Княжна

Я чувствовала на себе его взгляд постоянно, когда он был рядом. Если во время разговора, то он смотрел на меня с нежной и мягкой улыбкой. Помимо разговора, если я чувствовала, что он смотрит и оборачивалась, он отводил взгляд и я не успевала понять его выражения. Я всего этого откровенно не понимала. Пора было уже решать что-то, как-то объясниться. Мне начали сниться странные сны. Нет, не такие, как тогда, но близко… близко. Я боялась повторения своего кошмара, боялась разбудить Валенсию и графа… Какие там звуки я тогда издавала — я не знала. Его молчание начинало меня раздражать, и я иногда смотрела на него с откровенным ожиданием, но нет — ничего не менялось. Он делал вид, что все так и должно быть. Что так и надо. Этой части их плана я не понимала, никакого смысла в его действиях не видела.

В один из вечеров граф опять ушел в мужское общество, а мы, сыграв пару пьес, разговорились о простонародной музыке. Я была в этом вопросе подкованным специалистом потому, что мои оперные родители в семейном кругу обожали исполнять песни российские народные и советских композиторов — из кинофильмов.

В доказательство того, что простые песни могут быть красивыми и наполненными глубоким смыслом, я вызвалась исполнить отрывки из некоторых. На улице уже стемнело, вечерный воздух, казалось, можно было пить — таким он был густым и свежим, настоянным на ароматах леса. Небо совсем очистилось от облаков и на нем ярко обозначились звезды. В лесу что-то покрикивало и попискивало, в общем — на улице было хорошо и мы решили посидеть там.

Накинув на плечи теплую шаль и присев на ступеньку входной лестницы рядом с Валенсией, я начала тихонько напевать: — Что стоишь, качаясь, тонкая рябина, Головой склоняясь до самого тына…

Потом настал черед песни из фильма:

— Огней так много золотых

На улицах Саратова.

Парней так много холостых,

А я люблю женатого.

Эта тема заинтересовала Валенсию. Она кивала и умоляющим взглядом просила продолжать. Я допела до конца:

Его я видеть не должна -

Боюсь ему понравиться.

С любовью справлюсь я одна,

А вместе нам не справиться…

Помимо горестного вздоха Валенсии, из огромного куста возле дворцовой стены послышался шорох, треск и придушенный возглас шепотом со знакомой Мишкиной интонацией: — Ох, ты, зар-раза…

Я вскочила, метнулась со ступеней и с воплем «Миша!» кинулась на шею выступившей из куста темной фигуре. Меня приняли в объятия. И рост, и другие какие-то ощущения — запах, что ли, или ощущение знакомого удушения, но я почувствовала неладное и попыталась отстраниться. В ответ услышала мучительный стон, и мой рот накрыли поцелуем. Испуганно дернувшись, граф изменил угол наклона своей головы, а меня накрыло незнакомой негой. Он осторожно прижимал меня к себе, погрузив другую руку в волосы на затылке, не давая отстраниться. Поцелуй продолжался и продолжался. Кружилась голова и подламывались ноги. Я цеплялась за его одежду и тянулась на цыпочках вверх, не желая прерывать свой первый в жизни настоящий поцелуй. Наш совместный полувздох-полустон прозвучал слишком громко, и я пришла в себя. Отстранилась — он смотрел на меня с тревогой и нежностью. Боялся, что я начну сопротивляться и возмущаться? Я улыбнулась и опять потянулась к нему, закрыв глаза.

Куда делась моя компаньонка — кто знает? Мы с ним долго еще сидели на ступенях подъезда — он грел меня своими руками, обнимая и прижимая к себе. Кутал в шаль, пересадив к себе на колени. Мы не сказали ни одного слова. Они могли все испортить. Я вполне могла ляпнуть что-то не в тему из-за волнения, а его слова по привычке истолковать по-своему, перекрутив и извратив их смысл. Вместо слов говорили прикосновения — нежные, бережные, судорожные вздохи и дрожь, пробегающая по телу Рома. Он выцеловывал мое лицо, взяв его в ладони, а у меня губы расползались в улыбке — перед глазами стоял тот сон. Я в ответ гладила его лицо своими руками и целовала легко и невесомо, не так, как во сне. Он потом затихал надолго, уткнувшись в мои волосы, а я, лежа на его груди, слушая постепенно успокаивающийся глухой стук его сердца, замирала от счастья. Заодно решала, что теперь буду мыть голову каждый день и еще что-то глупое и счастливое в этом же ключе. Вот найти бы еще способ сообщить родителям и Мише, что у меня все хорошо… Почти под утро Ром на руках отнес меня сонную к двери моей комнаты, поставил на ноги и, открыв дверь, легонько подтолкнул внутрь.

Я услышала единственные слова за всю ночь: — Я сейчас еду просить твоей руки. Ты согласна?

Повернувшись к нему и сонно улыбаясь, я ответила: Да. Да….я согласна.