Лицом на ветер

— Эрна, она из свенов, она работает у него, она переводила нам… В прошлый раз её не было, и я не знаю о новых ценах… Если бы я знала, я не стала бы работать на него… Я нашла бы другого лавочника…

— Что она говорит? — вмешался Децим. — Эти проклятые варвары, они всё время трещат по-своему, она обвиняет меня, верно? Проклятая рабыня!

Марк выставил ладонь, останавливая поток лавочника, посмотрел на свою рабыню. «Она боится всего здесь, как же она боится…»

— Отдай ему ткань и получи деньги, как он говорит.

— Но… — Она заметно растерялась от его приказа. — Это моя работа… Это нечестно… Так не должно быть…

— Отдай ему ткань, — повторил он, отделяя каждое слово, глядел ей в глаза. Свенка ещё сильнее прижала ткань к груди обеими руками.

— Этот человек — обманщик! Как вы можете ему верить? Я… — Он не дал ей договорить, обрывая её слова тяжёлой пощёчиной, у самого аж в руке загудело, а уж у свенки-то точно зазвенело в ушах.

Рианн не ожидала удара и, оступившись назад, упала на колено в холодную лужу после вчерашнего дождя. Ткань из рук упала рядом в ту же самую лужу.

— Забирайте свою ткань и заплатите ей за работу по своей цене, — сказал лавочнику холодно, — и не приходите сюда больше.

Децим схватил ткань из лужи, даже не побрезговав, швырнул рабыне несколько медных монет из потного кулака и поспешно пошёл из крепости. Марк проводил его взглядом, рядом над ухом шепнул Дикс:

— Вот урод… редкий гад…

Марк перевёл взгляд на рабыню. Та уже поднялась из лужи, грязная вода стекала с подола её платья и плаща, мокрым был даже кожаный сапожок, а на улице дул ветер. Свенка не смотрела на хозяина, молча стирала тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ.

— Иди домой…

Подняла на него серые глаза, и в них стояло разочарование, словно весь мир вдруг ополчился против неё.

— Я думала, вы — справедливый человек…

— Иди домой, — повторил он ей.

— Этот человек — обманщик… — снова начала, но центурион перебил её:

— Этот человек — римский гражданин, а ты — рабыня! Помни своё место! — Его ответ прозвучал грубо, и Рианн нахмурилась, не сводя взгляда с лица господина, шепнула:

— Но сегодня ночью… — Он снова грубо перебил её:

— Что, сегодня ночью? Что ты себе возомнила? Ты забыла, кто ты? Помни своё место! — повторил ей опять. — Всё, иди домой, если у тебя есть вопросы, ты задашь их позже. Понятно? Разойдись! Что вы собрались тут все? Представление окончено! — Он разгонял любопытных легионеров.

Через плечо глянул на рабыню. Та, сидя на корточках, собирала свои медяки, подол платья тонул в грязной луже, а ещё она украдкой вытирала слёзы. Да, давно он не видел её слёз, есть из-за чего поплакать. Да и не бил он её тоже давно, ещё с того побега, когда искал её и разозлился. Ничего, сегодня вечером мы ещё поговорим об этом.

Вечером он вернулся уже по темноте. Рабыня была на кухне, сидела у жаровни, заметив его, медленно поднялась на ноги. Марк сразу же прошёл на кухню, ища её, заговорил первым, набросился, даже ещё не раздевшись с улицы:

— Что это за номер? Проклятье! Почему я должен вмешиваться в твои дела? Что за ерунда? Теперь ты постоянно будешь являться ко мне на службу?

— Это не я… это всё он…

— Заткнись! Я не хочу слушать этот бред!

— Он — обманщик! — Рианн повысила голос, и центурион замахнулся на неё, но рабыня отшатнулась, глядела огромными глазами. Потом заговорила:- Выходит, можно быть кем угодно, но, если ты римский гражданин, это всё оправдывает, так? Даже, если он, и, правда, лжец и вор, он не виноват. Виновата только я? Так?

— Так, — согласился он.

— Потому что я — рабыня, а он нет. Потому что я — свенка, а он — римский гражданин. Так?

— Так.

— Потому что он может обманывать всех, присваивать мою работу, а моё слово против него ничего не значит. Так?

— Так.

— Но так не должно быть! — Она покачала головой, не соглашаясь со всем этим, и снова повысила тон голоса. Но центурион не попытался ударить её на этот раз.

— Именно так и должно быть, его защищает закон и Рим, он — гражданин, он — свободный человек, и правда всегда на его стороне.

— Поэтому вы и приняли его сторону?

Он помолчал, глядя ей в лицо.

— Даже если ты права, твоё слово — ничто по сравнению с его словом, любой судья будет на его стороне, а ты только получишь плетей или я буду платить за тебя штраф.

— Но ведь так не должно быть.

— Надо было заключать с ним письменный договор, но договора с рабами не заключаются, нужны хотя бы свидетели, а твоя — как там её? — Эрна — такая же рабыня, как и ты, тем более, она его рабыня. Я не хочу об этом разговаривать! Мне не нужны скандалы на службе, не надо выставлять меня дураком при моих подчинённых. Ты понимаешь это? Зачем вы припёрлись в крепость?

— Это не я… Он сам потащил меня туда… Искать вас… Он знал, что вы — мой хозяин…

Рианн вздохнула и медленно опустилась на трипод, устало прикрывая глаза. Всё, что вдруг зародилось в ней после прошедшей ночи, та какая-то вдруг хрупкая нежность по отношению к нему — всё вдруг рухнуло водночасье после той пощёчины. Она — рабыня. Была ею для него и останется навсегда. Чего она хотела? Чего-то другого? Наивная дура. Он всегда будет относиться к ней только так, она — рабыня, свенка, варварка, как он говорил и не раз. И разбитая губа, опухшая сейчас, об этом ей должна напоминать.

— Зачем тебе вообще всё это надо? Зачем ты связалась с ним, с этим Децимом? Зачем ты работаешь на него?

Рианн исподлобья посмотрела на центуриона и ответила:

— На эти деньги я покупаю уголь, хлеб и молоко…

Он на миг лишился дара речи. Вот оно в чём дело. А он-то думал, на что она умудряется покупать продукты и уголь? Никогда не жаловалась, никогда не просила ещё. Вот в чём дело. Она тратила свои деньги, чтобы кормить его и обогревать эти комнаты.

— Вы же сами знаете, какой это труд, я же работаю и днём, и ночью, а этот римский гражданин присваивает весь труд себе. Он уже несколько раз снижает цену, а я должна молчать. Я скоро превращусь в его рабыню и буду работать на него бесплатно.

Марк не знал, что ей сказать на это. Она права. И сегодня он ударил её незаслуженно, но по-другому нельзя. Он потянул завязки плаща, ставшего вдруг тяжёлым, пошёл раздеваться. Рабыня поит и кормит его, женщина, девчонка, а он ничего не может сделать. Пока не настанет весна, и им не повысят жалование.

Просто все свои сбережения за последние два года он потратил на покупку этой рабыни. Она дорого ему обошлась, но он захотел её, как только увидел, как только Крикс показал её. Она понравилась ему сразу, светловолосая, сероглазая свенка.

Завтра же надо будет продать всё лишнее и отдать ей деньги, не хватало ещё, чтобы рабыня содержала его, пусть покупает хлеб, молоко, уголь и всё остальное.

Он вернулся на кухню и сел за стол, нет, он редко привередничал в еде, поэтому поел то, что было — хлеба и молока. Рабыня молча сидела рядом.

— Я достану денег, тебе незачем этим заниматься…

— Завтра я попробую узнать в других лавках…

— Зачем? — Он резко глянул на неё.

— Я буду работать. Я не могу просто сидеть, сложа руки, я умру здесь от безделья. — Рианн упрямо выдерживала его взгляд. — Простите меня, я не хотела выставлять вас перед другими в дурном свете… Просто, так получилось… — Опустила взгляд.

— Ладно.

Ну, ладно, так ладно. Рианн поднялась и ушла к себе, разделась и забралась под одеяло, сверху накинула свой плащ, чтобы было теплее. Центурион чем-то там гремел, видно, перекапывал свой сундук с вещами. Рианн обычно туда даже не заглядывала.

Конечно, она слишком доверилась ему после вчерашнего, подумала, что может рассчитывать на его поддержку, но он остаётся собой всегда и везде. Она для него всего лишь рабыня, он просто спит с ней, когда ему это надо.

От воспоминаний прошлой ночи потеплело в животе, кровь быстрее пошла по венам, она даже ощутила некоторую тяжесть и влагу там. О, Фрейя! Всё не прошло даром, она продолжает жить воспоминаниями и, наверное, её тело хотело бы повторения вчерашней ночи. Но вряд ли она сможет довериться ему, как это было вчера. Вчера ей даже было жаль его, хотелось хоть чем-то помочь ему, но сегодня…