это же угол, это не жильё — это собачья конура, волчье логово! Где ты спишь? Что ты ешь? Где твои вещи? Разве можно здесь жить? У меня в Риме рабы живут лучше!

Марк ничего не говорил ей, молча смотрел и думал. Трудно себе представить, что эта женщина могла бы ухаживать за ним после ранения, стирать окровавленный бинты, поить из чашки и терпеть, терпеть всё, что выпадает на долю жены военного.

Ах, отец-отец, зачем ты женил меня на этой женщине? Почему не нашёл ту, что была бы рядом и всё выносила вместе со мной? Как там в супружеской клятве сказано «Где ты, Кай, там и я, Кайя»? Разве была бы она когда-нибудь со мной? Никогда даже вопрос не поднимался поехать сюда вместе, это немыслимо было годы назад и тем более, сейчас. Она приехала сюда только раз, чтобы потребовать своего развода.

Рабыня закончила шитьё и принялась собираться уходить, набрасывала тёплый плащ, искала корзину, с которой обычно ходила на Форум за покупками. И тут Марк впервые за всё это время заговорил:

— Уходишь? Надолго? Когда вернёшься? Подожди, я дам тебе денег на хлеб…

Рабыня вздрогнула и прикрыла глаза, когда Атия начала ругаться:

— О чём вы там разговариваете? Говорите на нормальном языке! Что вы говорите там по-своему? Гелла, — крикнула свою рабыню-германку, — о чём они говорят? Что он сказал ей?

Рабыня перевела, и Марк спокойно посмотрел в лицо жены, выдерживая её взгляд, произнёс твёрдо:

— Прекрати орать. Не веди себя, как последняя торговка на Форуме. Хотя, чего я от тебя хочу, ты и есть торговка на Форуме… Скорей бы вернуться в свои лавки, к своему мясу, так?

И она бросилась на него, стараясь вцепиться с лицо. Но центурион успел поймать её за запястья обеих рук и держал на расстоянии.

— Пусти! Пусти, ты… Убери свои руки!

Марк оттолкнул её от себя. Атия шумно дышала, зло кривя лицо. Она не казалась уже такой красивой, как казалась когда-то.

— Ты… ты… Как ты смеешь?

— Ты приехала сюда за разводом, и ты его получишь. Подавись. Я не хочу от тебя ничего. Забирай всё! Можешь продать мой дом и купить себе ещё одну лавку. Плевать! К Плутону всё! Я не хочу тебя больше видеть, твою ложь и враньё. Живи там со своим Авлом и его сыном… Чем скорее ты уедешь, тем лучше. Сегодня же пойдём к судье и потребуем развести нас, надеюсь, ты привезла с собой хоть одного свидетеля против меня. Я же скажу, то ты никогда не была мне верна и сына родила от другого… Ты ещё заплатишь мне штраф за свою распутную жизнь, я постараюсь выиграть этот проклятый суд! Ты ещё пожалеешь, что приехала сюда и что-то требуешь. Вот увидишь.

Атия долго молчала после его слов, потом позвала рабыню и ушла, громко хлопнув дверью. Только после этого ушла и Рианн.

Весь следующий день он был где-то в городе, Рианн отвлекалась работой, что уж он делал и где, она не знала. Доработала до поздней ночи и легла, не гася света, уже засыпая, слышала, что пришёл и центурион. Ходил по комнатам, наверное, раздевался с улицы, а потом, к великому её изумлению, забрался к ней на ложе и под одеяло. Рианн сонно запротестовала, когда мужские ладони принялись ласкать её тело.